Дисгармония

Вскоре после облучения радиацией, призванной ослабить иммунитет, Джим ощутил стойкий металлический привкус во рту. Это и затяжная тошнота были обычными спутниками в данной процедуре. От последнего Джима спасла доза антиэметиков*. - Головокружение, слабость? – спросил Маккой ломким, резким голосом, от которого Джим почувствовал себя последней скотиной. Узнав от Мики, что есть возможность вытащить Хана, но Джим нужен в медотсеке немедленно, он раздумывал недолго: повернулся к Прайм Споку, получил от него короткий кивок-согласие и сорвался на «Энтерпрайз». Явно удивленный Мика едва за ним поспевал. - Я в порядке, - со всей убежденностью заверил друга Джим. Он и правда чувствовал себя вполне… нормально. Главное, успеть сделать основное до прихода Спока. Зная Боунза, Джим не сомневался, что старпом уже спешит остановить «нелогичное самопожертвование». У Джима шансы выжить – тридцать с чем-то процентов. У Хана без Джима – ноль. С Джимом – семьдесят девять. О чем еще тут думать? А если и думать, то… Сколько шансов выжить у Федерации в предстоящей войне? Без Хана? Джим не уверен, но с лидером аугментов однозначно их дела будут лучше. Даже если вдруг без самого Джима. - Джим! Джим! Он недоуменно открыл глаза – отчего у Боунза такая паника в голосе? - Что? – голос вышел слабым. И голова кружилась до тошноты, подавляемой препаратами. Почему вдруг так плохо? Джим же на секунду глаза прикрыл… - Не отключайся снова, - просит-требует Боунз. Джим старается сфокусировать на нем взгляд. И пообещать. Свет слишком режет глаза. Он прищуривается и проваливается в темноту. Как сквозь вату до него доносятся голоса. Что-то о давлении, вирусе, Т-киллерах. И чьей-то матери. Кажется, кто-то кого-то послал. Джим не уверен, мозг совсем не соображает. - Еще немного, Джим, - говорит кто-то надломлено ласково. – Потерпи еще чуть-чуть. «Хорошо», - хочет сказать Джим, но губы не слушаются. И веки. И вообще все тело. Угасая в вязкой темноте, последнее, о чем он думает, это поцелуй с Ханом – острый, болезненный, с привкусом крови. Джим думает, что было бы неплохо поцеловать здорового Хана. … Раздражающий стерильный запах медотсека «Энтерпрайз» стал первой ступенью пробуждения Хана. Следом пришло осознание, что он лежит на биокойке. До чуткого слуха стали доноситься голоса медперсонала, мерный гул приборов и даже собственное дыхание. Наконец, Хан в полной мере ощутил свое тело – тяжелое и ослабленное, почти безвольное. Но внутренний жар, что с каждой секундой набирал силу, подсказывал, что генномодифицированный организм ускоренно восстанавливается. Значит, остается только ждать. Хан уже начал проваливаться в дрему, когда где-то совсем рядом истерично взвизгнул прибор. - Остановка сердца! – прокричал женский голос. - Опять?! – возглас доктора Маккоя, его спешные шаги к кому-то совсем рядом, возможно, на соседней койке. Шорохи, звон и громыхание металлических приборов о металл столика и приглушенное: - Ну, давай, парень… давай же… Хан прислушивался с отстраненным, вязким любопытством, лишь отчасти осознавая происходящее. Время для него смазалось. - Как капитан, доктор? – размеренный голос мистера Спока. «Капитан?» - Стабилен, - устало выдохнул Маккой, - на данный момент. Он пережил третью остановку сердца за последние сутки. Мы восстанавливаем состав крови и… Да что я тебе говорю? Лучше иди отсюда. Тяжелое, густое молчание и уже более мягкое: - Иди, Спок. Я буду с ним. Над сознанием Хана смыкается тьма. … Вот уже двое суток Мика не покидал медотсек. Берст был уверен, что он охраняет Хана, и в какой-то мере так оно и было. Но был еще усталый, дерганый доктор, практически не спавший все это время. Мика наблюдал за ним, испытывая непривычное для себя чувство. Оно было болезненным и беспокойным. К Маккою хотелось подойти и не попадаться на глаза, хотелось вырубить его и дать поспать, но рука упрямо не поднималась. Мика не находил себе места и лишь молча смотрел, как Маккой опрокидывает в себя очередную чашку кофе и подслеповато вглядывается в экран падда. Мике нравился Джим, но сейчас он его почти ненавидел. За то, что так легко согласился на опасную операцию. За то, что доверил все Маккою. За каждую из трех