Ну что же, сказала совесть, поморщившись, придется мне слегка огрубеть ради великого дела…
Срывы бывают у всех. Каждое более или менее разумное существо рано или поздно приходит к порогу, за которым разжимается пружина контроля и следует взрыв. И мощность этого взрыва зависит от силы самого человека. У кого-то он по разрушительности может соперничать с атомным, а у кого-то не испугает даже ребенка. Радость, боль, отчаяние, ненависть, любовь, счастье, усталость — все может стать смертельно опасной начинкой для бомбы под названием разум. А детонатором к ней нередко служит вскользь, мимолетом, брошенное слово или случайный взгляд. Срывы. Они бывают у всех. Это элемент становления личности. За срывом всегда следует либо новый виток развития, либо деградация до состояния зверя, если разум не выдерживает наплыв эмоций. Срывов нельзя избежать. Рудольф Сикорски знал это очень хорошо. А еще он знал, что вывернутая на изнанку (Какое меткое выражение!) планета Саракш очень способствует ускорению развития человеческой личности, а, следовательно, и срывам. Он не раз это видел. Он не раз, иногда в последний момент, перенаправлял или оттягивал на себя всю силу взрыва. Да что уж там! Он сам на собственной шкуре испытал, что значит ступать по самой кромке безумия. И трижды это было на Саракше. Трижды за пять лет. Для тренированного, готового ко всему, разменявшего уже девятый десяток, и очень много видевшего за свою жизнь прогрессора это было очень много. Одни раз нервное перенапряжение вылилось в начисто выдранные из памяти сутки и жутчайшее похмелье (Фанк до сих пор не признался, сколько местной алкогольной дряни, крепостью сравнимой со слегка разведенным спиртом, влил в горячо любимого шефа после знакомства последнего с белой субмариной.), результатом же второго стали двадцать шесть трупов у ворот «Хрустального лебедя» и боль от пулевых ранений. А третий раз… Третий раз выпускным клапаном послужил юный глупый мальчишка с далекой, любимой, но кажущейся такой не реальной Земли, которым Странник с наслаждением пересчитал все доступные поверхности. О да, Рудольф Сикорски хорошо знал, что такое срывы. И он не удивился, когда Фанк, уже незаменимый и по-прежнему верный, тихо вошел в кабинет и так же тих сказал: — Ваш Мак Сим. Я столкнулся с ним сейчас в коридоре. Мне кажется, он на грани. Странник только кивнул и теперь, почти двенадцать часов спустя, бесшумными шагами мерил небольшую квартиру своего молодого коллеги-прогрессора, прислушиваясь к шагам на лестнице и размышляя. На столе остывала чашка с чаем. На спинке кресла небрежно пристроился серый китель. Рудольф Сикорски ждал. Наконец, тихо открылась входная дверь. Тяжелые шаги измученного, усталого человека раздались в прихожей и затихли, не достигнув комнат. Странник все так же бесшумно вышел в коридор. Максим сидел у стены, закрыв лицо. На его руках была кровь. Странник опустился рядом на колено. — Максим. Юноша отвел руки от лица. Против ожидания в синих глазах не было ни слез, ни боли. Только беспросветная глухая тоска. Фанк ошибался — грань уже пройдена. Странник взял Максим за локоть, заставил встать. Юноша не сопротивлялся. Странник довел его до ванной, заставил раздеться и безжалостно сунул под ледяной душ. Максим дернулся — холодная вода обожгла тело. Синие глаза прояснились. — Меня пытались убить. — В который раз за год? Ты до сих пор к этому не привык? — Нет, не привык. И не хочу привыкать. Разве можно к этому привыкнуть? — Максим оперся кулаком о стену и подставил лицо воде. — Можно. Ты на скольких планетах побывал, пока летал в ГСП? Неужели нигде не было смертельных опасностей? Неужели ты никогда не балансировал на грани жизни? Не верю, чужие планеты редко бывают гостеприимными. Саракш такой же, только использует разумных существ. — На других планетах меня никогда не пытался убить мой друг. — Так вот в чем дело. Зеф или Вепрь? — Зеф. Вепрь меня предупредил, но я отказывался верить. — Два года назад я возвращался в «Хрустальный лебедь». У ворот меня ждала засада — двадцать четыре человека. Они там и остались. Но дело не в них. А в том, что о моих передвижениях знал только один человек — Фанк. Потом он сказал, что испугался меня и за меня. Я был на грани, как ты сейчас. И он это понял. Это было очень горькое лекарство, но оно помогло мне избежать многих ошибок. Фанк сказал мне тогда: «Я не знаю, кто вы и откуда, но мне кажется, вы очень нужны Саракшу». Он считал, что действует правильно. И Зеф считал, что действует правильно, — Странник помолчал, задумчиво разглядывая пушистое полотенце, а потом взглянул в глаза Максиму: — Саракш ломает тренированных прогрессоров за восемь месяцев. Я оставил тебя на Саракше, потому что ты выжил здесь полгода без подготовки. И не просто выжил, а умудрился устроить революцию. Ты научился убивать, ты научился жертвовать не только собой. Но ты по-прежнему землянин. И будучи землянином, рано или поздно ты сделаешь ошибку, которая станет фатальной не только для тебя. Сегодня вероятность такой ошибки стала меньше. Максим судорожно вздохнул, глядя в глаза наставника. — Значит это покушение…? — Зеф действовал по моему приказу. Максим вылетел из-под струй воды. Странник позволил прижать себя к стене. — Зачем?! — Чтобы ты смог жить здесь дальше, — Странник протянул руку, снял с держателя полотенце и набросил на плечи парню. — Вытрись. Простудишься еще. И меня замочишь. Максим медленно разжал пальцы, комкавшие ворот черной рубашки и зажмурился. Из-под ресниц по мокрому лицу пробежали две капельки, почти неотличимые от воды. — Это очень горькое лекарство. Рудольф устало улыбнулся и обнял парня, привлек к себе, заставляя опустить голову на свое плечо. Максим по-детски всхлипнул и прижался к старшему мужчине. — Я знаю, Максим. Но в медицине нередко невкусное, оказывается самым полезным. — Странник обнимал сотрясающееся в рыданиях тело, гладил по мокрым волосам, чувствуя, как намокает ткань на плече. Наконец Максим успокоился, поднял голову. — Как ты сам с этим живешь? — Как и со многим другим — стиснув зубы и двигаясь вперед. — И совесть не мучает? — Мучает, если бы не мучила, мне нечего было бы делать на Саракше. Максим, очень легко быть человеком среди людей, но очень трудно им остаться среди волков. Трудно, но необходимо. Вытирайся, в конце концов. Рада меня голованам скормит, если ты заболеешь. Максим подчинился. Потом Странник заставил его поесть и выпить снотворное — Максима все еще трясло, и у Рудольфа были сильные сомнения, что он сможет заснуть самостоятельно. Глядя на свернувшегося клубком спящего парня, Рудольф Сикорски не в первый, и не в последний раз, усомнился в том, что поступил правильно, оставив Каммерера на этой странной и страшной планете. С другой стороны, отправить его на Землю представлялось почти невыполнимой задачей. Мужчина наклонился, поправил на спящем одеяло, потрепал по волосам и бесшумно вышел в другую комнату. За окном темнела беззвездная саракшская ночь. Ехать домой совершенно не хотелось. Да и не было уже смысла — до утра оставалось не так уж много времени. Рудольф выудил из шкафа плед, сбросил осточертевшие за день сапоги и растянулся на диване.Июнь 2009 года.