Борджиа. Часть 1. "Секс. Власть. Убийство. Аминь."

Он достиг ворот Рима холодной ночью - злой, точно сам сатана. Оказавшись, наконец, в особняке на виа Кончиллационе, Чезаре смыл дорожную пыль и пот, а после попытался уснуть в теплой постели собственного дома, но в голову то и дело лезли тревожные, не дающие покоя мысли. Эта поездка во Флоренцию казалась ему бесполезной и бессмысленной. Он не достиг поставленных отцом задач. Макиавелли - голодный, поджарый лис - так ничего и не пообещал Риму, и совсем другого вида “ничего” Флоренция посулила делла Ровере. Становилось очевидным - короля Карла некому будет удержать на пути в Вечный Город. Тысячи вопросов метались в уме молодого Борджиа: где их союзники? Кто друзья? Быть может, Сфорца? Три раза нет! Нынешний супруг Лукреции не способен принимать какие-либо решения самостоятельно. Он сделает, как велят его могущественные родственники - Катарина и Людовико. А насчет их верности Ватикану имелись серьезные сомнения. По большому счету, все лизоблюды при Александре вызывали у Чезаре одни только подозрения. Глотки были полны лжи, а уста сочились лицемерными улыбками. Все они - кардиналы, послы, мелкие князья и незаконнорожденные принцы - лишь, сцепив зубы, терпели господство каталонского Папы. В любой удобный момент они предадут его, не задумываясь.   Чезаре провалялся без сна до самого утра, ворочаясь с бока на бок, не находя себе места. Мышцы ныли после долгого пребывания в седле, голова гудела от назойливых раздумий, а желудок сводило от голода. Кардинал не особо благоволил стряпне в придорожных тавернах, и в недолгих путешествиях предпочитал обходиться лишь сыром да вином. А теперь бессонная одурь и голод заставили его подняться с кровати, чуть за окном забрезжил серый свет ноябрьского утра. В трапезной было пусто, никто не ждал хозяина в столь ранний час, и он без всяких церемоний отправился прямиком в поварню этажом ниже. Если там не найдется ни одной служанки, ему хорошо известно, где искать, чем подкрепиться. В собственном доме у Чезаре не было нехоженых мест, ибо он не страдал обычной заносчивостью сановитых особ, чурающихся людских, где жили и работали слуги.     Еще в темном коридоре он учуял дразнящий аромат домашней выпечки и невольно прибавил шагу.   Полная, раскрасневшаяся Кларетта, бормоча себе под нос какую-то фривольную песенку, помешивала запашистое варево на очаге, при этом успевая бойко отплясывать на месте в такт припеву. Чезаре лениво привалился плечом к дверному косяку и невольно усмехнулся этой забавной сценке.   - Ваше Высокопреосвященство! - растерялась кухарка, заметив хозяина в проеме дверей. Маленькие глаза испуганно округлились. Она неумело присела в реверансе, и тяжелая крышка от котла, выскользнув из мокрых, мясистых пальцев, с оглушительным дребезгом покатилась по каменному полу. Кардинал досадливо поморщился. От нестерпимого звона в висках запульсировали стальные иглы боли. Через силу он все же улыбнулся растерянной служанке. - Кларетта, я чую запах свежих пирогов, - он примирительно кивнул. - А я готов съесть целого коня. - Сию минуту, Ваше Высокопреосвященство, - спохватилась кухарка, еще больше алея не то от смущения, не то от горячего пара, валящего из котла густыми клубами. - Немедленно будет подано, Ваше Сиятельство.                 После сытной и вкусной трапезы, настроение Чезаре значительно улучшилось. Казалось, утомление бессонной ночи на время отступило, в голове прояснилось. Сегодня была суббота, а по субботам баронесса отправлялась в монастырь Святой Цецилии, а значит, он знал, где ее искать. За эти дни в пути кардинал то и дело вспоминал обворожительную улыбку и чарующие глаза Урсулы, и те полные смелых надежд слова, что баронесса шептала в полумраке исповедальни. И хотя отец в нетерпении ждал сына с новостями, Чезаре решил, что имеет право на небольшое промедление. Укутанная в плотный шелк дорожного платья, она выбирала свежий хлеб на многолюдном рынке Мерканто. Что за дивная особа – мало, какая из почтенных дам, решилась бы на подобный не светский выход, ведь куда проще и удобней поручать будничные дела домочадцам. Прелестное лицо скрывала лиловая шаль, а тонкие ладони были затянуты в бархатные перчатки. Чезаре хорошо знал, что под вуалью скрываются точеные черты, руки его помнили изящество и прохладу трепетных пальцев, когда он мягко сжимал их в танце. Сердце ускорило темп при одном воспоминании о том вечере, а ноги сами понесли Чезаре вперед. В два размашистых шага он оказался у