Борджиа. Часть 1. "Секс. Власть. Убийство. Аминь."

Весть о предстоящем бое разлеталась по лагерю, словно пожар по сухому полю, и все вокруг были охвачены странным, безумным воодушевлением. Так гончие псы чуют приближение охоты. “Битва!” - весело перекрикивались пьяные конники, готовя лошадей к следующему дню. Лязгали подковы, боевые скакуны фыркали и артачились, тихо позвякивала сбруя. “Сражение!” - бормотали сонные караульные, сидя у костра и жадно уплетая ржаной хлеб с маслом. В глазах солдат прыгали алчные огоньки, а на устах мелькали мрачно-торжественные улыбки. И чесночный, хмельной дух витал над их головами. “В-о-й-н-а!” - пелось под хриплые струны лютни в полку отважных маркитанток*. Солдатские подруги - а по сути, продажные, отчаявшиеся девицы, мечтающие взять от жизни больше, чем положено обычным женщинам - повсюду следовали за армией, словно пестрая стая разномастных птиц. Дикие и свободные, они не знали страха. Еще вчера здесь, на подступах к Риму, было пустынно, и лишь мерзлый ветер шуршал в пожухлых травах, а сегодня тысячи конских копыт и человеческих ног вытоптали землю, сотни военных бараков наводнили окрестности от одного края горизонта до другого. Далекие звезды уже показались над бескрайними полями Кампаньи, когда Лукреция и Джулия вышли из своего временного пристанища и направились на очередной - а может статься, и последний - ужин в богатый королевский шатер. Всматриваясь вдаль, в неясную синеватую дымку вечера, Лукреция все силилась разглядеть очертания стен Вечного Города. От слуг ей было известно, что французское войско остановилось в десятке миль от Рима. Ах, если бы она могла хоть на одну ночь обратиться филином, что заунывно ухал в лесу неподалеку, и улететь прочь, расправив крылья. Или еще лучше: стать голубкой мира - белой и прекрасной, с веткой свежей оливы в клюве. Она бы облетела дом матери, заглянула в окно Апостольского дворца к отцу, нашептала бы слова воодушевления Хуану - ведь завтра брату предстоит самое великое испытание в его жизни. А потом Лукреция бы отыскала Чезаре и, примостившись на широком плече брата, взмахом крыла коснулась его смугловатой щеки и мягких губ. И он бы непременно почуял, что голубка сия, с веткой оливы, не прихоть случая. А символ. И посланник. Чезаре! Чезаре. Почему ее мысли так неотступно кружили вокруг него? Душа Лукреции, казалось, уже преодолела все мили, пороги, двери и преграды, что отделяли ее от желанных, теплых объятий. А здесь, в плену врага, осталась лишь оболочка. Она покорно садилась за стол рядом с Карлом, улыбаясь ему так ласково и даже чувственно, словно он что-то значил для нее. А сердцем Лукреция уже давно была дома, среди родных и любимых, и рука ее утопала в широкой и теплой ладони Чезаре. Под сводами шатра пахло едой, вином и благовониями. И азартом. О, казалось, предчувствие битвы пьянило этих бравых вояк, собравшихся за королевским столом, покрепче вина. Лукреция украдкой рассматривала каждого из французских капитанов, пытаясь уразуметь, что же так манило этих мужчин в предстоящем сражении? Все они мечтали доказать свою удаль королю и Франции, выйти победителем и, безусловно, продолжить воевать. На лицах - молодых и морщинистых, скуластых и худощавых, бородатых и гладковыбритых - держались самодовольные, уверенные усмешки, а очи были холодны, точно глазницы мраморных изваяний. Сколько судеб погубил каждый из этих мужчин? Познав вкус войны, они навсегда стали заложниками кочевого и дикого образа жизни, где не было места ни покою, ни уюту. Где царила только грубая сила, жестокость и холод. Неизменный холод очерствевших сердец. Но суровей других был леденящий взгляд Джулиано делла Ровере. Кардинал являлся неизменным гостем на каждом из королевских ужинов, и сегодня, облаченный в шелк черной сутаны, он восседал среди вояк с таким видом, словно и сам был одним из них. И после этого он мечтал занять престол Святого Петра? После