Борджиа. Часть 1. "Секс. Власть. Убийство. Аминь."

Чезаре стоял нагой у раскрытого настежь огромного окна, лениво тянул разбавленное вино из серебряного кубка, ощущал прохладу летнего утра и смотрел на светлеющие у горизонта небеса. Смутная грусть рассвета внушала неясную тревогу. Однако, по счастью, голова его была совершенно пуста, а совесть преступно спокойна. Накануне Фиаметта позаботилась об этом. Чезаре вернулся к ней в конце весны, послав к черту все терзания о потере Урсулы. Рыжеволосая красавица даже не стала выказывать ему обиду за долгое отсутствие. - Ваш визит, кардинал Борджиа, Божья благодать для нас, - промурлыкала она, увидав Чезаре на пороге своего дома, и лучезарная, дерзкая улыбка куртизанки ясно дала понять, что его здесь и впрямь ждали. А умелые, горячие ласки вернули Чезаре вкус к жизни. Да, он не любил Фиаметту. В ее присутствии сердце не пропускало удары, а ночи рядом с любовницей были ничем иным, как сладким, порочным грехом плоти. Никаких обещаний, напрасных надежд, опрометчивых зароков и мучительных обетов. Лишь голый соблазн и безудержное наслаждение. Фиаметта обладала таинственным очарованием женщины, которая хорошо знала, чего желает. Игры в недотрогу были не для нее. Она отдавалась Чезаре с готовностью изголодавшейся дикой кошки и по-прежнему ничего не требовала взамен. Пока Лукреция была дома, Чезаре дал обещание не отлучаться из Апостольского дворца по ночам, и он стойко выполнил обещанное, ибо никогда не бросал слов на ветер. Да и пока сестра находилась в Риме, ему не было нужды в иной радости. Само ее пребывание в стенах Ватикана уже было наивысшим восторгом, любые другие блажи могли легко подождать. Хотя он едва ли понимал, зачем Лукреции понадобилось пробираться в его комнату посреди ночи. Окажись он тогда в своей постели, неловкости было бы не избежать. И она сама хорошо это понимала, ведь, что ни говори, а любимая сестренка больше не была маленькой девочкой. Ему итак стоило немалых усилий держаться с ней как ни в чем не бывало, хотя порой это и казалось невыполнимой задачей. Когда им случалось очутиться поблизости, неведомая сила - непреодолимая по своей природе - толкала их в объятия друг друга, побуждала к дерзким, двусмысленным шуткам, к мимолетным, дружеским касаниям, к невинным поцелуям. С виду все было как всегда. Окружающие давно привыкли к необычайной дружбе Чезаре и Лукреции. Учитывая долгую разлуку, ни у кого не вызывало удивления, что каждую свободную минуту они проводили рука об руку. Но вряд ли хоть кто-нибудь мог догадаться, до чего же это мучительно: быть так близко, видеть чудесные глаза у своего лица, чувствовать тепло дыхания, ощущать безобидную ласку нежных рук и никогда не сметь переступить незримую черту. И опасаться, до боли в сжатых пальцах бояться, что нечестивые мысли могут быть услышаны или даже случайно прочитаны внимательным взглядом. Разве может оставаться неслышным и невидимым весь этот ураган чувств, смятений и бесплодных надежд, что теснится в душе Чезаре? Но то была желанная мука, и он готов был терзаться так хоть всю жизнь, только бы никогда не отпускать Лукрецию обратно в Пезаро. Но вначале лета она покинула Рим. Взгляд его скользил по темнеющим на фоне неба крышам. Скоро на площади Санта Мария забурлит жизнь: откроются лавки и мастерские, квартал наполнится людским шумом, мерно заскрипит колодезный ворот за углом, а медный колокол титулярной базилики позовет прихожан к утренней молитве. Немытые пророки со светящимися от голода глазами займут свои места на углах площади, вещая о скорой гибели всего сущего. Но пока улица погружена в сонную, предрассветную тишину, никто не увидит совершенно голого кардинала, одиноко стоящего в окне дома прославленной