Турнир. Несостоявшееся пополнение ДА-5

написано на ФБ-2017, в соавторстве с Оксинджер Пролог Лаборатория Союза. Резкий неоновый свет бил в глаза. Впрочем, скорее всего это были другие, галогеновые или светодиодные лампы, потому что они никогда не мигали, даже в качестве хоть какого-то минимального разнообразия. М-21 это всегда удивляло, если в этой скудно обставленной лаборатории было чему удивляться. Стерильно чистое помещение без намека на какую либо мебель, голые стены и зеркало на одной из них, сильно смахивающее на окно в другой мир - мир, который видит тебя, а для тебя остается невидимым. За ним, десятки глаз лаборантов и ученых наблюдают за тобой. Однажды он услышал как один из стажеров назвал этот вид окна зеркалом Гезелла.(1) Но ему были неинтересны такие штуки, это он уже давно видел. И зачем приглядываться к никогда не меняющейся обстановке? Только еще больше начинаешь злиться. В течении долгого времени- он даже не мог точно определить, сколько уже прошло часов или даже дней - ничего не менялось. Он ушел глубоко в себя. Погрузился в собственное, поначалу ясно осознаваемое и такое человеческое отчаяние. Опять срыв, потеря сознания. Внезапная отключка, и столь же внезапное осознавание себя. Целым и почти невредимым. Снова. Внезапно появившийся во рту привкус метала - кровь. Не его кровь. Кого? Такого же собрата по испытательной серии или того ухмыляющегося ненавистного даже своим коллегам по грязной работе охранника? Как это произошло с ним, всегда таким осмотрительным и осторожным подопытным экземпляром? Как будто за какие-то считанные мгновенья его прежнее привычное "я" разбили на куски, разорвали в кровавые агонизирующие клочья. Сложившаяся ситуация одновременно пугала его и завораживала. Как будто его скромная непритязательная личность с кодовым обозначением М-21 раздвоилась. Это она, новая сущность тихо и незаметно прокрадывалась в его мысли, его настроение, заставляла его ощущать интенсивнее, реагировать острее, желать большего, чем ежедневное жалкое выживание среди таких же одиноких напуганных, загнанных личностей. Впрочем, какие же это личности, жалкие и покорные никчемные пленники. Не только экспериментальные образцы работников лаборатории Кромбелла, а приспособившиеся рабы сложившихся обстоятельств. До чего же они никчемны и бездеятельны. Эта новая мысль поначалу пугавшая его своей безрассудностью и бесконечным презрением ко всему живому, ко всему человеческому и к себе самому, такому же жалкому и беспомощному постепенно завладевала им, да что там, захватывала его разум безжалостной хваткой отчаявшегося хищника. Хищника стремившегося однажды преодолеть все засовы и сломать все клетки. Даже сейчас, после нескольких инъекций транквилизатора и усыпляющих уколов, он продолжал ощущать эту новую силу. Где-то глубоко внутри росло, набиралось сил и опыта его новое "я". Животное с которым теперь ему придется мириться. Если его не убьют сейчас, за эту минутную вспышку ярости и потери самоконтроля. Что ж, разбитые в кровь губы бессознательно изогнулись в непривычном этому телу оскале, если дело обстоит так, если приходится выбирать между немедленной смертью и возможностью еще немного пожить в этом теле и однажды, потом, - он уж непременно позаботится чтобы это случилось! - расквитаться со всеми его врагами, он пожалуй отступит назад и позволит этой жалкой человеческой сущности притворяться и дальше, вымаливая себе часы отсрочки и прощения. До чего же жалкая жизнь! Минуту назад он слышал лязг открываемой двери. Понимал, что за ним могут прийти, чтобы положить конец его никчемной жизни. Он даже представил в воображении свое мертвое тело и самый последний вздох. Сдохнуть вот так, в одиночку, от очередных побоев, в полусне, а не в процессе лабораторных экспериментов, было легко. Даже приятно. Все лучше, чем загинаться от введенного препарата или от его последствий. Так замечтался, что не обратил внимания, что дверь закрылась. Только через несколько минут понял, что все еще лежит там, где лежал. “И зачем приходили?” Можно было проявить любопытство, но двигаться лишний раз не хотел. Да и тело еще болело. Несколько ребер, возможно, были сломаны. Внутренние органы тоже, наверняка, пострадали от пинков в живот тяжелыми