того, как по его вине при Лукке пролились реки крови? За неделю пути Лукреция смогла очаровать короля и всецело завладеть его вниманием, но убедить Карла, что в битве не было необходимости, ей до сих пор не удалось. Однако сдаваться она не собиралась, ибо знала, что сражение обернется бедой для ее семьи. В первую очередь для Хуана. А Лукреция любила Хуана. Несмотря на все его высокомерие и дерзость, на неоправданные амбиции и себялюбие, он все же был ее родным братом, он был Борджиа. И завтра он встретится с тем, чему его никогда не учили в военных упражнениях. Пока Лукреция размышляла о том, как избежать кровопролития, Джулия развлекала короля с поистине дьявольской обольстительностью. Она много смеялась и словно бы невзначай касалась руки Карла, глядя на него блестящими глазами. Француз был явно поглощен этой искусной прелестницей, не забывая, между тем, с жадностью уплетать кушанья со стола и запивать крупными глотками крепкого вина. - Мы в Италии не привыкли к королям, ваше величество! - мягким голоском тянула Джулия, и во взгляде ее сквозило искреннее восхищение. С таким же неподдельным благоговением она всегда смотрела на Родриго Борджиа. - У нас есть герцоги и герцогини, - продолжила Фарнезе, - князья, кардиналы. У нас, как вам известно, есть даже Папа, - она ласково, как бы невзначай, погладила пухлую ладонь француза, усыпанную тяжелыми перстнями: - А вот королей нам не хватает. Карл насмешливо приподнял брови: - Значит, я ценен своей новизной! Он подхватил бокал, самодовольно рассмеявшись, и отблески факелов заплясали на его лице. Все присутствующие загалдели, развеселившись по знаку короля. Все, кроме делла Ровере. Кардинал не разделял всеобщего восторга, он был напряжен и сосредоточен, видимо, чуя немалую угрозу своим амбициозным планам, исходящую от дочери Борджиа. Глядя на то, как гладко, как безупречно и ласково подруга плела невидимую сеть очарования, Лукреция и сама поневоле попадала в ловушку сладкого коварства. Раньше бы она лишь молча наблюдала, но сегодня дочь понтифика не желала быть в тени. Она давно вовлеклась в эту сложную и опасную интригу и останавливаться теперь не была намерена. Когда Карл осушил кубок и легким жестом потребовал у слуги добавки, Лукреция плавно накрыла его бокал ладонью и повелительно произнесла: - Пока не наливайте вина! - Почему нет? - с искренним недоумением воскликнул Карл. Над столом пронесся приглушенный шепот. Глаза всех гостей обратились к той, что посмела приказывать королю. Холодные, любопытствующие взгляды - она ощущала их кожей. - Я погадаю Вашему Величеству, - смело улыбнулась Лукреция, чувствуя при этом, как по телу проносится озноб смущения. - Погадаете? - подал голос делла Ровере, скорчив презрительную гримасу. - Да, по бокалу! - Лукреция уверенно взяла кубок из рук Карла, не обращая никакого внимания на возмущение кардинала. - Меня научила моя мама. Она окинула быстрым взглядом мужчин, глядящих на нее со снисходительным поощрением, а затем с поистине трогательным прямодушием сообщила: - Она была куртизанкой, Ваше Величество! - Правда? - изумился Карл, не сводя с нее темного взгляда своих проницательных глаз. - Красивейшей в Риме! И разбиралась в знаках судьбы, - подтвердила Лукреция. Вздернув подбородок, она широко улыбнулась, давая королю убедиться, что дочь ни в чем не уступала матери. Затем она выразительным жестом обхватила кубок, вытянула руку и внимательно взглянула на дно, отливающее серебром. - Я вижу... - Лукреция прищурилась и, выдержав картинную паузу, продолжила: - Как одна огромная армия... встречает другую! Король добродушно улыбнулся: - Вы видите победителя? Лукреция вновь заглянула на дно кубка, будто и впрямь могла увидеть там нечто большее, чем отблеск металла и собственное размытое отражение. - Да, - убедительно заявила она. - Я вижу его лицо! - Оно красиво, это лицо? - переспросил Карл, явно находящий это театральное действо