Игра в слова

Женщина отложила кисточку и внимательно, даже придирчиво, осмотрела миниатюрную фигурку ориксена, над которой работала. Изъянов не было. Кукла была столь совершенно, что казалось, что животное вот-вот тряхнет головой, ударит копытом по поверхности стола и помчится вперед в неудержимой жажде движения. Женщина удовлетворенно кивнула. Теперь нужно немного подождать, пока высохнет клей, и можно поставить фигурку к другим. Она будет прекрасным дополнением к коллекции императорского сына, который унаследовал от отца любовь к животным, и умение ладить с ними, а от матери и приемной бабушки любовь к куклам и недюжий талант по их изготовлению. Женщина взяла в руки кубок с легким вином и повернулась к окну. Там была темная ночь Внешних Земель и пушистые яркие звезды. От кубка, согретого в ладонях, шел едва различимый пряный аромат. Женщина сделала пару глотков и прикрыла глаза. На ее губах играла легкая, полная печали, улыбка. Здесь, в своей маленькой мастерской, куда она иногда позволяла себе сбегать от обязанностей королевы, женщина могла себе признаться, что устала и соскучилась. Устала от бесконечных решений, ритуалов, традиций. Соскучилась по ровному свету маленькой лавке, по торгу с покупателями, по бесконечным дорогам. Но каждый должен нести ту ношу, которую на него возложил Высший Дух. Много сезонов прошло с тех пор, как Император взошел на трон. Много сезонов прошло с тех пор как она сама надела опаловую корону. Ее время уходило, убегало, как песок сквозь пальцы. Давно слились с Высшим Духом многие из тех, кто был близок женщине. Ушли к Духу Земли ее котти. Да и враг ее тоже давно отправился во Тьму. И сейчас, здесь, наедине с собой, королева Опалового королевства могла признаться, что с нетерпением ждет того момента когда последняя песчинка вскользнет из ладони и исчезнет во множестве других. — Мудрая, — тихий голос прервал момент созерцания. Женщина повернулась, выпрямляясь в кресле. Ее придворные и слуги, вопреки обычаям, никогда не называли ее коронованной и не говорили «Ваше Величество». Они называли ее мудрой, переняв это обращение у Императора, а тот в свою очередь научился у песчаных котов. — Мудрая, — повторила стоящая в дверях служанка. Слуги и стража никогда не переступали порог мастерской, хотя королева никогда не запрещала это. Просто слишком велики были почтение к ней, чтобы кто-нибудь нарушил покой единственного места во дворце, где она могла побыть одна. — Прибыл гонец от Императора, мудрая, — сказала служанка. — Караван будет здесь к завтрашнему полудню. — Благодарю, Серсан. На сегодня ты и остальные свободны. А завтра вы мне очень понадобитесь. Императора нужно встретить, как полагается. Служанка улыбнулась, но не спешила уходить. — Благодарю, мудрая. Может быть помочь вам снять платье? Теперь настала очередь королевы улыбаться. — Не стоит, Серсан. Я еще не на столько немощна, чтобы не справиться с этой амуницией. — Королева указала на свой великолепный тяжелый наряд. — Вы никогда не будете настолько немощны, чтобы не справится с собственной одеждой, мудрая. — Я на это надеюсь, — Усмехнулась королева. — А теперь ступай отдыхать, Серсан. — Да хранит вас Высший Дух, Сердце Опала, — служанка поклонилась и исчезла за дверью. Королева, не спеша допила вино, разложила по местам инструменты, которыми работала над куклой, и поднялась. Она была стара, но время, ложащееся на плечи тяжелым грузом, не смогло согнуть ее спину, сделать походку шаркающей, а движения медленными и ломкими. В его власти было только добавить морщин на лицо и выбелить и без того светлые вапаланские волосы. Королева бережно взяла законченную фигурку ориксена в ладонь. Миниатюрное животное словно бы переступило ногами, привыкая к новой поверхности. Королева снова усмехнулась. Она прошла в другую комнату, где располагалась спальня, там она опустилась в кресло, стоящее перед стоящим на столике большим зеркалом. Освободив часть столешницы от многочисленных шкатулок и