армейскими сапогами. Боль он чувствовал словно через вату. Боль души затмевала телесную. Раздалось сопение. Кто-то упрямо, и, судя по звукам ползком, приближался к нему. Вскоре сопение приблизилось настолько, что горячее дыхание обожгло ухо. Кто-то с пыхтением укладывался рядом с ним. Пахнуло самым обыденным и распространенным в здешних местах запахом - постоянно разлагающейся под воздействием медикаментов крови. Застарелый удушливый запах бинтов. И самый привычный, самый родной, безошибочно узнаваемый запах пота его напарника. М-24. Да и весь он тут, рядом. Большой, грузный. Терпеливый, понимающий. Наблюдательный. Хитрый. Невероятно чутко реагирующий на все изменения его распадающейся на глазах личности. - Что это ты учудил? Голос его напарника, хриплый и сорванный, словно его обладатель долго и безуспешно кричал, с трудом пробивался сквозь пелену заторможенной отчужденности, оставшейся после приступа временного помешательства. - Двадцать один? - голос М-24 предательски задрожал. - Я думал... - Что я просто отдам концы из-за пары ударов каких-то жалких охранников? Оцепенение медленно отпускало, делая жесты и полу-улыбку М-21 грациозно-расслабленными и даже ленивыми. Опасными. Шрам, пересекающий губы слегка натянулся. - Хрен тебе. Двадцать четвертый улыбнулся в ответ. - Я сейчас на собаку похож, по моему. Приполз к другу с целью лизнуть его щеку. - Да ну тебя, - голос модифицированного почти нормальный. С привычной долей насмешки и стремительно испаряющимся на глазах еще проскальзывающим глухим раздражением. - Кобель фигов. Холодно? Ты дрожишь. Шепот стих. Остался звук – тихое дыхание двух спящих модифицированных. В глубине стекла бесшумно двигались чьи-то тени. Модифицированные М-21 и М-24. Спустя несколько месяцев двое выживших опытных объектов серии М-100, признанных непригодными для последующих экспериментов, были переданы в распоряжение административно-хозяйственных служб Союза, вместе с остающимися помещениями, частью лабораторного оборудования и земельным участком. Непосредственный руководитель проекта, доктор Кромбелл был срочно отозван в другой филиал организации и все его исследовательские группы были распущены. Часть модифицированных, чьи результаты изменений были признаны успешными Кромбелл забрал с собой, а оставшийся «генетический мусор», в том числе и их, любезно предоставил местным военным, а они уже должны были решить, что с ними делать дальше. Отдать обслуживающему персоналу основной базы или прочим отделам, испытывающим хроническую нехватку агентов, информаторов, мелких исполнителей и просто не квалифицированной рабочей силы. Или ликвидировать после получения. Но этим двум, оставшимся под теми же серийными номерами М-21 и М-24, повезло. После нескольких мучительных дней пребывания в подвешенном состоянии, их прикрепили к отделу внешней разведки в качестве мелких агентов и сборщиков информации. Так же было решено перевести их в Эн-скую долину, точнее в засекреченный район по соседству, где располагались основные военные базы и штаб внешней разведки организации, для дальнейшего использования. Разумеется, Союз мог позволить себе иметь небольшую наемную армию. Помимо очень большой армии генетически измененного «пушечного мяса». Энская долина. База №... Союза. - Вот и все? Бледный, как будто давно не бывавший на свежем воздухе и не видевший солнечного света молодой человек с растрепанными, словно припорошенными серой пылью, волосами, удивленно взглянул на своего спутника. – Нас вот так просто отпустят на волю? Выбросят где-нибудь на окраинах ближайшего города или все-таки пристрелят? Его собеседник, огромный, словно выточенный из куска гранита, лысый великан, цветом кожи напоминавший такого же узника неведомого концлагеря, сделал движение плечами, как будто пиджак был ему тесен, и осторожно, словно боялся привлечь к обоим внимание молчаливых охранников, кашлянул. - Думаю, нет. Нас будут использовать и дальше, но уже не в качестве "подопытных крыс". Вскоре предположение М-24 подтвердилось. Их и еще нескольких измененных "вежливо" попросили сесть в одну из военных машин для перевозки людей. Что-то вкололи, и они проснулись уже на подъезде к территории своего, теперь уже постоянного, места обитания. База Союза