забавным. Ах, как должно быть неистовствовал делла Ровере в тот момент. Будь он понтификом, подумала Лукреция, ее бы непременно отправили на костер, подобно ведьме. Она намеренно медлила, заставляя короля ожидать ответа с нетерпением: - Нет… - наконец, промолвила она. - Я не назвала бы его красивым. - Значит, оно уродливо? - вскинул брови король. - Нет, - она покачала головой, вглядываясь в кубок. - Но... у него есть один заметный недостаток. - Что за недостаток? - Приблизьтесь, государь, и вы тоже его увидите, - Лукреция поднесла кубок к лицу Карла и сама наклонилась ближе, коснувшись плечом руки короля, затянутой в синий бархат камзола. - Выглядит подозрительно, - она хитро улыбнулась, - похоже... на нос! - и без всякого смущения Лукреция крепко ущипнула короля за его выдающийся, мясистый нос. Француз прыснул от смеха, и по шатру прокатился всеобщий одобрительный гогот. Лишь делла Ровере оставался угрюм, а на лице его горело возмущение. - Нос? - давясь смехом, проговорил Карл. - Он уродлив? - Чрезвычайно уродлив, Ваше Величество! - смеялась в ответ белокурая ворожея, довольная произведенным впечатлением. - Как мой? - спросил король, утирая выступившие от хохота слезы. - Нет! - поспешно воскликнула она. - Вовсе нет! Лукреция мигом переменилась в лице, отбросила игривость и вместо этого вновь напустила на себя очаровательного кокетства. Не сводя широко распахнутых глаз с монарха, она погладила густо-синий сапфир на массивном королевском перстне и доверительно улыбнулась. - Образ, что я увидела в кубке не ваш, государь, - скользнув по волосатой руке, она нежно пожала шершавую ладонь француза. - В нем нет ни изящества, ни отваги, ни открытости. Недоверчивая складка на низком лбу короля расправилась, а уст его коснулась блуждающая усмешка. Ах, доброе слово неизменно достигает сердца, подумала Лукреция и, встрепенувшись, развернулась лицом к остальным сотрапезникам. - А теперь... все исчезло! - она ловко опрокинула бокал, будто выплеснув невидимое пророчество. - Вина Его Величеству! Карл благодушно принял наполненный бокал и, отпив небольшой глоток, проговорил: - И победитель, которого вы увидели в кубке, Лукреция… - Не столь красив, как вы, Ваше Величество! - уклончиво отвечала она. - Не так изящен и не так добр. Несмотря на сладкую и откровенно грубую лесть, французский монарх был польщен. Он, разумеется, понимал, что дочь Папы играла с ним в игру не любви, но политики. Но тонкая забава эта не могла не доставлять определенного удовольствия. - Есть ли у него имя? - спросил Карл. Лукреция ожидала подобного вопроса. Ответ пришел к ней еще накануне, когда она мечтала обратиться голубем мира. Джулия, сидящая по правую руку от Карла, заговорщицки улыбнулась подруге и незаметно кивнула, побуждая ту продолжать. - Никто, - широко улыбнулась Лукреция и, обежав всех присутствующих победоносным взглядом, остановила глаза на кардинале делла Ровере. - Победителя не было! - чуть помедлив, она добавила: - И проигравшего тоже. - И битвы не было? - разочарованно протянул король. - Какая досада. - Ваше Величество любит сражения? - с неподдельным интересом отозвалась Лукреция. - Люблю всей душой! - при словах этих в глазах его прорезалась воинственная свирепость. - Позвольте показать вам, милая Лукреция, как мы сражаемся, - Карл резко осушил кубок, а затем, облизнув сухие губы, добавил: - Завтра. Пророчество дочери понтифика едва ли порадовало армейских капитанов, жаждущих проявить себя на ратном поле, да и король выглядел несколько озадаченным, не говоря уже о делла Ровере, чье лицо приняло каменный вид. Ужин подходил к концу, все меньше времени оставалось до того момента, когда две армии сойдутся на широких лугах Кампаньи. И одному Богу известно, чем обернется завтрашний день для семьи Борджиа. Всю ночь Лукреция провела в странном, бессвязном полусне, полубреду. Она без конца возносила молитвы, проваливалась в краткое