пузырьков, женщина поставила куклу на него, а затем сняла опаловую корону и положила ее так, что ориксен оказался заключенным в платиновый круг. Опершись подбородком на сцепленные пальцы, королева задумчиво смотрела на свою работу. Изящный стремительный ориксен в окружении тонкого, украшенного опалами обруча. Два совершенных творения человеческих рук, соединенные вместе, стали уродливыми. — Зачем ты его заперла? — Раздался глубокий красивый голос. Королева вскинула голову. В зеркале была видна частично погруженная во мрак комната. Из этой темноты на освещенное пространство вокруг кресла шагнул тот, чье имя женщина не вспоминала уже много сезонов. — Куинзелль? Пришелец слегка поклонился. И в этом поклоне было больше насмешки, чем уважения. — Так меня называли. А еще Закан. И Илантилин. И… — Я помню, — прервала пришельца королева. — О да. Ты помнишь. Ты же Страж. Ты не можешь не помнить, — тонкие губы исказила такая же насмешливая как поклон улыбка. Королева смотрела в зеркало на того, кто стоял за спинкой ее кресла. Тонкие черты лица, волосы цвета скал Кухулаве с проседью, живые внимательные глаза, и одежда пустынного разведчика. Он выглядел мужчиной ее народа, но уже давно не был человеком. — Зачем ты здесь, Куинзелль? — Только вопрос? И ты не швырнешь мне древнее проклятие, Опаловая королева? Я удивлен. — Время проклятий закончилась, — королева откинулась в кресле, по-прежнему не отрывая взгляда от собеседника в зеркале. — И не скоро начнется вновь. Зачем ты здесь? — Навестить старую подругу. — Подругу? — Королева приподнял бровь. — Не придирайся к словам, — усмехнулся Куинзелль. — Мы с тобой так давно знакомы, что уже можем считаться друзьями. Но ты мне не ответила: зачем ты его заперла? — Он перегнулся через спинку кресла и тронул кончиками пальцев ориксена. — Я его не запирала. — Заперла, — тонкие пальцы подцепили опаловую корону и небрежно откинули ее. Тонкий обруч покатился по столу и с тихим звоном упал на пол. — И себя ты тоже заперла. — Разве? — Да. В этой богатой плодородной стране, в этом величественном уютном дворце, в этом роскошном тяжелом платье. Когда ты последний раз покидала Ренваллу? Как давно ты ездила верхом? Когда ветер в последний раз трепал твои волосы, свободные от короны? — Куинзелль провел ладонью по седым, но все еще густым, волосам женщины. Королева не попыталась отстраниться. Она на мгновение прикрыла глаза, вспоминая пыль дорог, оседающую на коже, шум ярмарок, сбивающий с толку, успокаивающий запах нагретых солнце скал. — Давно. Целую жизнь назад. — Очень давно, — согласился Куинзелль. — Меня всегда восхищала одна способность таких людей, как ты: все помнить и одновременно все забывать. — И что я забыла? — Женщина снова смотрела в зеркало. — Ты забыла кто ты, Равинга, королева Опалового королевства. — И кто я? — Ты танцевала с песчаными котами в то время, когда я приручал крыс. Ты бродила по дорогам, ища Знания, когда я опускался во Тьму за Силой. — Ты надел императорскую корону и заставил меня танцевать с Великим Мобилем. — А ты сожгла меня и смешала мой прах с песком. — Ты изменял людей и животных. — А ты изготавливала кукол и императоров. — Ты превратил Ренваллу в Безысходную Пустошь. — А ты подняла ее из песков. — За твоей спиной всегда была Тьма. — А ты всегда ходила под Светом. Кто ты, Равинга? Женщина перевела взгляд. Она по прежнему смотрела в зеркало, но уже не на отражение Куинзелля, а на свое собственное. — Я Равинга, королева Ренваллы, — произнесла она словно через силу. Темный за ее спиной молчал. — Я Равинга, изготовительница кукол, — эти слова дались уже легче. — Я Джадиза, Звездная. Я Кайрата, Хранительница Света. С каждым именем, с каждым словом, отражение в зеркале менялось, годы стирались с лица королевы, словно дорожная пыль мягкой водорослевой губкой. Исчезли морщины, кожа, так редко в последнее время видевшая солнце, вернула былой темный загар, белые волосы стали вновь серебристыми и утратившие яркость глаза снова сверкнули