принадлежала военным. Это было заметно по четко продуманному расположению зданий. Если не знать, что здесь находится несколько громадных подземных комплексов, казармы, учебные полигоны и прочие хозяйственные постройки, то ни за что не поверишь, что это филиал одной из самых могущественных организаций. Сверху долина была похожа на типичный голливудский пейзаж – большие, огороженные чисто символическими заграждениями, участки. Виллы и бунгало были разбросаны в кажущемся беспорядке: одни были выстроены в калифорнийском стиле, другие имели футуристический вид, подобный зданию сиднейской оперы. Наиболее распространенными были постройки в старом колониальном духе: белые квадратики стен с маленьким двориком внутри - патио. Среди всей пестроты архитектурных стилей большие блочные прямоугольники нескольких исследовательских лабораторий терялись, словно кубики рафинада, случайно оброненные на гигантском десертном столе объевшимся гурманом-сладкоежкой. Раскинувшаяся неподалеку от застроенных участков долины скалистая гряда казалась абсолютно необитаемой и неприступной. Впоследствии М-21 и М-24 не раз обманывались в своих наблюдениях, каждый раз прямо перед своим носом обнаруживая этот замаскированный участок дороги, неизвестно откуда вынырнувшей и опять теряющейся среди горных ущелий или кажущихся непроходимыми лесных массивов, когда покидали свое место пребывания, отправляясь на очередное задание. Вскоре грунтовая дорога привела всех желающих попасть на Базу к пустынному, огороженному колючей проволокой, участку. Возле гигантских электрифицированных металлических ворот скромно притулилась одинокая серая будка блокпоста, возле которой они проехали, чуть сбавив скорость. Видимо, этим маршрутом пользовались достаточно регулярно, потому что ворота бесшумно отъехали в сторону уже на подъезде их небольшой автомобильной колонны из нескольких военных машин, пары внедорожников и грузовика для перевозки людей. В одной из машин и находились оба модифицированных и еще человек десять, то ли таких же агентов, то ли новобранцев-наемников. Посреди огороженной территории располагался огромный стальной ангар, в который обычно загоняют легкомоторные самолеты. Часть грузовиков и один из джипов нырнули в его громадное раззявленное нутро через распахнутые ворота. Вместо площадки для небольших частных самолетов в здании был проложен подземный тоннель, ведущий, как показалось модифицированным, в саму преисподнюю. Бывшие экспериментальные образцы серии М-100 украдкой переглянулись. Старая жизнь лабораторных подопытных крыс, несмотря на всю непредсказуемость и жестокость, была им известна и в некоторой степени уже привычна. Сегодня она заканчивалась. Начиналась другая жизнь, с новым распорядком, иными правилами, непривычными жизненными ценностями и незнакомой мотивацией. Комната, которую отвели им для проживания, была небольшой и в нее помещалось минимум предметов: две прикроватные тумбы, один стол, два стула, железная двухъярусная кровать и разгороженный на две секции шкаф. Личных вещей у них еще со времен обитания в лаборатории никогда не было, да и, судя по всему, никогда не будет. За их содержание теперь полностью отвечала организация, а эта привередливая дама вовсе не была особенно щедрой. Достаточно было того, что медицинское обслуживание они будут получать полное. Организация диктовала свои законы, которым они должны были беспрекословно подчиняться. Даже будучи агентами, они не имели права иметь собственные средства связи. Организация не любила слишком независимых и инициативных. Спустя неделю после взятия на учет и зачисления «на довольствие» в качестве мелких агентов при Азиатском отделении, новоприбывшие, так и не сменившие кодовый позывной М-21 и М-24, получили первое задание – проследить за одним субъектом. Просто отмечать время его прибытия домой и лиц, которые его посещают. В этот же день, оба впервые покинули Базу Союза. Впереди начиналась новая жизнь, со своими радостями и проблемами. Оба пока не знали чего им от этой новой жизни ждать. И более сдержанный и осторожный М-24, и прямолинейный и резкий М-21 были настроены оптимистично. прим. 1 Зеркало Гезелла — стекло, выглядящее как зеркало с одной стороны, и как затемнённое стекло с другой.