Свадебный переполох в Медусельде

      Целители, не отходили от Лотириэль и на шаг. Она молчала, несмотря на острую, разрывающую всё внутри боль, хотя ей постоянно твердили, что надо кричать, что это не зазорно…       Сжигало словно огнем, казалось, что она не может двинуться, ничего не слышит и не чувствует… Всё слилось в боль, в ужас, в темноту. Она, княжна, дочь и сестра воинов — слабая девчонка. Не может даже подняться, сделать шаг… И тепло по ногам. Кровь. Лотириэль знала, что это не воды, а кровь, жизнь.       Но каждая минута была годом: лицо бледное до синевы, молчание — ни стона, ни вздоха. Вокруг неё суетились, что-то говорили, но она уже не могла ничего слушать, не могла ответить.       Тэйодред сидел в соседней комнате, всеми силами играя в спокойствие, разговаривая с отцом. Как бы хотелось отбросить приличия и законы, наплевать на выдержку, ворваться туда и быть рядом с Лотириэль. Но вместо этого — ничего не значащий многочасовой разговор, тихая суета в соседней комнате, уверения отца в том, что если тихо — значит, ещё долго ждать, что первые роды и на сутки затягиваются, что раз не кричит — не больно. И он кивал, ждал, терпеливо и спокойно, невозмутимо отодвигал кубок с вином, но вот взгляд и сердце возвращались к закрытой двери.       Расспросив у прислуги где сейчас находятся брат и дядя, Эйомер вошёл в щедро освещённую вечерним солнцем комнату и, заметив их сидящими у раскрытого окна, устало улыбнулся. Минувший день оказался тяжёлым, забравшим почти все силы, как душевные, так и физические, теперь в конце него хотелось не только делиться добрыми вестями, но и получать их самому. — Ремиль подарила мне сына, — он и сам удивился тому как сел голос, но по другому говорить не получалось. — Я всё думал, что родится девочка, а он такой громкий и маленький, Ремиль говорит что красивый. Но я смотрю, целитель ещё не выходил, как Лотириэль?       Тэйоден вскочил и, шагнув к племяннику, крепко обнял: — Поздравляю, мальчик мой! Как она? Всё хорошо? — Да, кажется, всё в порядке, только совсем из сил выбилась, — ответив на его объятия, Эйомер улыбнулся, припомнив забавное капризное выражение лица новорожденного сына, а затем обернулся к брату. — Ну так что, ты уже отец? — Поздравляю с сыном, братишка, — Тэйодред мягко улыбнулся. — Нет ещё, ты спор выиграл. Жду. И чувствую, что надо бы быть там. Прости, я пойду… — Тэйодред, да ведь Лотириэль даже не крикнула… — Конунг попытался удержать сына, но тот, всё с той же полуулыбкой, вывернулся и проскользнул в дверь. — Вот что с ним делать… — Пусть проведает жену, дядя, так ему будет спокойнее, — кивнув Тэйодену, Сенешаль тоже направился к дверям. — Я, пожалуй, вернусь к Ремиль, ей наверняка нужна моя помощь.       Нагнав брата уже в коридоре у дверей спальни, Эйомер положил ладонь на его плечо: — Удачи. Скоро уже станешь отцом, времени достаточно прошло. — Спасибо, братишка, — на лице воина нельзя было заметить и тени волнения, даже когда он вошёл в спальню и увидел, сколько крови и в каком состоянии Лотириэль. — Я жду! — голос прозвучал командным раскатом и все вздрогнули: рассерженным сына конунга видели редко и тем страшнее был его гнев. — Господин мой, ребенок идёт неправильно, мы ничего не можем сделать, — пискнула одна из повитух. — Тут решать, кого спасти — жену или ребёнка.       Он прошел через пламя войны, вынес боль почти смертельных ран, но такого ещё не чувствовал. Выбор между двумя любимыми. Между любовью к жене, к его маленькой Лотириэль и любовью к их общей искорке — ребёнку. — Все вон отсюда! — он шагнул к роженице и склонился над ней, вглядываясь в белое лицо. — Любимая, милая, счастье моё… Посмотри на меня!       Она вырвалась из пелены усталости, чувствуя его руки и чуть приоткрыла глаза, мягко улыбнувшись. — Лотириэль, держись, — почему сейчас казалось, что рядом стоят друзья? Почему он слышит голос Эленион? «Это верно, Тэйодред. Никогда не жалей, что сделал, жалей, что мог сделать, но не попытался. И ты сможешь всё. Пробуй.» Сейчас он понял всё. И что не любил тогда, восхищаясь как звездой, и что любит Лотириэль, что сделает всё и даже больше.       