хлебного прилавка рядом с Урсулой. - У вас нет слуг? - его губы невольно поползли в усмешке, когда она вздрогнула от неожиданности. Вероятно, баронесса не ждала подобной встречи. Но мигом стерев с лица удивление, Урсула мягко улыбнулась: - Некоторую работу лучше выполнять самостоятельно. - Например? - Чезаре словно невзначай коснулся ее предплечья и разом ощутил, как она затрепетала под его прикосновением. Расплатившись с продавцом, Урсула подхватила плетеную корзину с хлебом и устремилась вперед, словно убегая. Но от него ей не удрать, да и очевидно - бежит она лишь для того, чтобы за ней погнались. Будто подтверждая его догадку, Урсула обернулась с кокетливой улыбкой на свежих губах, явно довольная тем, что лукавый план возымел успех.    - Подавать милостыню, - проговорила она, и в глазах ее расплескалось необъяснимое тепло. - В монастыре Святой Цецилии множество голодающих душ. - Я восхищен, Урсула Бонадео! - Чем? - она, будто спохватившись, одернула шаль, глубже кутаясь в газовые фалды тонкой материи. - Это просто хлеб. Чезаре на ходу поймал ее за руку: - Добротой. Она резко развернулась, и легкий порыв ветра слизнул вуаль с бледного лица, явив взору столь желанные черты: глаза сияют, словно звезды, нежные губы тронула тень обольстительной улыбки, на бархатных щеках проступил едва уловимый румянец. Но что это? На одной скуле краска ярче, чем на другой? Он не успел понять, что увидел - Урсула торопливо накинула шитую золотом шаль. - Хотела бы я быть доброй, - шепнула она и стремительно скользнула вдоль пестрых прилавков с ароматными фруктами. - Не уходите так быстро! - Чезаре нагнал ее и в этот раз накрепко схватил за локоть, не давая баронессе ни малейшего шанса на бегство. Напрочь забыв об осмотрительности, он высвободил собственную ладонь из перчатки и протянул пальцы к ее щеке, туда, где на чистой мраморной коже голубело неровное пятно.   - Что это за отметина под вуалью? - севшим голосом проговорил он. Догадка, тяжелая будто удар обуха, оглушила разум. - Умоляю, - увернулась она от его прикосновения, - не обращайте внимания! Такой уж он человек. - Оно и видно, - нахмурился Чезаре, ругая себя, что так долго тянул с расплатой за нанесенное на свадьбе сестры оскорбление. Как он сразу не догадался, что этот напыщенный индюк Бонадео не владеет ни собственным языком, ни кулаком?   - Вы-то не такой, - Урсула грустно покачала головой, горько выдохнула, будто через силу. Взор ее подернулся туманом слез, губы печально скривились: - Так что не обращайте внимания! Забудьте о нем и обо мне! - баронесса бросилась прочь со всех ног, словно желая убежать от самой себя. Однако, Чезаре не мог позволить ей уйти вот так. Довольно играть в ребяческие игры, особенно теперь, когда стало очевидно - ее жизнь в опасности рядом с этим чудовищем, что зовется ее мужем. Урсула не успела сделать и пары шагов, как Чезаре настиг ее, подхватил под локоть и почти силой увлек в ближайшую тихую подворотню. Он порывисто толкнул ее к стене, стиснув хрупкое плечо, укрытое ярким шелком платья. Другой рукой он вжался в известняковую кладку арки, неодолимо нависнув над баронессой - ей не вырваться. - Как вы можете это терпеть? - прошипел он, склоняясь ближе к ее лицу. Сладкий, дурманящий аромат ее духов заполнил легкие. Невольно Чезаре вдохнул глубже. - Конюх увидел, конюх рассказал, - сбивчиво проговорила Урсула. Ласковый голос дрогнул. - Мой муж ударил. Такое бывает. Она стыдливо зарделась, отводя взгляд, а душа Чезаре ухнула в пропасть при мысли, что он, хоть и косвенно, но виновник ее страданий. Невольно Борджиа оглянулся по сторонам, желая убедиться, что никто не наблюдает за ними. Она принадлежит другому, а он - кардинал, обреченный на одиночество. Но какое это имеет значение, когда неведомая, непреодолимая сила заставляет их сердца биться в едином ритме? Ее влажные, бездонные глаза сверкают на раскрасневшемся от волнения лице, в них отражается страх перед грядущим и неумолимое покорение настоящему. Покорение ему - Чезаре.   Он натужно вздохнул. Где-то под самыми ребрами искра ярости смешалась с алчным огнем желания - хмельная волна растеклась по жилам. Он склонился еще ниже к приоткрытым, пунцовым губам, ощутив опаляющее дыхание на собственных устах. Подавшись вперед всем телом, Чезаре вжался бедрами в пышные упругие юбки шелка и бархата. В паху налилась сладостная тяжесть, в ушах гулко зашумела кровь, и ему пришлось сильнее вдавить ладонь в стену, дабы сохранить равновесие.   - Вы должны освободиться, - хрипло пробормотал Чезаре, теряя остатки рассудка. Взгляд Урсулы заметался по его лицу - от глаз к устам и обратно. Она словно делала выбор между разумом и чувствами. Время замедлило ход: мгновение, другое, третье. Наконец, с ее губ с лихорадочной скоростью сорвались слова:    - Завтра вечером он уезжает в Остию, - она отдышалась, точно перед прыжком: - Два дня я буду свободна! Торопливо, жадно впилась в его губы - поцелуй длиной в один вздох, но какой-то запоздалый, будто краденный - и была такова. Лишь взметнулись с шелестом тяжелые юбки, да мелькнула золотом шаль. Некоторое время Чезаре неподвижно стоял и смотрел ей вслед, пока хрупкая фигурка не скрылась из виду за ближайшим поворотом перекрестка. Урсула ушла, и вместе с ней волна, пьянящая разум, схлынула, обнажив в душе острые шипы ярости. До сего момента ему еще удавалось сдерживать жажду мести, хоть гнев нет-нет, да вился под кожей ядовитыми змеями. Чезаре убеждал себя, что подходящее для расплаты время еще не настало. Но сейчас, храня в памяти лиловые отметины на прозрачной, молочной коже Урсулы, злость с новой силой бурлила по жилам, выжигая всякие остатки благоразумия. Барон Бонадео и так слишком долго безнаказанно ходит по этой грешной земле. Пора покончить с этим. Кардинал Борджиа прибыл в Ватикан после обеда и хладнокровно, ничем не выдавая своего истинного настроения, доложил отцу обо всем, сказанном во Флоренции. К счастью, Папа не стал задерживать сына понапрасну. Расспросив о подробностях переговоров, он отпустил Чезаре восвояси, с сочувствием отметив, что тот выглядит крайне утомленным с дороги. Между тем, меньше всего молодому Борджиа нынче требовалось сочувствие.    Покинув стены Апостольского дворца, он поручил Микелетто узнать все подробности отъезда Бонадео в Остию - нужно было выведать в котором часу он выезжает и какой дорогой собирается следовать. Кощунственные мысли еще не облеклись в решение, но уже задавали направление дальнейшим планам Чезаре.   Да к черту благоразумие! На кону не только счастье женщины, пленяющей его сердце, на кону честь семьи, честь матери - а это гораздо важнее. Разве можно позволить заносчивому Бонадео и дальше спокойно жить с уверенностью, что статус, деньги и мнимое бесстрашие могут спасти его от возмездия Борджиа? Позже, ночью, уже в постели, раз за разом проигрывая в уме события того вечера, когда любимую сестру продали Сфорца, Чезаре чувствовал как нутро его вновь закипает от злости. Все смешалось: Бонадео, оскорбляющий мать, Лукреция, испуганно глядящая на мужа, Урсула, молящая об освобождении. В его утомленном уме это уже Лукреция молила об освобождении, а Урсула со страхом смотрела на барона, закрываясь изящными, тонкими ладонями от увесистого кулака. Он знал, что нужно делать. Убить Бонадео в честном поединке и навсегда прекратить эти терзания. В конце концов, тяжелый сон освободил мятежный разум и даровал Чезаре столь желанное отдохновение.       Утром его верный слуга принес необходимые сведения, и, выложив начистоту все, что ему удалось узнать, Микелетто невозмутимо заключил: - Мы могли бы подкараулить его у южных ворот. В тех переулках ночи темнее всего и нет прохожих. Я бы и сам справился с этим делом, милорд. Барон хоть и силен, но ему не хватает верткости. Чезаре уставился в леденящие душу синие глаза наемника. Он так легко говорил об убийстве, словно не было ничего более обыденного в этом мире. Перерезать глотку Бонадео, заставив того замолчать навеки, и забрать его жену в награду? Достаточное ли это будет возмездие? Удовлетворит ли оно тщеславие Борджиа? Должно быть, именно так скажут недоброжелатели, так напишут в едких памфлетах? Да и пусть.               Всю жизнь, начиная со дня, когда Чезаре осознал, какое имя носит, он ждал некого события, которое полностью переменит его судьбу. Он ждал недели, месяцы, годы. Ждал и мерил эти бессчетные дни мерою отчаяния и боли. А теперь, смотря в равнодушные глаза убийцы, он вдруг осознал, что чудес на земле нет, и пора прекратить ждать милостей от фортуны. Он отстоит честь матери и освободит Урсулу, а те, кто его осудят, могут идти ко всем чертям. - Этой ночью ты пойдешь со мной, Микелетто, - медленно проговорил Чезаре, - но лишь для того, чтобы унести мое тело, ежели Бонадео выиграет поединок, - он зло усмехнулся и, приблизившись к наемнику, медленно возложил руки на его плечи: - И еще кое-что, Микелетто. Тот покорно кивнул, выжидательно глядя на хозяина: - Убьешь его, - холодно выпалил Чезаре, - если мне не удастся.