Кофта Картмана была мягкой, а его возмущенный бубнеж – на удивление убаюкивающим. Откуда-то вдруг взялось ощущение, будто он всегда так засыпает на этом плече, прижимаясь к нему щекой. Мальчик слегка поерзал, устраиваясь, чтобы не сползти ненароком, и сквозь пелену сна услышал, как жиртрест говорит что-то про его пидарские замашки, и от этого возмущенного шепота в самое ухо становилось так щекотно. Какой же он хороший, этот Картман.

- Кайл. - Чего тебе? – раздраженно спросил Брофловски, - я, между прочим, почти заснул. - Я тебя люблю.

Кайл все еще ощущал себя пьяным и каким-то безрассудным, поэтому он внезапно ухватил Картмана за лацканы пиджака и сказал, глядя ему в глаза: - Я отменю свою свадьбу, если ты попросишь.

Кайл усмехнулся, поднял голову и посмотрел прямо на Картмана. Какой же он невыносимый, неидеальный, настоящий. Такой, как надо, чтобы чувствовать себя счастливым. - А если ты меня не поцелуешь, то я встану и уйду. И у тебя не будет другого шанса.

Прошло уже три месяца со дня смерти Картмана – достаточно для того, чтобы осознать реальность случившегося. Для того же, чтобы смириться с потерей, недостаточно и всей жизни.