остановок сердца, после которых на Маккое лица живого не было. О Хане Мика не беспокоился. Едва Берст с удовлетворением кивнул данным сканирования, как липкое напряжение отпустило и больше не возвращалось. Их Хан победил там, где все они когда-то давно проиграли. - Хватит буравить меня взглядом, - тихо проворчал Маккой. Мика мигнул, нахмурив лоб. Но глаз так и не отвел. Не уверенный, что вертевшиеся на языке слова уместны, он произнес их намеренно невнятно: - Шел бы ты отдохнуть, док. - Тебя спросить забыл, - фыркнул Маккой с кривой улыбкой. Которая, впрочем, быстро пропала: - Я не могу оставить его, пока все не решится. - Ничего не изменится, будешь ты тут или нет. Реанимировать Джима могут и без тебя. - Думаешь, я этого не знаю?! – сорвался врач, но тут же словно сдулся, едва не уронив голову в ладони: - Ты не виноват, - пробормотал он глухо. – Вы все не виноваты. У Джима просто этот его комплекс героя. - Как у тебя комплекс спасителя? Маккой бросил на языкастого аугмента недобрый, воспаленный взгляд. - Какой тогда комплекс у тебя? - У меня? – Мика задумался и невинно улыбнулся: - Комплекс недочеловека, возможно? - Это у тебя-то? Аугмента? - А я из бракованных, - легкомысленно поведал Мика. – Подлежал утилизации. Меня Хан отстоял перед Берстом. - Ты поэтому так ему предан? - Хочешь сказать, из благодарности? Нет, не совсем. Я… принадлежу ему. Знаю, это странно звучит, - усмехнулся Мика на поднятую бровь Маккоя. – Хан ненавидел, когда нас, неполноценных, усыпляли. Он забрал пустое, бесполезное создание и вылепил из него меня. Он больше года со мной возился, пока я не начал походить на разумного человека. Знаешь, док, может, сконструировал меня и Берст со своими халатами, но создателем я считаю только Хана. - Ты о нем сейчас как о боге говоришь, - заметил Маккой и печально вздохнул, когда не обнаружил в чашке свой кофе. - Я сделаю, - предложил Мика и, поднявшись со свободной койки, направился к пищевому репликатору. - Черный, без сахара, - сказал ему Маккой. - Знаю, - отозвался аугмент. Вернувшись с кофе, он задумчиво цокнул языком: - Бог – слишком абстрактное понятие, док. Хан – мой командир. Командир – мой Хан. Это, наверно, как у японцев: абсолютное вверение себя сёгуну, повелителю. Маккой смерил взглядом одухотворенное лицо аугмента и, отпив горячий напиток, беззлобно бросил: - Самурай недоделанный. Мика рассмеялся. - Так и есть, док. Он не стал добавлять, что та же Ким поначалу величала его никак иначе, как «недоделанный монстр». … Когда Джим сумел открыть глаза и даже пошевелить мозгами, оказалось, что прошло уже пять дней. Об этом ему любезно сообщила подошедшая медсестра Мирс, тайком смахнувшая слезы облегчения. - Мы рады, что вы живы, капитан, - прошептала она с улыбкой, стоило Джиму заметить влагу на ее глазах. – Сейчас время гамма-смены, сэр, доктор Маккой отдыхает. Что могло случиться за пять дней на переговорах с клингонами, Джим боялся даже представить. Лишь бы все было не зря… Он попытался приподняться и сесть в кровати, но локти предательски подогнулись. - Это пройдет, - заверила его Мирс, помогая удобнее расположиться на койке. – Дайте себе отдохнуть, капитан. Отдохнуть? Хотелось бы. В груди болело так, словно кто-то хорошенько на нем потоптался. - А что насчет… - говорить и дышать оказалось тоже пока сверхзадачей, но Джим упрямо закончил свой вопрос, - посла… Сингха? - Посол Сингх покинул медотсек два дня назад, - тут же доложила Мирс. В сонное время гамма-смены в медотсеке практически никого не было, и ее тихий голос звучал непривычно громко и отчетливо. – Мы покинули орбиту Кроноса, сэр. Покинули? И Хан. Жив. Это было слишком. Джима просто разорвет, если он не выяснит все немедленно. Но если Спок исполнял обязанности капитана, то наверняка толком не спал, взвалив на себя двойную нагрузку. И ладно, если сейчас он тоже на ногах, но если нет… - Подай мне… падд… пожалуйста. Пока Мирс ходила за планшетом, Джим сделал несколько глубоких вздохов. На лбу выступила испарина. Любое физическое действие заметно перегружало и без того вымотанный организм. Но он должен был узнать все сейчас. Войдя в корабельную сеть и подслеповато щурясь, Джим нашел график дежурств, чтобы в