blind.

Первым в нос ударил противный запах лекарств, которым обычно пропитываются больницы или дома тяжело больных людей, следом последовали запахи хлорки, хрустких яблок и мороза, который, по видимому, пробивался сквозь тонкие, не заметные глазу, щели в окне. Патрик прислушался к происходящему за пределами комнаты, улавливая звон передвижного столика и тихие причитания людей, похоже, кто-то плакал. Звуки и запахи, так надоевшие за пребывание в этой тесной, наполненной ватным воздухом, комнате, медленно наполняли его голову, как и каждый раз после пробуждения. Они ощущались такими привычными, что иногда казалось, будто он провёл здесь всю свою жизнь - слушая цоканье каблуков, тихие рыдания отчаявшихся и свист ветра, а иногда и тихие звенящие звуки капающей воды, которые всегда были слышны через не самые крепкие деревянные створки окон. За ширмой завозился сосед, Патрик слышал его дыхание, каждый вдох, который отдавался тихим хрипом где-то там, в горле. Стамп знал, что Джерард поёт - тот иногда тихо мурлыкал себе под нос неизвестные блондину слова песен, каждый раз резко обрываясь на середине какой-нибудь фразы, словно вспоминая, что за мнимой стеной находится Патрик, который, видимо, в его глазах, был настроен против такого вида творчества. Патрику было всё равно. Он разглаживал складки на одеяле и думал о том, что, наверное, он страшно напугал маму. Маму, Элизу, Пита. Тайлера, возможно. Тайлер был странным. Если все, кто приходил к нему, говорили ободряющие вещи, жалели его, их голоса дребезжали, как будто поезд проносился мимо стеклянной витрины, то Тайлер всегда смеялся, рассказывал вещи из «внешнего мира», облизывал губы, и его смех звучал как те самые деревянные рамы старых окон, трещащие под натиском непогоды. Патрику нравился смех Тайлера. Патрику нравился Тайлер. То, как он к нему относится, как приносит жёлтые груши, которые парень потом выбрасывал или отдавал Джерарду. Патрику нравился жёлтый. Иногда приходила мама, тихо всхлипывала у кровати, поглаживая его руку своими загрубевшими с возрастом ладонями, и раскачивалась на табуретке, пока Джерард рассказывал ей что-то, пока за окном выл ветер, пока Патрик был худшим сыном. Она всегда грустно улыбалась и качала головой, а потом уходила, прикрывшая дверь, раздражавшую парня своим скрипом, и он снова оставался в своём маленьком одиночестве, с бубнящим Джерардом за ширмой и плачем за дверью. Элиза врывалась как маленький ураган, снося всё своей наигранной энергией и запахом цветочных духов. Она душно пахла розами и, наверное, лилиями, потому что только они напрочь перебивали все запахи, ещё долго щекоча глотку не в меру сладким привкусом. Запах духов был на вкус как тростниковый сахар. Патрик любил тростниковый сахар, но эти духи - нет. Он не помнил, сам их покупал или девушка самостоятельно совершила ошибку, поэтому и молчал, надеясь, что флакон скоро закончится и он больше не будет чувствовать запах со вкусом тростникового сахара в палате. К концу разбора духов на составляющие Элиза уже уходила, и он не мог вспомнить, что она говорила и говорила ли что-то. Фрэнк был шумным, он приходил к Джерарду, но это не мешало ему постоянно задавать Патрику вопросы, наполняя его голову цветными помехами, которые обычно знаменовали начало головной боли: всполохи были красными и головная боль тоже была красной, а на вкус отдавала морской солью и грейпфрутом. Вкус был отвратительный, так что Стамп не любил боль. Айеро приносил на одежде запахи улицы, кофе и множества собак, запахи дождя, холодного асфальта, вкус шоколада, мягкость шерсти и волос. Возможно, Патрик хотел бы потрогать волосы Фрэнка, они должны были быть мягкими, как пенка от капуччино или заношенные байковые рубашки, но это было бы странной просьбой, так что он просто как обычно сидел в относительной тишине своей половины палаты. Чаще всех ходил Пит. Всегда обеспокоенный, пахнущий терпкой горечью, усталостью, немного кровью и чем-то незнакомым, настораживающим, но всё равно таким «питовским». Пит пах собой и для Патрика это был запах дома, ночных репетиций, запах его жизни-до-больницы. Пит молчал. Патрик знал, что Вентц тоже был там, но повреждений на нем не находил, даже когда осторожно ощупывал его руки, шею, плечи, в то время как Пит гладил его волосы, прижимая голову к своей груди. Патрик не любил свои волосы, они были жёлтыми как пшеница или утренние блинчики, пахли так же, они были жёлтыми как бас Даллона, который тоже иногда почему-то приходил, наверное, его притаскивал Ури, но они были н е д о с т а т о ч н о жёлтыми. Пит даже притащил ему плеер, фиолетовый наощупь. Пит объяснял ему, как им пользоваться, а Патрик злился, потому что он не ребёнок и умеет пользоваться грёбаным плеером. Патрик отдал плеер Джерарду, а тот - Фрэнку, который вернул его уже с «самым офигенным плей-листом в мире». Патрик закричал, когда заиграла «I don’t care». После этого он не разговаривает с Фрэнком неделю. Пит звучит как асфальт и метро, как сварка, как гроза, и Патрик интересует у него, почему дождем пахнет Фрэнк, а не Пит. Его запах на вкус похож на мел с мёдом. Жуткое сочетание, но парню нравится. Пит вообще весь жуткий. К нему заходят Ури и Даллон, просто потому что неугомонный Брендон любит вмешиваться в чужие отношения, а Даллон всегда следует за ним тенью. Брендон пахнет карамелью, а Даллон похож на темноту. Темнота не пахнет, возможно, это чёрная патока. Такая же патока, которая поглотила Патрика, забиваясь в нос, склеивая волосы и затягивая в себя всё глубже, всё темнее. Оседала сладкой горечью на языке и тянущей солено-грейпфрутовой болью в затылке. Патрик не любил этот вкус. Он не любил боль. Он любил море и песок, ветер шумящий в кронах деревьев, детей, котят и зеленую траву, мягкую, как волосы Айеро, асфальт и метро, но сварку он так и не смог полюбить. Ему нравилось солнце, такое же яркое и тёплое как звуки джаза, как радостное поскуливание щенков, как пение канарейки. Пит принёс шарики. Патрик слышал тихий стук резиновых боков, шарики не пахли, но звучали ужасно. Патрик надеялся, что там есть хотя бы один желтый шарик, яркий как солнце и груши. Патрику нравится жёлтый. Он хочет снова его увидеть. Он хочет хотя бы что-то увидеть.