куртизанки. Чезаре очнулся от своих размышлений, услыхав легкие шаги босых ног Фиаметты. Она быстро оказалась рядом, прижалась щекой к его спине и обвила горячими руками грудь. Ловкие, гибкие пальцы волнующе прошлись от горла вниз к мигом напрягшемуся животу и снова вверх, к плечам. А губы ее уже осыпали мелкими, быстрыми поцелуями кожу его спины. На миг ему представилась Урсула: ее несмелые ласки, трепетные поцелуи, русалочьи глаза… Но вот Фиаметта уже развернула Чезаре к себе и приникла к устам своими умелыми губами. В голове его мигом потемнело от проснувшегося желания. Секунда - и ее губы уже скользили вниз. Горячие, обжигающие касания вдоль его остуженной утренней прохладой кожи. Он гладил шелк медных волос, тонкую шею под ними, гибкую спину, позволяя Фиаметте спускаться все ниже. Она, прикрыв глаза, целовала каждый сантиметр его тела, прикусывала, скользила языком, бормотала. Покорная, точно рабыня, покладистая словно наложница - Фиаметта знала, как сводить с ума мужчину. Обыденная ласка шлюхи в ее исполнении превращалась в белый накал всепоглощающей страсти, ибо она никогда не была обычной уличной девкой. Благодаря поразительной красоте и острому уму, она сама выбирала, кому продаться подороже, а кому отдаться по зову плоти. А трезвости ее ума позавидовал бы любой мужчина: она, похоже, и вовсе не верила в расхожие сказки о любви и преданности. Завоевать бескорыстную ласку столь рассудительной женщины даже отраднее, чем овладеть невинной девицей, стремящейся поскорее познать запретное. Когда мягкие, пухлые губы Фиаметты сомкнулись вокруг его крепкой плоти, из горла невольно вырвался глухой стон. Чезаре с силой выдохнул сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как внизу живота плотно стягивается узел блаженства. Невозможно было оторвать взгляд от этих землянично-розовых уст, скользящих вперед и вспять, точно во сне. Легкий ветерок из окна холодил покрывшуюся испариной кожу. Но вот Фиаметта подняла на него свои пронзительно-синие глаза - бесстыжие, смеющиеся глаза - и удовольствие стало в разы острее. Чезаре до боли закусил губу, не желая заканчивать это безумие слишком быстро. Качнувшись, он расставил ноги чуть шире для равновесия, нервно сглотнул и через силу прикрыл глаза. Откинув голову назад, он всецело отдался радости, что дарила его искусная любовница. Все вокруг медленно исчезало, теряло значение и смысл, подчиняясь власти темного наслаждения. Вновь перед внутренним взором возникла робкая, стыдливая Урсула, но ее лик быстро померк, уступив место куда более желанному образу. На этот раз он позволил смелой фантазии свободно нестись в направлении, которое никогда бы не допустил трезвый рассудок. Короткий миг между ночью и днем, эта тонкая, вибрирующая грань предрассветного безвременья будто снимала все запреты, срывала все условности. Золото волнистых волос, белая, бархатистая кожа, хрупкая фигурка, чудесные теплые глаза, опаляющие обожанием. Бледные губы с капризным изгибом, созданные для поцелуев. Для его поцелуев. Лукреция. Всегда она. Немногим позже, когда они, оба обессиленные, валялись на смятых простынях, Фиаметта играла с его кудрями, наматывая их на палец. Обольстительная, легкая улыбка подрагивала на пухлых губах. - Почему ты до сих пор носишь этот перстень, Чезаре? - спросила она, быстро скользнув взглядом по кардинальскому рубину. Он удивленно изогнул бровь, и она пояснила: - Я думала, ты возглавишь армию против французов. Грешно тебе прозябать в церкви, когда Риму угрожает опасность. Чезаре усмехнулся и, заложив одну руку за голову, другой притянул Фиаметту к себе на грудь. - Боюсь, Фиа, наша армия не сможет противостоять орде диких галлов, даже если ее возглавит сам Спаситель, - сказал он, устремив