очередной раз убедиться в абсолютном трудоголизме своего старпома. Все эти дни Спок отрабатывал альфа- и бета-смены, что было довольно глупо, если с клингонами все обошлось, и вполне обоснованно в обратном случае. Вопросы множились. - Попроси… посла Сингха… зайти. Сестра Мирс смерила своего капитана сомневающимся взглядом, но все же послушно отправилась к панели внутренней связи. Джим устало выпустил из дрожавших пальцев падд. Если бы у него были силы хотя бы на то, чтобы просто держать глаза открытыми, он бы выяснил все, прочтя отчеты Спока. Но сил не было. Зато очень хотелось увидеть Хана живым и здоровым. - Капитан. Джим растерянно открыл глаза. Перед ним стоял Хан, собственной сверхперсоной, без единого следа болезни или слабости на невозмутимом лице. А Джим, кажется, успел задремать, пока его ждал. - Привет, - улыбнулся он беззаботно. Хан не издал в ответ ни звука, но глаза вполне доходчиво передали все его нелестное мнение о Джиме в целом и его выкрутасах в частности. - Эй…- лениво возмутился тот, - получилось же. - Мы продолжим этот разговор, когда ты будешь в состоянии вести беседу, хотя бы не задыхаясь на каждом слове. Джим мысленно закатил глаза. Несмотря на общую чудовищную слабость, мозг у него работал вполне неплохо. - Что с клингонами? - Посол Спок остался на Кроносе уладить спорные моменты в тексте договора. Окончательный вариант ожидается к концу недели. - Значит… - Да. Клингоны согласны на союз с Федерацией, - низкий, бархатный голос приласкал натянутые нервы, и только теперь до Джима дошло: они добились союза с Клингонской Империей. Союз с Клингонской Империей. Даже звучит дико. А у них получилось. - Класс, - выдал Джим, прикрывая переутомленные глаза. – Надо будет… отметить… потом. Хан промолчал, да Джим в общем-то и не ждал от него ничего. Выяснив все, что имело значение, он, наконец, перестал сопротивляться тошнотворной слабости, которая накатывала словно волны Тихого океана. А потом была тьма и невесомое прикосновение к щеке. Хотя, последнее могло ему просто присниться. … Полное восстановление заняло у Джима двадцать три дня. Пока он, прикованный к койке, лежал в больнице, в Сан-Франциско, в торжественной обстановке, был подписан мирный договор между Объединенной Федерацией Планет и Клингонской Империей, включающий более ста восемнадцати статей, семьдесят шесть из которых касались непосредственно совместных военных действий против общей угрозы. В делегации от Федерации присутствовали посол Спок и посол Сингх – Джим видел их на экране в своей палате. Оба, к слову, получили правительственные награды. Второй орден вручили и Джиму. Прямо в палате – состояние его здоровья, как и причины нахождения в больнице, было решено не афишировать. Пока он проходил курс физиотерапии и учился заново ходить и держать в руке ручку, из криосна, группами по семь-десять человек, были выведены все аугменты. Они получили гражданство и пятилетний контракт со Звездным Флотом. Согласно закону, генномодифицированные люди не могли стать офицерами, посему были приняты как гражданские консультанты. Разумеется, у каждого был выбор, соглашаться или нет. Контракт подписали все. За этот же неполный месяц, что Джим изнывал в стенах медучреждения, началось масштабное переоснащение звездолетов. По рекомендациям уже консультанта Сингха. Для флагманов, таких, как «Энтерпрайз», особая модернизация, включающая в себя, помимо прочего, расширенные варп-возможности, сопоставимые с классом «Дредноут». Последнее особенно волновало Джима, но пока его не признали полностью здоровым и пригодным к службе, на что-либо официально повлиять он не мог. Официально. Неофициально они со Скотти, Ханом и Ким устроили трехстороннюю видеосвязь и провели несколько часов за обсуждениями нововведений, так что Джим точно знал, в чем и как претерпит изменения его серебряная красавица. Надо отдать всем трем инженерам должное, модификации поражали воображение. И все же, несмотря на хорошие новости, послевкусие от разговора через падд оставляло желать лучшего. И большего. После встречи в медотсеке, когда Джим едва ворочал языком, они с Ханом лично больше не виделись. По прилету на Землю Джима оперативно переправили в больницу, Хан с