Одно имя. Всегда, неизменно

Кайл не собирался следить ни за кем, просто гулял после уроков в парке, думал о чем-то своем. В последнее время ему нравились такие уединенные прогулки. И, незаметно для себя, он забрел в отдаленную часть парка, небольшой тупик за оградой. Там часто обитали влюбленные парочки. День солнечный и ясный, как последний отголосок эха в сентябре. В такую погоду бродить по старому парку – одно удовольствие. Вокруг полно красок, самых разных, лимонно-желтых и апельсиновых, кораллово-красных, бледно-зеленых и золотых. Если бы Кайл был художником, то использовал бы их все, но рисовать он не умел, поэтому делал единственное, что мог – это смотрел. Внезапно Кайл слышит знакомые голоса за оградой и останавливается на пол пути. Потом зачем-то подходит ближе. Еще ближе. Смотрит сквозь увитые плющом железные прутья старой ограды. Постелив на траву большой плед, как покрывало, сидят парень и девушка. Картман и Хайди. Подслушивать чужие разговоры – некрасиво. И Кайл об этом знает лучше всех, ведь он же такой правильный, главный после Венди отличник и зубрила в классе. Он не должен подсматривать, но почему-то застывает на месте и никуда не уходит. - У тебя красивые глаза, - говорит Картман, - Когда я смотрю в них, то забываю, как дышать. Кайл видит, как застенчиво она улыбается от этих слов, а когда Картман накрывает ее руку своей, вздыхает. Сам же Кайл в этот момент забывает, как дышать, словно что-то резко сдавило горло, поэтому хватается руками за холодные металлические прутья и сжимает их изо всех сил. - Эрик, это так мило, - колокольчиком звенит девичий смех. Кайл хочет бросить ее смех на землю и растоптать, как топчут в полях цветы злые задиристые мальчишки. Он не знает, откуда взялась в нем эта ярость, и она его пугает. - Когда я вижу твои губы, то хочу их поцеловать. Эрик Картман говорит странные, непривычные вещи. Неужели он вообще способен на такие чувства? Потом он притягивает к себе Хайди и целует. С каким-то мазохистским наслаждением Кайл наблюдает за этим, смотрит, как руки девочки обвивают шею Картмана, как соприкасаются их губы – это так красиво. И больно. Можно убежать прямо сейчас – быстро и тихо, без оглядки, дать себе клятву забыть все. Но от того, что он слышал и видел, никуда не сбежишь. Как же сильно он ее любит. Эта мысль заставляет сердце разбиваться в пыль. Когда успел только, всегда же был рядом, смотрел своим испепеляющим взглядом, усмехался, придирался. Старательно вызывал к себе ненависть и жгучее раздражение. И как-то незаметно для себя Кайл привык к нему, и стало казаться, что они безраздельно принадлежат друг другу. А потом появилась она, и у Картмана не осталось ни сил, ни желания ненавидеть Кайла. Кайл кусает губы. Он представляет как выходит из тени, видит их растерянные лица, а потом, не говоря ни слова, переворачивает дурацкую плетеную корзинку с едой, выливает содержимое дурацкого термоса на голову этой дурацкой девчонки. Что это еще за идиотский пикник, будто украденный со старых открыток? Но, конечно, Кайл не имеет права выйти из тени. Он вообще не должен был этого видеть и слышать. Поэтому перестает так отчаянно цепляться за холодные металлические прутья ограды и на цыпочках делает маленький шаг назад. Потом еще один. И так пока не заставляет себя развернуться и пойти прочь, туда, где нет знакомых лиц и голосов. Кайл быстро сует в уши наушники и слушает первый попавшийся трек. Он, конечно, не знает, что Эрик сейчас в этот самый момент думает о нем. Смотрит в карие глаза Хайди и видит другие, зеленые, вечно серьезные, за которые он готов умереть. Видит бледную кожу с россыпью медовых веснушек на носу и щеках. Гладит руками русые волосы девушки и мечтает ощущать под пальцами непослушные рыжие пряди. Чтобы случайно не забыться, Картман повторяет про себя как мантру: «Хайди Тернер, Хайди Тернер, Хайди, Хайди…» Но в сердце лишь одно имя - всегда, неизменно. Кайл. Мерзкий ненавистный жид, чертов моралист, заноза в заднице, затычка в каждой бочке. Когда Картман закрывает глаза, то представляет, что Кайл сейчас напротив него, и жадно впивается в мягкие желанные губы, кусает их до крови. Он так сильно хочет этого, что даже страшно. Хочет как никогда и никого в этой жизни. Хайди наслаждается этим прекрасным днем, не зная, что весь он полностью, вплоть до малейшего жеста, не для нее. Картман может говорить ей легко и просто, те слова, которые он ни за что на свете не скажет этому еврейскому недоразумению. - Я люблю тебя, - выдыхает он в тишину сентябрьского дня, глядя в смеющиеся темные глаза. Я люблю тебя, Кайл, будь ты проклят.