взгляд под алый бархат полога над роскошным ложем. - Французы так опасны? Чезаре тихо хмыкнул и терпеливо объяснил: - Король Карл, как я слыхал, подобно славному рыцарю, захвачен ратными подвигами и поход на Неаполь видит чуть ли ни целью всей своей жизни. А союзники папских областей, дорогая моя, предают нас, один за другим. Так что святому отцу не остается ничего иного, как надеяться на Божий промысел и верить в чудо. - Но ведь ты в чудеса не веришь, Чезаре. Он покачал головой, с болью подумав, что эта куртизанка с холодным сердцем и нежным голосом знала и понимала его куда лучше Урсулы. - Когда французы будут близко, - сказал он, устремив взгляд в ее мерцающие утренними сумерками глаза, - ты отправишься в Сполето. Я комендант этого городка и устрою тебе там достойное пристанище на время, пока в Риме будет опасно. Фиаметта встревоженно дернула плечами и приподнялась над его грудью. Рыжие локоны рассыпались вокруг точеного лица. - Мой дом могут разграбить? - она испуганно взглянула куда-то мимо него, видимо, впервые осознав угрозу надвигающейся беды. - Если останешься здесь, то вред может быть куда большим. Чезаре не хотел пугать Фиаметту, но и оставлять ее в неведении было бы непозволительным. Опьяненные жестокостью вояки почти всегда насилуют женщин, что попадаются им на пути, а красивые куртизанки для солдатни самая верная добыча. Зубы сводило от злости, стоило лишь представить толпы ландскнехтов, снующих по улицам Рима в дикой жажде наживы. Неужели не было способа предотвратить это бесславное падение Вечного Города? - Ладно, - томно протянула Фиаметта, откинувшись на спину и приманчиво потянувшись всем своим гибким телом. - Я сделаю, как скажешь, Чезаре. Думаю, в таких делах тебе можно доверять. Он лениво улыбнулся, с досадой отметив, что ее бесстыдное щеголянье нагими прелестями вновь будило в нем желание. Но солнце уже поднималось над просыпающимся городом, и ему пора было возвращаться к делам, что не терпели промедления. - Ты можешь доверять мне во всем, Фиаметта, - прошептал он, склонившись к ее лицу, - ведь я - Борджиа. Чезаре невольно скользнул взглядом по пленяющему рельефу стройного тела: полная, упругая грудь со стянувшимися от прохлады горошинами сосков, узкий, мягкий живот, крутой перекат бедер. А поймав взгляд ее васильковых глаз, он, думалось, прочитал в них: “Останься”. Возможно, если он опоздает к утренней мессе, никто и не заметит, ведь сегодня не его черед стоять у алтаря. Не желая больше противиться соблазну, Чезаре прильнул к ее губам и по тому, с каким самозабвением Фиаметта отозвалась на поцелуй, он понял, что сделал единственный правильный выбор. Позже, тем вечером, разбирая почту, доставленную посыльными, Чезаре ухватил взглядом свиток из монастыря Сан-Систо, покровителем которого он был назначен год назад. Настоятельница крайне редко сообщала о делах обители. Обычно такое бывало лишь, когда в монастырь поступали новые послушницы. С неясным волнением Чезаре вскрыл печать и быстро пробежал глазами послание. Как он и ожидал, в письме говорилось о новой воспитаннице, принявшей имя сестры Марты, в то время как в миру ее звали Урсулой Боннадео. Он не мог поверить глазам и несколько раз перечитал начертанное. Сестра Марта. Сестра Марта! Боже правый, еще одна сестра? Волна негодования, смешанного с радостью, захлестнула его сердце. Почему сейчас, когда он только стал понемногу о ней забывать? Неужели то очередная из ее причудливых игр? Нет, это было бы слишком, даже для Урсулы. Сминая глухое раздражение, в душе его вспыхнула надежда. Возможно, она все же решила простить Чезаре и таким образом дает понять, что у него еще есть шанс. Следующим утром на рассвете кардинал отправился по Аппиевой дороге в