architect of love

– Говорят, я плохо на тебя влияю, Харрингтон, – цедит Билли, по-хозяйски оглаживая бедро сидящего рядом Стива, затем устремляясь к паху и орудуя там ладонью поверх джинсов. – Бедный мальчик! Стоило ему связаться с вашим сыном, как у него снизилась успеваемость! Он стал дерзить, сквернословить, поздно приходить домой! От него периодически разит сигаретами, спиртным и еще Бог знает чем! – улыбаясь, давит Харгроув, пародируя претенциозный тон Харрингтона-старшего. – За дорогой смотри, придурок. Разобьемся ещё, – кидает Стив, бесцеремонно сбрасывая с себя похотливую руку одноклассника, и без особого энтузиазма глядя на пробегающий мимо пейзаж за окном авто. – Отец прав от меня и в самом деле пахнет… – Это аромат свободы, детка. – Относительной свободы. – Да похуй. А еще это запах секса: дикого, пещерного, необузданного. От тебя прямо-таки несет моим потом, слюной и спермой, ну просто smells like teen spirit. И только попробуй сказать, что тебе от этого крышу не сносит. Что не дрочишь по-тихому в ванной, вспоминая мои поцелуи и ласки. Можешь успокоить своего надменного папашу-сноба, я благоухаю тобой так же, как ты мной, и чертовски этим горжусь. – Сколько самомнения и самодовольства. От скромности ты явно не умрешь, Билли-бой, – роняет Стив, скорчив мину. – Твою мать, Харрингтон. Каким же скучным и занудным ты иногда бываешь. Такое впечатление, что ты уже родился дедушкой: рассудительным, респектабельным, умудренным опытом, любящим удобство и комфорт. Если трахаться, то только на диванчике, ближе к цивилизации и водичке. – Неправда! – Еще бы. Мне пришлось пригрозить начистить тебе физиономию, пока ты не согласился сделать это вне дома. – На заднем сидении твоей машины, на капоте, багажнике, – стал перечислять Стив, чуть ли не загибая пальцы. – А потом ты просто повалил меня на землю, в кучу пожухлых листьев. Наделал синяков, наставил засосов, обкончал всего… – Потом вытер собственной футболкой следы наших шалостей, – добавил Билли. – Еще скажи, что тебе не понравилось. Животные всегда метят то, что им принадлежит. Уже забыл свой собственный укус? – Так вот кеми ты нас считаешь? Животными? – Да брось, приятель! Когда еще отрываться, экспериментировать, совершать всякую херню и сходить с ума, как не сейчас, когда молод и полон желания?! Пока тебя не заебал быт, не задушили налогами, вогнав в жёсткие рамки общественного поведения, словно необъезженного мустанга в узкое стойло! Пока не взяли за яйца, с головой окунув во все «прелести» реальной жизни! – воскликнул Билли, подкуривая косяк. Жадно втянув синий дым, он передал его Харрингтону, вставив в искривленные сарказмом губы. – На, вкуси сладость свободной и безрассудной жизни, пока есть такая возможность! – Отец прав. Ты, определенно, хреново на меня влияешь, – выдохнул Стив, закидывая ноги обутые в кроссовки на торпеду и делая очередной пых. – Слушай, а давай как Тельма и Луиза? – предложил Харгроув, лукаво моргнув, перехватывая косяк. – Превышение скорости, полицейская погоня и все такое? Пососёмся напоследок, а потом с улыбкой и скупыми слезами, крепко взявшись за руки, на полной скорости полетим в каньон? – Я уже говорил, что ты идиот и не стоит курить дурь во время езды? А еще смотреть всякие фильмы и воспринимать происходящие в них события так буквально? – Ну, говорил, – осоловело-влюбленно выдохнул Билли, отправив кольцо дыма в потолок. – Тогда, останови тачку, Харгроув, а то вкушать сладость свободной и безрассудной жизни мы будем недолго. Давай лучше потрахаемся.