тревожное забвение без сновидений и попеременно вздрагивала от мысли, больно жгущей сердце - завтра уже настало. И ночь коротка. Утро выдалось ясным и холодным. Солнце еще не показалось над горизонтом, когда французская армия пришла в движении, а Джулия с Лукрецией собрали те немногочисленные вещи, что везли с собой, и попрощались с временным пристанищем. Сегодня их судьба, так или иначе, должна была решиться, и девушки смели надеяться, что вскоре они окажутся в родных стенах Апостольского дворца. Свежий осенний ветер трепал дорожный плащ Лукреции, холодными пальцами гладил горящие от волнения щеки. Этим утром, несмотря на сомнения, она все еще мечтала, что сможет остановить неумолимые жернова войны, столь спешно набирающие ход прямо перед ее глазами. - Пики нашей пехоты три с половиной метра в длину, - пояснял Карл, когда они верхом объезжали ровные ряды солдат, принявших боевое построение. - Видите, моя дорогая... И Лукреция с ужасом глядела по сторонам. Страшная, зловещая красота войска не могла не поражать: сотни вышколенных солдат, облаченных в прочный, начищенный до ослепляющего блеска металл брони, крепко держали тяжелые боевые копья. С высоты седла казалось, то был нескончаемый колючий и враждебный лес пик. - Почему их наконечники загнуты, милорд? - спросила Лукреция, переводя взгляд на Карла. По случаю предстоящего сражения он, как и полагалось главнокомандующему, обрядился в сверкающий панцирь, а большую голову его охватывал железный шлем без всяких украшений, придающий королю воистину грозный вид. - Чтобы вырывать сердца неприятеля, - ответил он так просто, словно вырывать сердца было обычным делом. С гордостью окинув взглядом свое бравое войско, Карл направил коня туда, где на передовой выстроились французские капитаны и генералы. Там же, среди тяжелой кавалерии, на белом, породистом жеребце высилась черная фигура кардинала делла Ровере. - Но мы начнем битву с пушек, - сказал король, обращаясь к своим пленницам, что покорно следовали за ним чуть поодаль. - С пушек? - переспросила Лукреция, несколько озадаченная. Она быстро переглянулась с Джулией. - Да, - с дерзкой насмешливостью отвечал Карл. - Никогда не рискуй людьми, пока не отгремела артиллерия. Я понял это, воюя с англичанами. Лукреция через силу улыбнулась. Пушек она опасалась больше всего. - Я думала, пушки нужны для осады, чтобы разрушать стены, - промолвила она, с беспокойством глядя на бронзовые орудия, готовые к бою. Неподалеку уже горели жаровни, а она знала - огонь необходим, дабы поджечь фитиль после того, как заложен порох. - Верно, - подтвердил король. - Но для открытых пространств у нас есть собственное изобретение, - он зловеще ухмыльнулся: - Ядра, скованные цепью. - Ядра, скованные цепью? - эхом отозвалась Лукреция, не вполне понимая, что же это могло значить для папской армии, чьи ряды уже виднелись на противоположном холме. Карл остановил коня и, приложив ладонь козырьком над глазами, быстрым, опытным взглядом оценил силы соперника. Очевидно, немногочисленное войско Рима не вселило ему и малейшего трепета. Он дал знак генералу заряжать пушки, а сам развернулся к Лукреции и резко проговорил: - Они проходят сквозь ряды, как нож сквозь масло. Лукреция со страхом устремила взгляд вдаль. Где-то там, среди реющих на ветру красных знамен, был ее родной брат, Хуан Борджиа. Зачем только отец послал его сюда, навстречу французам? Что может противопоставить горстка даже самых лучших и опытных наемников против целой орды крепких мужчин, охваченных жаждой крови? Между тем, французские солдаты быстро и умело заряжали бронзовых чудищ, и вместо одного в жерло шли сразу два ядра, скрепленных цепью. - Силен ли гром пушек, Ваше Величество? - в отчаянии воскликнула Лукреция, понимая, что прямо сейчас все тридцать шесть орудий изрыгнут град тяжелых ядер, и все они полетят прямо в стройные ряды римских воинов. - Чрезвычайно! - подтвердил король с