монастырь, что расположился в нескольких десятках верст от обители Святой Цецилии, куда любила наведываться баронесса до того, как ее жизнь резко переменилась. В дороге его сопровождал Микелетто. Наемник, как и всегда, держался невозмутимо и незаметно, следуя за господином неотступной тенью. И Чезаре был благодарен Микелетто за эту извечную деликатность. Сегодня ему не хотелось говорить о делах. О надвигающейся армии с севера, о слишком скандальном и расточительном поведении Санчии (новоявленной жены Джоффре), о предательстве Флоренции, что пропустила Карла через свои земли без малейшего сопротивления. Обо всем, о чем твердил отец накануне вечером. А Чезаре слушал его вполуха и мечтал поскорее отправиться в постель. По опыту он знал, что о подобных заботах лучше думать на свежую голову. Сегодня он выспался, как следует, но предстоящая встреча с Урсулой вносила смуту в его мысли и чувства. И сосредоточиться на чем-либо другом представлялось совершенно невозможным. Когда всадники достигли ворот монастыря, уже начало припекать, и Чезаре подумал, что каков бы ни был исход сего дня, назад в Рим они отправятся не раньше пятого часа. В конце июня путешествовать под палящим зноем зенитного солнца было бы крайне неразумно. Между тем, где-то в глубине души он верил, что Урсула, минуя всяческие обеты, вновь откроет ему свои объятия, и тогда дорога обратно не будет занимать его мысли. Стареющая настоятельница обители Джеральдина радушно встретила кардинала Борджиа, ни словом, ни взглядом не попрекнув его за долгое отсутствие. Наоборот, она богобоязненно припала иссушенными губами к рубиновому перстню, рассыпалась в благодарственных речах. А затем с вежливостью гостеприимной хозяйки проводила его в трапезную, где для дорогого гостя уже был накрыт скромный, но праздничный стол. Ни о какой еде Чезаре и думать не мог, зная, что где-то там, в одной из тесных келий монастыря, томится его Урсула. Но было бы невежливо отказываться от предложенных яств. Чезаре пришлось наскоро выпить кубок разбавленного вина и съесть несколько легких закусок, прежде чем он смог перейти к главной цели своего приезда. Аббатиса, ничуть не удивившись просьбе о встрече с новой послушницей, повела кардинала длинными, просторными переходами, на ходу расспрашивая его о новостях и рассуждая о планах по усовершенствованию монастырского сада. Вскользь она упомянула, что мечтала бы расписать фресками потолок часовни, где монахини собираются к молитвам. Чезаре безошибочно уловил суть ее намека и пообещал посодействовать в данном мероприятии. Он щедро пожертвовал на восстановление монастыря, как только Сан-Систо перешел под его покровительство и теперь видел, что сей взнос пошел обители на пользу. Чисто выбеленные стены, новые стекла в витражах, отреставрированная колокольня и восстановленная мозаика пола - и это всего за один год. - Увы, аббатиса, мои дни преисполнены заботами о мирянах, - Чезаре сокрушенно покачал головой. - Наши духовные обязанности слишком легко забываются. Джеральдина добродушно улыбнулась, и от уголков ее бледных глаз разошлись глубокие лучики морщин, исчезающие под покровом белоснежного чепца. - Но мы очень благодарны вам за ваш вклад в восстановление монастыря, - сказала она и остановилась перед дверями кельи. Эта добродетельная женщина с ясным, несмотря на возраст, взглядом смотрела на Чезаре без всякого осуждения или подозрения. Взор ее был чист и сдержан, при этом, казалось, она видит собеседника насквозь, видит даже то, что он сам от себя скрывает. Аббатиса кивнула, приглашая Чезаре входить: - У нашей новой послушницы, сестры Марты, просто божественное контральто. К счастью, Джеральдина не стала задерживаться и, учтиво поклонившись, пошла прочь. Чезаре