Сильные руки коснулись живота, бережно поворачивая плод, насколько было возможно. Лотириэль вздрогнула от боли, но тут же задышала чуть легче. Достав из подсумка настойку водяного перца, которую всегда носили с собой все его воины — она останавливала кровь — он влил немного в полуоткрытый ротик. Разведя ноги жене и действуя очень осторожно, воин ловкими пальцами проник внутрь, заканчивая разворачивать малыша и чуть придерживая зловещую петлю пуповины, грозящую затянуться на крохотной шейке. — Лотириэль, любовь моя, собери все силы, милая. Действуй!       И она послушалась. Рывок за рывком, минута за минутой — и, закусывая губы, изгибаясь в последнем усилии, она вытолкнула ребёнка. Тэйодред моментально сдвинул пуповину, убрал из крохотного ротика слизь и резко вдохнул туда воздух. Ответом ему был даже не плач — нежное недовольное мяуканье крохи. Схватив ту самую расшитую пеленку, он завернул дитя, положив на грудь матери, закончил с остальным и огляделся. В комнате не было никого, только он, жена и их кроха. — Мы справились? — Лотириэль нежно прикоснулась к головке с темным пушком волос. — Да, милая, да, — Тэйодред привел ее в порядок, уложил в кровать и сам сел рядом, держа на руках долгожданный свёрток.       Оставшийся в одиночестве Конунг некоторое время рассеянно смотрел в окно, вспоминая давно ушедшую сестру, сын которой сегодня сам стал отцом, а затем решил, что достаточно ждал и пора самому навестить невесток, вышел в коридор. Столпившиеся у дверей спальни Лоририэль повитухи, целитель и служанки при его появления встали по струнке, но было в их встревоженных бегавших глазах что-то такое, что заставило дрогнуть сердце в груди правителя, наполнило его страхом: неужели случилось нечто ужасное о чём ему не решаются сообщить? — Что происходит? — голос был выверено строг, главное сейчас удержать рвущиеся наружу эмоции, разобраться, а не паниковать. — Почему мне ничего не докладывают? — Правитель, ваш…       Выступивший вперёд целитель замялся и не было терпения ждать, когда к нему вернётся дар речи. — Прочь с дороги. — холодно приказал Тэйоден и, едва они расступились, освобождая проход к дверям, распахнул их входя в залитую закатными солнечными лучами спальню, готовясь к самому страшному взглянул на широкую кровать. Взглянул и удивлённо моргнул: там, прижимая к себе завёрнутого в пелёнки младенца, дремала невестка, которую бережно обнимал его сын, странное, усталое выражение лица которого невозможно было как-либо расценить. — Что же ты никого не послал ко мне? Ну и кто? С кем поздравлять?       Тэйодред по-детски растерянно посмотрел на отца, ещё не совсем понимая, что всё самое страшное осталось позади: — Мы справились! Отец, мы справились! Они живы… — Я вижу, молодец сынок, — мягко улыбнулся Конунг, ощущая как заполняется теплом растревоженное сердце: ведь в памяти до сих пор были живы наполненные радостью и горьким отчаянием дни, когда его единственный сын появился на свет. — А родился то у вас кто? Тоже мальчик? — Родился? — только сейчас Тэйодред понял, что не знает, как ответить на вопрос отца. — Ребёнок… Не знаю… Посмотреть надо, да? — Да, ты уж посмотри, — всё ещё пытаясь сдержать добродушную улыбку, Тэйоден приблизился к кровати. — Приподними край пелёнки, сделай милость.       Осторожно взяв из рук спящей любимой малыша, воин бережно, словно боялся прикоснуться, развернул расшитую ткань. Дитя, почувствовав прохладу, недовольно заворочалось, едва слышно подавая тончайший голосок. — Дочка! — Тэйодред улыбнулся ещё шире, нежно прикоснувшись пальцем к бархатистой щечке. Малышка сонно уркнула в ответ, пытаясь снова зарыться в тепло пелёнок. — Поздравляю сынок, стать отцом девочки это особая, ни с чем не сравнимая радость — каждый день ты будешь наблюдать за тем, как набирает силу бутон прекрасного цветка, — не в силах оторвать взгляд от сонного младенца, правитель всё же подметил, что в комнате царит беспорядок. — Я позову слуг, чтобы прибрали здесь и сменили бельё. — Девочка… — рохиррим осторожно, но ловко запеленал кроху, прижимая ее к себе. — Да, я бы и сам распорядился. Сейчас всё сделаю, я… А как там Ремиль? Ты был у них? — Ещё нет, с нею Эйомер. Скоро проведаю. Тебе бы отдохнуть сынок, день выдался потруднее иных битв.       