головой ушел в адаптацию своих людей и инженерные разработки. Тем неожиданнее оказалось его появление на пороге больничной палаты в день выписки, а точнее за два часа до нее и прихода доктора Маккоя. Джим как раз отжимался. Три недели беспомощности оставили свой след, и теперь он нещадно гонял себя всякий раз, как подкрадывался страх. Страх не встать на ноги, страх утратить свободу, страх перестать быть капитаном. Джим никогда так не боялся в своей жизни. Даже умирать было не настолько страшно – что в первый раз, что во второй. Он почти изгнал позорные мысли из головы, когда дверь в палату с характерным звуком отъехала. Он оглянулся. - Хан? Аугмент впервые навестил его в больнице. Эта мысль царапнула, пусть Джим и осознавал, насколько тот был занят. - Интересно, - хмыкнул он, вставая с пола и вытирая лицо и шею полотенцем. – Меня выписывают только через два часа. Ошибся со временем или подгадал? Хан на это только поднял брови, но оно и понятно: первое предположение было… забавным и абсолютно невозможным. На вечер команда «Энтерпрайз» уже подготовила вечеринку-сюрприз для своего капитана. Абсолютно секретную. Разумеется, Джим о ней знал вот уже неделю. - Что, есть новости? – спросил он, подходя к Хану ближе. Неопределенная улыбка блуждала на его губах, навевая определенные мысли. Не то, чтобы Джим целенаправленно старался спровоцировать аугмента. Просто заигрывать с окружающими давно уже стало частью натуры. А он в стенах больницы уже месяц почти. И с симпатичными медсестрами здесь оказалось неожиданно… скучно. Впрочем, после Хана ему многое казалось уже не таким захватывающим. И… ладно, да, он хотел его спровоцировать. - Есть, - у Хана восхитительный глубокий голос и гипнотические глаза. Но если тон его был нейтрально-пустым, то в серо-зеленых глазах Джим неожиданно уловил нечто болезненно-злое. Нечто на грани с ненавистью. Знать бы еще точно почему. Но Хан не скажет. Не сейчас точно. А Джим не уверен, что действительно хочет знать. - Расскажешь? – интересуется он совершенно другим тоном. Хан еще больше сокращает расстояние между ними и роняет на выдохе: - Не сейчас. Джим вдруг остро вспоминает их флирт там, в подземельях Кроноса. И поцелуй с привкусом крови. - Тогда… покажешь? – голос падает до уровня шепота, ноги делают еще один, последний шаг навстречу. Они едва не соприкасаются друг с другом грудью, смотрят глаза в глаза и даже дыхание в такой близости одно на двоих. Джим все еще видит ярость на лице аугмента. Но страсть в нем тоже есть. Этого пока достаточно. Джим расплывается в улыбке, находя забавным, что Хана в любой момент может снова перемкнуть. Он почти на все сто уверен: аугмента вполне устраивает объект одержимости, но бесит сам факт вмешательства в разум. Отсюда и вспышки агрессии. Не то, чтобы Джим был против. Представляя, как длинные, сильные пальцы смыкаются на его горле, он улыбается шире. И это уже откровенное предложение. Хан поднимает руки и обхватывает ладонями смеющееся лицо. Чужое веселье заразительно, и губы кривятся, сдерживая откровенную усмешку. Джим поднимает бровь, и Хан подается вперед и целует – не спеша и мягко. Лишь на кончиках пальцев подрагивает сдерживаемая пока сила. Джим вязнет в этом томном поцелуе, проваливается, словно в зыбучие пески. Смеяться во все горло хочется нестерпимо, потому что Хан – это ярость и сила, превосходящий интеллект и железный контроль. И самые мягкие губы, что Джим когда-либо пробовал. Тональность меняется внезапно: хватка на лице каменеет. Хан вдавливает его в себя, намеренно причиняет боль – ровно так, чтобы в горле у Джима зародился стон восторга. Неспешная ласка губ превращается в жалящие укусы – голодные и дикие. Джим включается в игру немедленно: запускает пальцы в чужие волосы на затылке, тянет и дергает в такт соударению языков; второй рукой забирается под черную водолазку и вжимает пальцы в поясницу. Отжимаясь, Джим снял больничную робу, оставшись в одних свободных штанах, и теперь на его вкус Хан слишком одет. Разорвав поцелуй, он хватается за края водолазки, грубо и нетерпеливо обнажая чужое совершенное тело. Отброшенная ткань еще не коснулась пола, а Джим уже набрасывается ртом на плечи и ключицы. Кожа там