холодной улыбкой. - Вам стоит закрыть уши, моя дорогая. Итальянцы никогда не вели войны подобным варварским образом - палить друг в друга чугуном и камнями. В чем же тут сила, и где же слава? От осознания собственной беспомощности у Лукреции невольно выступили слезы. Оружие красоты оказалось бессильно перед восьмифутовыми пушками. Она едва успела прикрыть одно ухо ладонью, когда воздух утра наполнил гортанный крик десятка генералов: - Огонь! Огонь! И тут же послышались оглушающие залпы, один за другим. Казалось, весь белый свет исчез в грохоте и дыме. Лукреция зажмурилась, натянув поводья лошади, что крупно вздрагивала и приплясывала под ней от каждого выстрела. Ничего бы не видеть, ничего не слышать. Боже правый, неужели небо обрушилось на землю? Казалось, ни один майский гром не мог сравниться по силе с этим рукотворным, чудовищным грохотом. Она не желала смотреть, не хотела видеть, но глаза ее уже сами собою отворились, и зрение не подвело Лукрецию. Даже сквозь завесу дыма и поднявшейся пыли она увидала то, о чем сразу пожалела. Так вот, для чего нужны были цепи. Утяжеленные ядрами они буквально разрезали надвое солдат и лошадей, оказавшихся на роковом пути залпа. Еще миг назад на противоположном холме виднелись длинные, стройные ряды кавалерии - теперь же там лежали куски изуродованных тел. По счастью, расстояние не позволяло разглядеть подробности. Между тем, французы спешно готовились к следующему выстрелу. Нет! Довольно! Еще один залп, или два - и от скудной армии герцога Гандийского ничего не останется! Лукреция решительно ткнула каблуки в упругие бока лошади и, придержав поводья, закричала: - Ваше Величество! - она ощутила, что голос срывался, но крайнее отчаяние придало ей сил. - Не могли бы вы... на минуту остановить стрельбу?! - Прошу прощения? - с удивлением уставился на нее Карл. - Не могли бы вы на минутку остановить стрельбу? - еще громче вскричала Лукреция, с трудом удерживая лошадь, что нетерпеливо плясала под ней. - Но почему? - сердито спросил король. - Вы были правы, - Лукреция выдавила улыбку, хотя губы ее предательски дрожали от наворачивающихся слез. - Они чрезвычайно шумные! Не говоря больше ни слова, она резко пришпорила лошадь и пустилась через луг, вперед, к армии брата. Дочь понтифика ни разу не обернулась, зная наверняка, что выстрелов вслед не будет. Король бы не стал вредить своей очаровательной заложнице. В том и заключалось его прирожденное благородство: сколь бы кровожаден Карл не был на поле боя, он все же являлся великодушным и милосердным кавалером, не способным причинить зло благородной даме. Лошадь несла ее по лугу так быстро, что у Лукреции дух захватывало, а сердце толкалось в груди, точно оголтелое. Слезы, выступив, тут же высохли. Только бы удержаться в седле, только бы не упасть теперь, когда она была на полпути к победе. За спиной, со стороны французской армии, слышался мерный гул, в то время как папские солдаты в панике и смятении смыкали распавшиеся шеренги. Из всех сил Лукреция старалась не смотреть на разрубленные тела убитых первым залпом. Навстречу ей уже скакал всадник на крупном гнедом коне, и Лукреция сразу узнала в солдате Хуана. Через минуту они поравнялись, и брат, не веря своим глазам, закричал: - Лукреция! Боже мой! Ах, какое счастье, что он цел и невредим, подумалось Лукреции. Увидеть родное лицо после долгой разлуки было настоящей благодатью. Но как бы сильно ей не хотелось обнять и расцеловать Хуана, она сразу перешла к делу: - Нас держат в заложниках, брат. - "Нас"? - переспросил он в недоумении. - Меня и Джулию Фарнезе, - Лукреция перевела дыхание. - Мы направлялись в Рим… - Так езжай к нам, - протянул ей ладонь герцог. Он окинул сестру взглядом, полным радости неожиданной встречи, но и ошеломления. А хорошенько присмотревшись, Лукреция заметила в темно-карих глазах брата настоящий ужас, который он тщательно скрывал. Но страх выступил испариной