Кивнув сыну, который, как обычно, пытался проявить больше силы, чем отмерено обычному человеку, пусть даже витязю Марки, Тэйоден велел тенью скользнувшим в покои перепуганным служанкам наводить порядок, а сам направился к племяннику, который ещё с утра удивил своей эксцентричностью, решив, что он сам своей жене и целитель и повитуха. Вот и сейчас в его покоях было тихо, утомлённая невестка крепко спала, а он расхаживал по комнате, качая на руках младенца, похоже, решившего, что вполне выспался в утробе матери и теперь можно пободрствовать и рассмотреть мир, в который пришёл. — Я не помешал? — Нет, дядя, я как раз хотел сходить, спросить у вас о новостях, да Эрлан не желает даже подремать, — обернувшись к нему, Эйомер крепче перехватил сына, который норовил ручкой отодвинуть край пелёнки. — Как Тэйодред и Лотириэль? Уже родили мне племянника, или нужно ещё ждать? — Племянницу. У них девочка, — Тейоден рассмеялся. — Угодили деду. Сразу и внук, и внучка. — Девочка? — устало улыбнувшись, Эйомер направился к дверям. — Прошу, побудьте несколько минут с Ремиль, я только поздравлю брата.       Быстро преодолев разделявший их покои коридор, он вошёл в спальню Тэйодреда, которую бесшумно прибирали две служанки. Слова сейчас казались лишним, лишь крепкие объятия которые совсем не понравились недовольно засопевшему Эрлану, и понимающие взгляды мужчин, братьев, которые помогли в этот день появиться на свет своим детям. — Ну что, познакомишь меня с дочерью? Уже дал ей имя? — Нет, — Тэйодред едва заметно улыбнулся. — Не поверишь, пока отец не зашёл с вопросом, кто у нас, я и не посмотрел. А племянника моего как зовут? — Эрлан. Видишь, не спится ему совсем, — мягко рассмеялся Эйомер, приглаживая светлые волосы беспокойного малыша. — Как Лотириэль? Справилась? — Малышка шла неправильно, эти… — воин едва удержался от резких слов в адрес целителей, — посмели у меня спросить, кого в живых оставлять. Да как можно между двумя любимыми выбрать… — Что? — голос Сенешаля задрожал от гнева, когда он обернулся к дверям в которых всё ещё маячил один из врачевателей. — Всё-таки я правильно сделал, что не подпустил их к Ремиль. Несдобровать бы им у меня. Сейчас всё в порядке? — Я развернул как надо. Справились. Даже пуповину придержал: чуть петлёй не захлестнулась, — Тэйодред вздрогнул. — Они, видишь ли, боялись так сделать… Ничего, Лотириэль надо отоспаться, она так измучилась. Да и малышка слабенькая, но они живы. Я люблю их, братишка. Люблю. — Наконец-то ты это понял. Больше не будешь рваться к заставе и вазы бить? — заметив, что сын наконец засыпает, Эйомер поправил края его пелёнки и снова встревоженно взглянул на брата: да, пройденные испытания были трудны, измотали их обоих и не каждый умел сразу разобраться в себе, однако всё позади и нужно, чтобы прошлое стало уроком на котором учишься, а не поводом для мрачных раздумий. — Теперь я могу быть спокоен? — За вазы? Вполне, — Тэйодред взял из колыбели дочку и подошёл с ней к брату. — Вот. Как звёздочка… — На Лотириэль похожа, — мягко улыбнулся витязь, взглянув на сладко посапывающую племянницу. — Кудрями точно вся в маму. Нужно к Имрахилю и Эйовин гонцов снарядить, только имя дай. — Тинтэль — «звёздная искра», — Тэйодред улыбнулся брату. — И у меня, и у Лотириэль в родне эльфийка была, пусть и у девочки имя на их наречии будет. Даст Единый сына — родовое имя выберу. — Рано тебе ещё о сыне думать, дай жене отдохнуть. А имя хорошее, как раз для такой красавицы.       Тэйодред тихо рассмеялся: — Вот уж об этом не беспокойся. Думать не рано, делать рановато. Мир сейчас, братишка, могу и помечтать себе позволить. Ну что, поменяемся на пару минут свертками? На удачу в следующий раз? — Отличная мысль, — передав брату задремавшего сынишку Эйомер принял племянницу ласково касаясь пальцем её мягкой щёчки. — Лёгкая как пушинка, даже веса не чувствую.       Тэйодред улыбнулся: — Тем же не отвечу. Сын весь в тебя, тоже в любом войске видно будет. Не устал за сегодня? Или за вчера? Что с временем? — Ещё сегодня. Как думаешь: пора познакомить Конунга с внуками? — Пойдем, только сперва… — братья снова поменялись свертками и вышли из Золотых чертогов.       Звезды гасли, растворяясь в серебристо-розовом мареве рассвета. Рассвета новой весны, новой жизни, мира. И любви. Поднималось солнце. Как в первый день пробуждения людей, озаряя малышей новой надеждой.       Братья стояли рядом: обменявшись взглядами, они рассмеялись так легко и задорно, как могут смеяться только дети. И из свертков донеслось что-то похожее на смех — или это так послышалось рохиррим?