***
— Леон, я как раз искала тебя, сынок. — ласково мягким голосом позвала к себе Вероника сына, сидя на диване. Леонидас как раз проходил из комнаты в другую и, услышав просьбу матери, подошел к ней, сев рядом. — война закончилась, а значит теперь настали мирные времена. Твоя сестра, которую, как ты знаешь и сам дал согласие, мы оставили в Афинах, она написала письмо, Леся очень скучает по нам, а раз ты захотел здесь остаться из-за своей любимой женщины, — юноша немного засмущался, ведь сама Хиляль, патриотка-турчанка, еще не давала никаких обещания Леону, — то единственным решением остается приехать твоей сестре сюда. Я бы хотела, чтобы завтра вечером ты был дома, и мы встретили бы ее прекрасным балом, можешь позвать на этот вечер кого-то, генерал Джевдет тоже позовет свою семью, Слава Богу, он с Азизе снова счастлив. — Конечно, матушка, я не смог бы и так пропустить такое событие, конечно я приду, даже не сомневайтесь. — говоря эти слова, Леон был где-то в другом месте разумом, он был где-то рядом со своей возлюбленной. И когда казалось, что преград больше нет, что-то все равно им мешало, он был серьезно настроен это изменить. Однако сначала ему нужно было с ней поговорить.***
Это была осень 1921 года, вековые деревья медленно меняли цвет листьев от сочно зеленых до алых красных, а затем сбрасывали с себя эту тяжелую ношу. В карете, которая ехала по неровной дороге, оттого качаясь, сидели два человека юношеского возраста: девушка и мужчина, они о чем-то разговаривали, смеялись, ведь дорога была немалой, а занимать себя чем-то надо было. По одну сторону сидел мужчина с черными глазами, темными волосами и аккуратной бородой, ему было лет 23, а напротив сидела юная особа, с иссиня-черными локонами, светло-коричневыми глазами, которые иногда меняли цвет на зеленый, ей было шестнадцать лет. Война с турками длилась очень долго, и долгие годы до своих шестнадцати лет она находилась вдали от семьи, и только друг ее отца изредка помогал ей по велению Василия Попадопулуса. — Эрас, — смех прекратился и несколько минут они молчали, однако тишину нарушил грустный шепот девушки, которая смотрела не на мужчину, а куда-то вдаль маленького окошка, облокотившись на бок, ведь Эраса она видела все эти годы, а сейчас ее силы и желания были направлены только на воссоединение с семьей. — интересно, как они все изменились, какие у них интересы, Леон возмужал, за ним наверное толпы женщин ходят, моя мама с отцом… надеюсь, это кровопролитие никак не отразилось на их душевном состоянии, хотя кого я обманываю, конечно они изменились. — Олесия, не расстраивайся раньше времени, лучше давай повторим турецкий язык немного. Все-таки ты волнуешься, можешь что-то перепутать, а ведь ты все эти годы учила этот язык, -они переглянулись и усмехнулись, однако неслышно, будучи уставшими. — надеялась каждый год поехать в Смирну. — Нет, Эрас, не Смирна. Измир, это наша новая родина, там мы начнем новую жизнь, и если ты хочешь называть это место как солдаты, которые убивали их людей, то мы не сможем начать все с чистого листа. — Леся поняла, что была слишком груба и серьезна, поэтому решила дать Эрасу время успокоиться и продержала некоторое время молчания. — Хоть бы отец с матушкой не устроили никакого бала, ты же знаешь, что я не люблю эти прелюдия. Просто хочу обнять их и больше не расставаться. — Не беспокойтесь, больше вы не расстанетесь. — мужчина попытался поддержать подругу детства, хотя и был удивлен ее словами о Смирне, ведь она гречанка, неужели она так быстро примет новый дом. Эрас явно не был настроен так, как она, их цели, видимо, отличались. Хотя, конечно, это все покажет лишь время.