architect of love

– Ты поедешь со мной? – звучит не как вопрос, скорее утверждение. – Вернешься в Каттегат? Рагнар старается не выказать волнения, потому как более чем уверен, что от ответа Этельстана будет зависеть их совместное будущее. Словно, если его близкий друг откажется, дальше викинг будет слепо блуждать по жизни на ощупь, как незрячий оставшийся без поводыря. Если монах не поедет, не будет с ним рядом, Лодброк будет тем кораблем, что собьется с курса, сядет на мель, или, что ближе к истине, разобьется о скалы. Потому что Этельстан – его карта с точными указателями, спасительный компас, путеводная звезда, что не даст сгинуть в морской пучине и всегда приведет к желанному берегу или к отчему дому. – Скажи, ты желал бы… Рагнару так хочется стянуть удивленного и чуть замешкавшегося Этельстана с лошади, повалить в траву и доказать, как сильно он соскучился и как рад этой встрече. Если бы не куча народа с обеих сторон, он бы так и сделал: своими крепкими объятиями, жаркими ласками и проникновенными поцелуями добился положительного ответа. Но Лодброк лишь сверлит голубыми, как воды фьорда глазами с толикой сомнения и тоски, положив ладонь на колено монаху. Выжидающе смотрит, будто ожидает смертного приговора или помилования, стоя на земле перед возвышающимся над ним Этельстаном. – Я хочу, чтобы ты вернулся домой! – Я поеду с тобой, Рагнар, – взволнованно выдыхает его друг. А для Лодброка эта отповедь, словно благословение богов, глоток свежего воздуха в момент удушья. Будто он пока ждал, находился на пороге гибели, а неизвестность жесткой удавкой сдавливала его горло. Этельстан вновь вдохнул в него жизнь, помог переродиться и обрести себя. И вот спокойные воды моря несут драккар, длинный корабль викингов, с черным вороном на парусах, следующий обратно в Каттагат. Погода сопутствует, словно боги земли, воды и неба, даже христианский бог, благоволят этому событию. Рагнар видит, как Этельстан счастлив. Как всей грудью вдыхает свежий морской воздух и немного щурится от солнца и соленого бриза, попадающего на лицо. На его руке вновь красуется браслет, и он периодически поправляет его, поглаживает, касается, будто в очередной раз проверяя, на месте ли бесценный подарок Лодброка. Он и не думал, что носить сразу оба символа разных вер будет так легко, привычно. Что сняв один из них, он будет чувствовать себя неполноценным, не физически – духовно, что станет в себе сомневаться и ощущать бессилие, оказавшись на распутье с нетвердой почвой. – Знаешь, когда меня распяли, как еретика, – тихо произнес Этельстан, – я благодарил богов, в том числе и моего, что на мне твой браслет. Словно в тот момент он имел сильнейшую магическую силу, сквозь пространство, связав меня с тобой. Я думал о тебе, представлял, что ты держишь меня за руку в миг нестерпимой боли, и это позволяло мне не впасть в отчаяние. Но потом, его у меня отняли, словно опору, и я испугался, что больше не увижу тебя. Не прикоснусь. Не почувствую. Рагнар верил каждому слову монаха, ощущая, как это признание топит лед, сковавший его сердце от вынужденной разлуки. Потому что, одев однажды на его запястье браслет верности, он заручился его крепкой дружбой, знаниями, преданностью, отдав частицу своей души и веры. Но теперь, одев его во второй раз, он словно попытался связать Этельстана с собой этими самыми магическими узами, вложив в его хрупкие ладони всего себя без остатка. Лодброк не мастер цветисто говорить, он сейчас просто слушает, привычно улыбается, поглядывая на своего друга из-под прищуренных век. Ищет различия, произошедшие с ним с момента их последней встречи. Появились едва уловимые морщинки на лбу, и веснушки на открытом солнце стали более выразительными. Только глаза все те же: кристально чистые, добрые, доверчивые, пытающиеся заглянуть в душу. Викинг более чем уверен, что доверившись друг другу, создав подобный союз, построенный на разных культурах и вероисповеданиях, он и Этельстан стали мишенью для пристального внимания богов. Сейчас они выжидающе наблюдают, каждый со своей колокольни, и их праведный гнев и справедливая кара это всего лишь вопрос времени. – Знаешь, мне иногда кажется, – продолжал его спутник, немного смутившись, – что будь я слепцом, смог бы узнать тебя в толпе лишь по походке, запаху, прикосновению. Я бы почувствовал твою смерть, обнаружив, что твой жизненный свет померк. Небеса! И что же Лодброку делать, если он всем сердцем любит Этельстана?! Этого божьего человека, пострадавшего за обе веры. Любит его ум, улыбку, голос. За то, что тот не боится задавать вопросы и смело отвечает на все выпады судьбы, обладая поистине ангельским терпением и милосердием. Любит эту его щемящую откровенность, на которую не может ответить достойно. Слова Рагнара показались бы его другу скупыми и суховатыми. Его жаждущее тело, истосковавшееся по трепетной ласке Этельстана, его мозолистые руки и чуть солоноватые обветрившиеся губы станут лучшим доказательством тех чувств, что он испытывает к этому человеку. Пусть только они окажутся наедине. Где-то там, ловит себя на мысли Рагнар, взглянув в безоблачное небо, боги уже занесли свой карающий меч, ожидая удобного случая. Как говорят: бог дал, бог взял. Лодброк бы полжизни отдал, чтобы оказаться в нужном месте и принять весь удар на себя. Ибо если боги заберут у него Этельстана, сам Рагнар превратится в ходячий призрак, живого мертвеца, не знающего покоя и вечно скитающегося между закрытыми вратами Рая и Вальхаллы в поисках утраченной любви.