сапфиром. — Я Равинга. Куинзелль, по прежнему стоящий за спинкой кресла, улыбался. Равинга повернулась к нему. — Я вспомнила. — Да. Ты вспомнила, — темный обошел кресло и в лучших традициях императорского двора подал женщине руку. — Разрешите пригласить вас на прогулку, моя королева? Сегодня прекрасная ночь. Равинга не спешила принимать предложение. Она внимательно смотрела на своего вечного противника. — Зачем тебе это, Куинзелль? — Спросила она. — Зачем ты пришел? — Как ты сама говоришь: мы все делаем то, чего от нас требует Высший Дух. — Ты ли это говоришь, Куинзелль? Ты всегда стремился попрать Его законы. — Иногда нарушение Его законов есть исполнение Его воли. Ты не ответила на мой вопрос: разрешишь пригласить тебя на прогулку? Равинга долго вглядывалась в золотисто-карие насмешливые глаза Темного, а потом вложила пальцы в протянутую ладонь, позволяя поднять себя из кресла. Тяжелое верхнее платье каким-то неведомым образом соскользнуло с плеч женщины. Равинга дернулась, чтобы обернуться и поймать его, но Куинзелль удержал ее. — Не надо. Оставь его. Ты не замерзнешь. Сегодня теплая ночь. Не позволяя женщине обернуться, он повел ее к высоким дверям, ведущим на веранду, около которой их ждали два ориксена. Один из них был точной, только увеличенной во много раз, копией куклы, оставшейся на столике у зеркала. Куинзелль подсадил Равингу в седло, а сам сел на второго зверя. — Куда едем? — Спросила женщина. — Подальше от нашей общей тюрьмы, — Куинзелль тронул поводья, пуская ориксена вскачь. — Догоняй! Женщина засмеялась и послала своего скакуна вслед за ним. Серсан не спалось. Странная тревога сжимала сердце молодой женщины, заставляя ворочаться на постели. Наконец Серсан не выдержала. Она встала, накинула шаль и пошла к покоям своей госпожи. У дверей королевы стояли стражники. Они поздоровались с женщиной и пропустили ее внутрь. В комнатах царили тишина и тьма. Только из-под двери спальни пробивался свет. Серсан, стараясь не шуметь, приоткрыла тяжелые створки и вошла. Сначала ей показалось, что королева задремала в кресле, уронив голову на грудь. Но стоило служанке шагнуть ближе, как она поняла, что ошиблась. Ее госпожа не спала. Она была мертва. Серсан вскрикнула, пораженная своим открытием. На этот тихий, но полный ужаса, а от того не уместный во дворце, звук прибежали стражники. Один из них подошел к испуганной Серсан. Второй опустился на колено перед креслом и взял безвольно повисшую старческую руку, в попытке нащупать биение жизни. Но надежда была тщетной — сердце королевы больше не гнало кровь по жилам. Стражник посмотрел на товарища. — Иди. Разбуди Капитана Стражи и Канцлера. И надо послать гонца к Царственному. Королева ушла к Высшему Духу. Услышав это, Серсан прижала руки ко рту, стараясь не расплакаться. Воин, стоявший около нее, кивнул и исчез за дверью. Оставшийся стражник поднялся с колен и снял шлем, отдавая отдавая дань уважения своей королеве. Серсан, справившись с собой, подошла к мертвой женщине и опустилась на колени. Лицо Опаловой королевы было умиротворенным и светлым, как бывает у путников, вернувшихся домой после долгого путешествия. Серсан, видя это, улыбнулась сквозь слезы. — Высший дух был благосклонен к нашей королеве, — сказала она. — Но ее нельзя так оставлять. Служанка обернулась к стражнику. — Надо переложить ее на кровать. Стражник кивнул, поднял безжизненное тело и со всей возможной осторожностью перенес его на постель. Серсан тщательно расправила одеяние своей госпожи, провела рукой по ее лицу, закрывая глаза, потом нашла легкое почти прозрачное покрывало и накрыла тело. Стражник поднял лежащую на полу корону и положил ее на подушку рядом с головой королевы. Никто из них, ни пришедшие позже Капитан Стражи и Канцлер, не обратили внимания на песок, поскрипывающий под легкими сандалиям женщин и тяжелыми сапогами стражи, песок, которому просто неоткуда было взяться во дворце, стоящем посреди плодородного сада, за много лиг от пустыни.