Besos para golpes

      Издалека приближались какие-то неясные звуки. Чей-то визг, хохот, разговоры - все сливалось в одно и постепенно надвигалось.       Клод резко открыл глаза и увидел перед собой бледное молодое лицо. Что это за человек и где он видел его раньше? Светлые кудрявые волосы... Он ничего не мог вспомнить, однако, это совсем не пугало: наоборот, в эту секунду он почувствовал в своей душе необычайный покой. Странно, слишком непривычно. А этот парень... его сын? Нет, он, кажется, его брат. Жеан...       Тем временем, цепляясь одно за другим, воспоминания стали постепенно надвигаться из глубины сознания. Сначала какие-то неясные образы, затем - более четкие сцены. Родители, коллеж, сан... Младший брат, приемыш-звонарь... Клод коснулся рукой своего лица и по привычке стал царапать пальцами кожу. В эту секунду он чувствовал себя самозванцем, оказавшимся в чужом теле и непривычной новой реальности. Все это существует? Как странно...        ...Алхимия, герметика, дом Николая Фламеля, нефы и порталы Собора... Но что же это? С каждым новым воспоминанием эта необыкновенная лёгкость в душе исчезала. Будто ядовитый дым, проникающий в легкие, на смену беспамятству и отдохновению приходили опустошенность и разочарование. Нет, пожалуйста... Хоть бы еще мгновение! Однако реальность представала перед глазами все четче, и все эти события уже не казались такими далекими, а воспоминания - чужими.        Он привстал и огляделся, не замечая ни взволнованного взгляда Жеана, ни его красных растертых глаз. Да, это та самая келья, высокое гнездо старого филина, в которой он прячется от людских глаз, где хранит свои тайны. Именно здесь он, посягнув на законы своей же веры, так безуспешно стремился постичь доселе неизведанное, недоступное простому смертному. Какая глупость! Какая самонадеянность!        ...Грязные улицы Парижа, председательство в суде, ежедневные службы, прихожане, ученики, мерзкий Шармолю... Тесная келья, слежка, пьяный брат, развязный капитан, притворство, унижение... Удар со спины, ответный удар... О, воистину, это было так отвратительно, хотя и совсем не внушало страх. Скорее презрение к самому себе и своей жалкой жизни.        Тем временем тошнота и безысходность окутали его полностью, сдавили грудь и не давали дышать. Все казалось абсолютно бессмысленным и ненужным. Раньше, бывало, у него уже возникало такое ощущение по утрам, но он быстро брался за книгу и гнал его от себя. Но сейчас это было бы совершенно бесполезно... Пустая, серая, никчемная жизнь! Глупый, самонадеянный слепец! Даже светлые чувства к брату не могли разбавить эту гнетущую пустоту.        Но что же это? Что-то все-таки ускользало от его сознания. Что-то необычайно важное, назойливое и отличное ото всего остального. Клод снова сомкнул глаза и еще сильнее стиснул ногтями свое лицо. Память его напряглась, кровь вскипела. Из глубины души стремился наружу некий образ, приближение которого заставляло цепенеть от ужаса. Это та самая мысль, которой он живет уже последние несколько месяцев, которая способна окрасить его никчемное существование невиданной гаммой чувств, но при этом заставит невыносимо страдать! Он вскочил с кровати, метнулся к окну, впился руками в железные прутья и прижался лбом к окну. Зрачки его расширились, а озноб не дал почувствовать холод стекла. С минуту взгляд его блуждал по площади, но никак не мог ни за что зацепиться. Нигде нет... Наконец он зажмурился и беззвучно произнёс: - Эсмеральда!       И вот уже словно подстреленный ястреб, он вернулся обратно на свою кровать, на этот раз медленно, так как свежие раны внезапно дали о себе знать. За эту секунду он будто постарел на 20 лет, и его пустой измученный взгляд уперся в потолок. Все было кончено: девушка исчезла с площади! Она отдала себя капитану, а он не смог это предотвратить! Лютая ненависть и ревность боролись в нем с чувством вины; и этот яд отравлял, сдавливал дыхание, превращал его в немощный труп.       Испуганный таким поведением брата Жеан вжался в кресло и боялся даже что-либо спросить. Однако несмотря на это был рад, что Клод очнулся. Позавчера ночью Жеан случайно нашел его без сознания с окровавленным лицом в какой-то подворотне. От испуга хмель тотчас сошел с него. Еще никогда в жизни Жеан ничего так не боялся: ни наказаний за проступки в коллеже, ни ударов, которые он получал в многочисленных потасовках, ни странных видений, которые являются, если выпить слишком много кислого пива. В ту ночь он осознал, что у него нет никого роднее брата, и что не стань его, вся жизнь непутевого школяра пойдет под откос.       И все-таки Жеан решился осторожно подойти. Гораздо сильней чем обычно Господин Старший Брат был погружен в свои мысли и совсем не замечал его. Жеан недоумевал: "Он в порядке! Почему он так мучается? Ведь он даже ничего не сломал!" Он было протянул руки для объятий, но Клод лишь отвернул голову к стене: - Прошу, уйди... - сухо прохрипел голос.        С тех пор Клод считал, что жизнь его миновала последний вираж и теперь подходит к концу. С каждым днем воспоминания о цыганке становились все светлее, но при этом более расплывчатыми и ускользающими. Отныне будущего для него не стало, существовало только прошлое, в котором самым ярким моментом, словно солнце при закате, самым прекрасным была черноволосая девушка. Совсем еще дитя, олицетворение молодости и стремления к счастью, которых теперь у него не было. Она исчезла с соборной площади, исчезла из его жизни, и теперь остается лишь вспоминать, как прекрасен был ее танец.       Наука по-прежнему занимала его мысли, однако никакой прежней надежды на открытие секрета Николая Фламеля или чего-то подобного не было и в помине. Отныне лишь только забота о благоустройстве жизни брата и исполнение обязанностей архидиакона. Но самое горькое было то, что жизнь его заканчивалась, так и не успев начаться. Какая ирония... Что поделать! Теперь же не было больше сил ни на что. Даже подниматься по крутым лестницам собора становилось все сложнее. В свои неполные тридцать шесть лет Клод нарек себя стариком, и отныне все реже покидал стены своей мрачной кельи.