В Висконсине не говорят о погоде

      Спустя две недели они отмечали восемнадцатилетие Дирка. Дуглас изо всех сил пытался забыть обо всём, что с ним произошло, поэтому от вечеринки не отказался. Правда, праздновал он весьма своеобразно: сразу поднялся в пустую гостиную на втором этаже. Музыка едва доносилась сквозь стены.       Всё произошедшее казалось невероятным. Оказалось, что спас его именно Остин и его наблюдательность. Он вспомнил о намерении Дугласа поехать в Хартленд, и спустя буквально полдня обратился в полицию. А вторым фактором стал, как ни странно, сломанный динамик. От страха Дуглас совсем позабыл, что теперь ему приходилось носить два телефона. Первый практически перестал работать, но по старой памяти он клал его в карман куртки. Именно по этому сигналу его местонахождение смогли выследить.       Филиппу действительно удалось уйти от преследования. Мойра, впрочем, была уверена, что он найдёт способ с ней связаться, когда всё утихнет.       Единственным доказательством того, что всё это было на самом деле, стало присутствие Мойры. По слухам, её вызывали в полицейский участок. Но Дуглас сомневался, что кража сейчас выйдет ей боком. Филипп, естественно, ничего рассказывать не будет. А семья девушки давно свою компенсацию получила. Сам он считал, что единственное, в чём её по-настоящему можно винить, так это в безрассудстве. Иногда он задумывался о том, пошёл бы он на такое ради Пейшенс. И догадывался, что ответ отрицательный.       Дуглас опустился на диван и некоторое время просто переключал каналы. Посмотрел несколько клипов по MTV, затем — турнир по биатлону. Парень даже не вникал в то, что происходило на экране. Как только он отставил пустую банку на журнальный столик, почувствовал, что его глаза закрыли чужие ладони.       — Кто это? — рассмеялся Дуглас. — Пейшенс? — впрочем, как только он накрыл своими ладонями эти руки, сразу понял, что это не Пейшенс.       — Так вот кого ты хотел увидеть, — прошептал ему на ухо знакомый голос. По его телу даже пробежала дрожь. Чужое горячее дыхание очень ясно ощущалось на шее. Ладони он так и не отпустил, продолжая поглаживать их пальцами.       — Боже… это правда ты?       — Фостер, отпусти же мои руки наконец! — рассмеялся Сэлем, аккуратно высвободив ладони и присаживаясь рядом.       — Прошло чёртовых два месяца! Ты не ответил мне на Рождество, ты…       — Я знаю. Мне казалось, что там, в Миннесоте, я смогу начать всё заново. Но когда ты исчез… Стейси написала мне об этом. Я чуть не сошёл с ума. Я никогда бы не простил себе, если бы потерял тебя.       — Ты мог бы позвонить мне. Ну хотя бы раз. Поговорить…       — О чём?       — Да хотя бы о погоде.       — О погоде? А что о ней говорить… она в Висконсине всегда плохая, — прошептал Сэлем, очертив кончиками пальцев чужую скулу. — На самом деле, нам о многом нужно поговорить. Не знаю, как ты сейчас ко мне относишься…       — Пожалуй, да. В моём отношении к тебе ничего не изменилось. Я, конечно, злюсь на тебя. Но я рад, что ты вернулся.       Он говорил чистую правду. Отпираться можно сколько угодно, но, в конце концов, все его поступки говорили гораздо больше. Можно и до бесконечности придумывать новые препятствия: предстоящий переезд в Атланту, собственные обиды и тысячи других. Странно было думать о том, сколько всего произошло за эти месяцы. Когда-то Сэлем был всего лишь парнем, который сломал ему телефон. Сейчас же, определённо, он должен был стать чем-то большим.