на его высоком лбу и над верхней губой. - Переживешь ли ты этот день, Хуан? - с горечью проговорила Лукреция. - Нас ждет битва, - твердо ответил он и невольно всмотрелся в горизонт, где синели флаги французской армии. - Поверь мне, ты уже проиграл ее! - Лукреция с силой выдохнула. - Она едва началась, - упрямо возразил Хуан. Лукреция внезапно ощутила безмерную усталость, смешанную с незнакомой ранее злостью. До чего же это тяжко, умолять мужчин сложить оружие. Почему их так манят сражения, жестокость и насилие? Целую неделю ей пришлось обхаживать и приручать французского короля, а теперь и собственный брат упорствовал в непостижимом упрямстве. Неужели она одна понимала, что нужды в напрасном кровопролитии нет? Лукреция покрепче схватила поводья и, повысив голос от нарастающей досады, сбивчиво проговорила: - Я слышала всего один пушечный залп, еще сотня - и твое войско поляжет в море крови! И ты еще даже не видел их пики! Хуан замотал головой, перья на его высоком шлеме римского легионера всколыхнулись: - Я не приму поражения! Глупец! Разве ты не видишь, что уже сражен, подумала Лукреция, а вслух выпалила: - Значит, не думай так! - и примирительно смягчив голос, добавила: - Назови это здравым смыслом. Скажи, что король попросил назвать условия... и ты предложил… - Что я предложил? - нетерпеливо бросил герцог. Ласково, точно обращаясь к малому ребенку, Лукреция проговорила: - Безопасный путь к Неаполю в обмен на… бескровный проход через Рим. В ярком свете утреннего солнца их глаза встретились и, казалось, Хуан впервые принял сестру, как равную. - Лукреция, - воскликнул Хуан в отчаянии, - Карл разграбит город и низложит нашего отца! Она качнула головой и многозначительно улыбнулась: - Предоставь это мне, - Лукреция протянула ладонь и крепко сжала его руку, принуждая брата кивнуть в знак согласия. Слава богам - благоразумие восторжествовало! Герцогу Гандийскому придется отложить свое честолюбие до лучших времен. А пока - Лукреция закончит начатое. Она вновь стегнула лошадь и галопом поскакала обратно туда, где на залитом осенним солнцем луге любезный Карл терпеливо ожидал пленницу. Лукреция все же станет голубем мира, а мужчины, хотя бы на сегодня, пусть умерят свою жажду крови. - Это был мой брат, Ваше Величество! - приблизившись к королю, сообщила Лукреция, как ни в чем не бывало, и решительно натянула узду, заставив лошадь стоять смирно. - Ваш брат? Король был сбит с толку. На его жизненном пути, вероятно, не часто случались очаровательные красавицы, но столь отчаянных девиц он, по-видимому, не встречал никогда. Лишь теперь Лукреция поняла, каким должно быть диким и неразумным выглядел ее поступок в глазах Карла: бросилась под пушечные ядра, только бы спасти брата. - Главнокомандующий папской армии, - все так же непринужденно улыбаясь, промолвила Лукреция. - Он думал, что вы хотите разграбить Рим. Как орды готов и вандалов! - при этих словах Лукреция распахнула глаза во всю ширь, будто сама мысль о подобной возможности была кощунством. - Я сказала ему, что вы благородный человек! Что вы об этом и не помышляли! Она цепко впилась взглядом в холодные глаза Карла: - Вы ведь не помышляли об этом? Он, будто против собственной воли, ответил: - Не помышлял. - Ваша цель - Неаполь? - не унималась Лукреция. Она силилась сохранить то очаровательно простодушие, что действовало подобно волшебному заклинанию, и, одновременно, ничем не выдать безумное напряжение, холодными волнами проходящее через все ее тело. С минуту Карл глядел на нее совершенно обескураженный, взгляд его в равной мере выражал недоумение и восхищение. Наконец, француз негромко произнес: - Неаполь. Конечно. Лукреция незаметно перевела дух, а затем широким взмахом руки указала на противоположный холм и, все так же непринужденно улыбаясь, проговорила: - Поэтому мой брат, герцог Гандийский - главнокомандующий папской армии, радушно приглашает вас в Рим!