обманчиво тонкая, почти эфемерная, и ее хочется вылизывать и покусывать, и вдыхать чужой запах, что у шеи особенно соблазнителен. Все прерывает возмущенный вопль Маккоя, так не вовремя забежавшего проведать друга: - Да вы охренели совсем?! Джим! Джим застыл. Бросив взгляд на стремительно красневшего (от злости, а не от смущения) доктора, он разочарованно выпустил из рук Хана. Зная Боунза, можно было не сомневаться, что он не только не уйдет, но еще и выгонит аугмента, чтобы потом устроить долгую и бесконечно эмоциональную беседу о выборе места, времени и партнера. Но Джим недооценил Хана. Не теряя времени, тот стремительно подошел к застывшему на входе Маккою, деликатно сдвинул его за порог палаты, позволяя двери закрыться, и в несколько прикосновений к сенсору, поставил блокировку. - Да, ты действительно лучший! – рассмеялся Джим, когда Хан вернулся и привлек его к себе. В следующий час их больше не беспокоили. … Джим понятия не имел, через что прошел аугмент за этот обманчиво короткий срок его реабилитации. Когда, восстановившись, Хан узнал, на что толкнул Кирка Берст ради его выздоровления, то едва не выдавил из ученого жизнь. Три дня Джим балансировал между жизнью и смертью. Три дня Хан подминал под Федерацию Клингонский Совет, отчаянно стараясь не замечать ада, разворачивавшегося в собственном разуме. С последним тогда неожиданно помог посол Спок. Старый вулканец однажды просто подошел и настоял на сеансе мелдинга, а Хан был слишком измотан, чтобы отказываться. В присутствии Сиба Прайм Спок передал ему уникальные знания о самодисциплине разума, несоизмеримо обширнее и сложнее людских. Хан ими воспользовался, и пусть не сразу, но остановил рвавшиеся наружу воспоминания-эмоции-чувства – слишком острые и опасные, чтобы быть человеческими. - Это та война, где разум воина обречен проигрывать. Не борись с этим, - посоветовал старый вулканец. – Пытаться уничтожить или оградить то, что уже стало частью тебя, нелогично. Бессмысленно и опасно. - Почему ты помогаешь? - спросил Хан. - Потому что ты нуждался в помощи? – с оттенком вопроса предположил посол Спок. – Потому что ты нужен Федерации? Потому что… все должно было быть по-другому? Дисциплина разума – утомительная вещь. Она требует погружения в себя, в свои помыслы и истинные желания. Не лгать себе, не отворачиваться, не забывать и принимать всецело таким, как оно есть. С последним у Хана проблема. Он не привык сдаваться, не привык плыть по течению и расписываться в собственной слабости. Он жаждет Кирка через призму воспоминаний-чувств вулканца, слишком сильных для психики человека и даже аугмента. Хан упрямо желает избавиться от них, скрыть, накрыть колпаком. Он верит, что его восприятие Джима не изменится. «Все должно было быть по-другому». Вулканец, говорящий загадками, странное зрелище. Но именно его Хан понимает. Он видел это в чужих воспоминаниях о несуществующем более будущем: Джеймса Кирка, в чьих карих глазах светились лукавство и мудрость, женщину-офицера и себя, не отрывавшего глаз от Кирка. «…я снимаю с вас все обвинения, Хан». Неверящий ропот офицеров, возражения Спока, ведь аугменты едва не уничтожили «Энтерпрайз», ведь Хан почти убил Джима. Но тот смотрит на Хана, и между ними взаимное уважение. «… сможете ли вы укротить планету?» «Вы читали Мильтона, капитан?» «Да. Я… понимаю». Между ними взаимное понимание. Природа этого - тайна для Спока. Десятилетия спустя, в прошлом, которое уже никогда не станет его, в совершенно иных обстоятельствах он снова увидит нечто непонятное между Джимом Кирком и Ханом Нуньеном Сингхом. Страсть вместо уважения, одержимость вместо понимания. Все. Должно было быть. По-другому. Хану плевать. Он принял помощь Прайм Спока, но не его убеждения. Да, возможно, в мире посла все и началось с уважения, но закончилось гневом, возмездием и смертью. У них все по-другому. И кто скажет, что первоначальная дисгармония не приведет в итоге к чему-то… совершенному? Когда-нибудь. А пока они будут готовиться к войне, которую не избежать. Пришла срочная депеша с пограничных территорий клингонов: уничтожены сразу две базы и восемь судов Империи. А значит, война началась. … Антиэметики* – противорвотные средства