старался дышать спокойно, когда открывал двери кельи. Но стоило ему увидать Урсулу в полном облачении монахини, сердце ухнуло вниз и на миг перестало биться. Она сидела неподвижно, маленькая женщина в черном одеянии, в глубине полутемной комнаты, под высоким сводом монастырского потолка. Косые лучи солнца из стрельчатого оконца пронизывали пространство, придавая увиденному какой-то мистической потусторонности. Прикрыв за собой двери, Чезаре на миг застыл на месте, вглядываясь в ее лицо, а она смотрела на него с оцепенелой маской терзания. Это, несомненно, была Урсула, и ей совершенно не шли эти нелепые черные балахоны, а лицо ее в обрамлении белого чепца выглядело осунувшимся и побледневшим. - Сестра Марта? - наконец, выговорил он охрипшим голосом. - Ваш тон слегка шутлив, кардинал? - холодно спросила она, не шевельнувшись. Чезаре сделал шаг вперед, не сводя с нее глаз: - Возможно, - ответил он, все еще силясь понять настроение Урсулы. Но строгое лицо под черным покрывалом дрогнуло лишь на миг. - Это крайне неуместно, - быстро выпалила она, нервно теребя свои пальцы. До этого Урсула прятала глаза, а теперь вновь подняла их на Чезаре, и он радостно отметил, что взгляд ее несколько потеплел. - Вы, кардинал, покровитель монастыря Сан-Систо, - в тоне ее послышалась горькая усмешка. - Даже мне видится в этом ирония. Сердце его больно сжалось. - Ты знала? Когда выбирала эту обитель? - с мучительной надеждой спросил Чезаре. Урсула покачала головой, опустила ресницы, печально усмехнувшись: - Узнала, когда уже дала обет. Если это и игра, то она слишком изощренная в своей жестокости. - Мне следует оставить этот пост? Назначить вместо себя другого кардинала? - Нет, - поспешно перебила Урсула. - Я никогда не освобожусь от вас, кардинал. Опять в ее тоне и словах ему почудилось поощрение, надежда вспыхнула ярким пламенем. Терпение лопнуло, и Чезаре порывисто шагнул к Урсуле, схватил ее за руку. Но она подскочила с места, словно ее ударило молнией, и отпрянула в сторону, сбрасывая его ладонь. - Я это знала! - воскликнула она, убегая от него, точно от огня. - Не дотрагивайтесь до меня! Мужчинам это не дозволено! Чезаре, пораженный ее враждебным отпором, остался стоять на месте, до сих пор не веря, что Урсулы, которую он знал, - робкой, но все же любящей Урсулы, - больше нет. Кто эта женщина, убегающая от него, словно от преступника? Между тем, она подступила к раскрытому на пюпитре молитвеннику и, припав пальцами к страницам, сбивчиво затараторила: - Единственный, кто может тронуть меня, кто живет в моем сердце, кто навещает меня еженощно, умер много веков назад! Чезаре громко выдохнул: - Ха, - он тяжело опустился на твердый, грубо сколоченный стул, с которого так суетливо подскочила Урсула, и с едкой иронией произнес: - У меня новый соперник. И его я убить не смогу. Она резко развернулась к нему с расширенными от ужаса глазами. Черная саржа монашеского одеяния скорбно всколыхнулась вокруг тонкой фигуры. Чезаре еще помнил этот гибкий стан в своих руках, и ему было горестно видеть, как красота любимой погребена под аскетичным балахоном монахини. - Что за богохульство! - вскрикнула она, задохнувшись от негодования. - Вы почитаете себя выше божьей милости, кардинал? - Нет, - тихо ответил он, откинувшись на спинку стула, чувствуя, как его душой медленно овладевает апатия. - Но я желаю сам управлять своей судьбой. Он с грустью уставился в ее глаза, в эти прекрасные глаза, что пленили его с первого взгляда, а теперь отвергали без всякого сожаления. - Ты просила меня о свободе. - И вы мне ее подарили, - ответила Урсула. Окинув взглядом полумрак кельи, она добавила: - Вы привели меня сюда. Я провожу свои дни в покаянии и, как ни странно, в