Человечья магия

*** — Какой же ты всё-таки еще молокосос, Терри… Дед вроде бы не обзывается. И голос скорее даже сочувственный. Но от этого почему-то только обиднее. Вот уж от кого я такого не ожидал, так это от деда, взять и попрекнуть меня моими вкусовыми пристрастиями! А еще вроде бы взрослый и даже как будто бы умный. Хлопнуть, что ли, дверью и уйти? Пришел поговорить с ними как с умными серьезными нелюдьми, а им лишь бы хихикать да сливаться. Ну и обзываться еще. Как маленькие! Оскорбиться, что ли? И лет десять с ними не разговаривать… Эх, почему я раньше до такого не додумался, когда они еще не общались! Вот бы была великолепная месть. А сейчас не сработает — им пофиг будет, а мне скучно. — Не дави на мальчика, ему не повезло родиться в благополучное время. Мы же не по годам взрослеем, а по событиям, я тебе сколько раз говорила!. — Каюсь. Не сопоставил. Я-то ведь с вашими как-то не очень, по тебе и равнял. — И совершенно напрасно. Я — нетипичный случай. Мне повзросление организовали ускоренным темпом, жизнь такая была. А ты бы лучше Альму вспомнил. Она ведь так и осталась ребенком, хотя и подарила нам Терри. — Миа кульпа… каюсь. — Эй! — прерываю я их воркованье, так и не решив для себя, буду ли обижаться. — А ничего, что я тут вроде как рядом стою? Ноль внимания. Бабушка хихикает и почти полностью растворяется, видна лишь слабая дымка над креслом-качалкой. Но оно продолжает ритмично раскачиваться, значит, она никуда не ушла. Просто расслабилась. Радует лишь то, что в их безумии моей вины, похоже, все-таки нет. Окситоцин выветрился бы давно. Скорее всего, тут как с хвостатыми, у стариков свои фазы, только амплитуда колебаний куда шире, волны длинные — намного длиннее, чем от полнолуния до полнолуния, вот потому-то я ранее и не замечал. Не было пика. Остается надеяться, что на спуске они вернутся в норму, а пик не затянется на несколько лет. Последнее предположение пугает меня сильнее всего, поскольку выглядит наиболее логичным и обоснованным — ведь если при шаге подобного маятника в двадцать восемь дней пик длится около трех суток, то при увеличении шага до полувека и время пика должно будет увеличиться соответственно. Если это так, то меня ожидает несколько очень веселых лет. Будем надеяться, что зависимость тут все же не прямо пропорциональна… — Он у нас совершенно ничего не понимает, — шепот у деда громкий, хорошо поставленный. Таким со сцены монологи блажить, или там с кафедры. — Ну да, ну да… счастливое детство, мирное, спокойное. Вот и затянулось. А мы не заметили. — Ты не заметил. — Каюсь. Дед сегодня мирнонастроенный просто до отвращения. Иначе и не скажешь. — Эй! А ничего, что я все слышу? — Слышать — не значит понимать, — наконец-то откликается бабушка, и тон у нее омерзительно менторский. Так и подмывает все-таки обидеться. — Смотри-смотри! Он уже почти рассердился! Даже губы надул! Хихиканье. Шорохи. Я стараюсь не смотреть в их сторону — очень уж неприятно это выглядит. Фигура деда в кресле-качалке постоянно словно бы подергивается рябью, то и дело теряя четкость очертаний. Идет волнами, колышется, тает, потом проступает яснее и снова почти полностью теряется в перламутровой мути. Со стороны слияние выглядит даже хуже, чем изнутри ощущалось, если верить воспоминаниям. Пытаюсь все же воззвать к их разуму — хотя мне все сильнее начинает казаться, что взывать не к чему более, они его полностью утратили. — Послушайте! Вы же ученые! Ну, во всяком случае, одна из вас. Эксперимент, результаты которого невозможно повторить в лабораторных условиях, не научен. А как его повторить, если я не понимаю! Почему поначалу не получалось, почему сработало потом? Случайность? Переход количества в качество? Результат отсутствия тормозящего воздействия наблюдателя на наблюдаемый объект? Я уже голову сломал, сортируя гипотезы! Я что, действительно сам мешал удачному завершению собственного эксперимента, воздействуя на потенциальное поле своими завышенными ожиданиями? Или это тут совершенно ни при чем, просто была набрана критическая масса повторов, в результате чего и произошел качественный скачок на иной уровень? Да перестаньте же вы хихикать! Что я такого смешного сказал? — Смотри, какой он у нас умненький мальчик! Вот ведь странно, бабушка вроде как меня даже хвалит и вообще сейчас выступает на моей стороне. Но почему-то ее заступничество мне куда неприятнее откровенных оскорблений деда.  — А что не все понимает… ну так в его возрасте простительно. Подрастет — поймет. Он умный, я в него верю. И в его мальчика тоже. — Умный! Ну да, ну да… Только умный может понапридумывать такую гору такой дури! — дед фыркает, добавляет с презрением. — Гипотезы… Оборжаться. — Ничего смешного не вижу! — тут же вскидывается бабушка. –Между прочим, вполне обоснованные и вполне разумные предположения, учитывая ограниченность доступной ему информации. Он все поймет… со временем. — Ну да, ну да… — Поговори с ним… потом. Как мужчина… — Обязательно. Обещаю. — Вот-вот… — голос у бабушки удовлетворенный. — Только не забудь. Но — потом. Снова хихиканье и шорохи. И вот как с ними разговаривать?! *** Печально быть последним разумным существом в роду. *** Пойти, что ли, с горя молока выпить?