мире... Чезаре бегло оглянулся по сторонам и, опершись локтями на колени, сокрушенно опустил голову. Неужели это его вина, что из богатой, знатной и невероятно красивой дамы, эта женщина превратилась в скорбную постриженицу в похоронных черных одеждах, живущую в голых стенах кельи? Спящую на матрасе набитом соломой? Это не свобода, Урсула, это - бегство. Бегство от той жизни, которую ты могла бы получить, имей ты хоть каплю смелости довериться мне. Но ты предпочла поручить свою судьбу Господу. А война с Всевышним в мои планы не входит. Чезаре сложил ладони шатром и удрученно уставился в мерцающий алым рубин на кардинальском перстне. Даже Фиаметта удивлена, что он до сих пор не сделал ничего по-настоящему значительного, не разорвал путы нежеланного священства. Ему пора выкинуть из головы романтический вздор о любви. В жизни есть куда более увлекательные дела, чем страдания о женщине, которой ты никогда по-настоящему не был нужен. Оказалось, все это время она лишь искала путь к Богу. Словно прочитав его безотрадные мысли, Урсула развернулась к нему лицом и многозначительно проговорила: - У вас есть сила, кардинал Чезаре Борджиа. Предназначение, которое вам самому неведомо. Он вскинул удивленный взгляд, силясь понять, к чему она ведет. - Вы прочитали мое сердце с поистине дьявольской проницательностью, - чистый голос ее дрогнул. - И вы привели меня к Господу... Чезаре усмехнулся сам себе. Он, лишенный всякой веры, считающий десять заповедей пустой догмой, и привел ее к Богу. Поистине убийственная ирония. - Вы можете использовать эту силу во имя добра или во зло, - не унималась Урсула, - но она непременно найдет приложение! - мимолетная лихорадочная улыбка коснулась дрожащих уст, словно ее посетило некое видение. - И это изменит всю Италию! - Ты ясновидящая, сестра Марта? - съязвил Чезаре, криво усмехаясь. Он поднялся и шагнул к ней. - Нет, - она смущенно запнулась и попятилась, точно испугавшись. - Но, думаю, мне было дано постигнуть, что движет вашим сердцем. Я больше никогда не полюблю. Вам следует уйти, кардинал. Чезаре, не обращая внимания на замешательство Урсулы, медленно приблизился к ней и впился взглядом в бледное лицо. Разом в памяти всплыли сладостные дни, что они проводили вместе, ее затуманенные счастьем глаза, влажные от поцелуев губы, разгоряченные румянцем щеки. Теперь ее кожа будто истончилась, скулы заострились, а губы потускнели. Но глаза - глаза ее еще не угасли. В них еще теплилось былое пламя, и сейчас, приблизившись к Урсуле, он явственно ощутил, каких трудов ей стоило сохранять маску благочестивой холодности. Чезаре шагнул еще ближе и порывисто протянул руку к ее лицу. - Это запрещено! - она увернулась, отшатнулась и прижалась к стене, испуганно глядя на Чезаре. Не веря своим глазам, он наблюдал, как она хватает колокольчик с подоконника и быстро громко звонит в него, словно зовет на помощь. Он потерял ее, навеки потерял. Мысль эта пронизала сердце точно холодная сталь клинка. И он все стоял там, словно вкопанный, глядел на Урсулу и не понимал, какая сила заставляет ее поступать так странно, так безумно. Спустя несколько мгновений за дверью послышались шаги, и звучный голос одной из послушниц, позвал: - Сестра Марта? Чезаре одернул себя и быстро пересек келью к выходу. Не хватало еще, чтобы его уличили в недостойном поведении с монахиней. Он обернулся в последний раз, дабы убедиться, что Урсула провожала его взглядом. Чезаре так и не постиг, что двигало ее стремлениями и, похоже, уже никогда не постигнет. Те скрытые для его понимания пределы, закоулки и тупики ее существа, так и остались чуждыми, так и остались вечной неразгаданной загадкой. Он отвернулся, яростно потянул дверь на себя и решительно вышел вон.