Хвост журавля

Все смотрят на коротышку из Карасуно, Куними обращает внимание на его тень. То, как очкарик, Цукишима Кей, делает вид, что они с Хинатой не знакомы, и сам же срывается, Куними веселит. В самом деле ведь смешная ситуация, пока она происходит не с тобой. Младший тренер уводит Хинату для разговора, и тень бледнеет. — Добавили бы этого мелкого, какая разница, — хмурится Киндаичи. Разумеется, он за. Цукишима держит руки глубоко в карманах и молчит, но лицо его застыло красноречиво. Будто он пытается скрыть, что у него ноет зуб, но боль слишком сильная. Прекрасное выражение. Оно привлекает Куними, заставляет взглянуть на Цукишиму целиком. Похоже, он нашёл себе безобидное и безопасное развлечение в этом интенсивном лагере для выдающихся первогодок. Интенсивный. Антоним Цукишимы Кея. Наблюдение вознаграждается первым интересным фактом уже вечером: Цукишима говорит «нет» с такой невинной издёвочкой, можно подумать, он получает удовольствие, охлаждая пыл более энергичных ребят. Кажется, он завидует, или мстит за то, что у него энергии куда меньше. Мелочно. Куними в большей гармонии с самим собой. Следуя за Цукишимой в столову, Куними обдумывает, с какой стороны начать его клевать. Он забрасывает удочку с самой очевидной приманкой. — Ваш коротышка ужасно наглый, — пробует воду Куними. При упоминании Хинаты Цукишима идёт пятнами. Куними мысленно себя поздравляет. — Я бы его игнорировал. Должно быть, Цукишима в сильном раздрае после выходки Хинаты, потому что сейчас он совершенно не держит лицо. Куними не помнит, чтобы раньше оно было таким живым. Цукишима злится, и Куними очень нравится его взгляд, ревнивый. Вот и второй занимательный факт: сам Цукишима, его команда и взрослые могут сколько угодно распекать и отчитывать Хинату, но когда это делает кто-то другой, Цукишиме это не нравится. — Я-то не идиот, — Цукишима берёт себя в руки и парирует снисходительным тоном. Добавляет, больше сам себе: — И креветка не королевская. О чём он, до Куними доходит не сразу. Цукишима пытается ткнуть его в ответ, не зная точно больных мест. Кагеяма и их общее прошлое — так себе выбор. Гораздо больше задевает, что в настоящем Кагеяма ушёл вперёд, а Куними не может. — Мало того что креветка, ещё и не королевская, — говорит Куними, хотя собирался уже оставить его в покое. Цукишима поправляет очки, сутулится, щурит глаза в фальшивой улыбке, которая Куними не обманывает. В нём кое-что спрятано, и Куними чует их сходство, даже не зная пока, в чём именно. Ему хочется расколоть эту уязвимость. Но упоминание Кагеямы портит настрой. Они обсуждали это с Киндаичи: не хотелось сталкиваться здесь с Кагеямой, но не ценой того, что он окажется на уровень выше. Ему не хотелось, Киндаичи просто машинально согласился. — Не волнуйся ты так за него, — бормочет Куними напоследок и на сегодня заканчивает. У всех есть свои язвы. * * * Перед следующей тренировкой Цукишима не торопится переобуваться, стоит в дверном проёме и смотрит на улицу. Тянет холодом. Куними привалился рядом с обувным шкафчиком с телефоном в руках, делает вид, что ждёт Киндаичи, хотя тот уже в зале. Не хочется общаться, тем более после учёбы, поэтому он тянет до последнего. Если Цукишима вздумает возмущаться, Куними есть что ему возразить: он пришёл сюда первым. Поэтому он спокойно смотрит на фигуру в дверном проёме. Ему нравятся ноги Цукишимы. Не самые мощные, что Куними видел за всё время в волейболе, и даже не самые длинные. Но что-то в них привлекает, может, в том, какие они жилистые, или в том, как твёрдо Цукишима на них стоит. Куними не обманывает себя: если природа любопытства к Цукишиме ему пока не понятна, то причина интереса к мужским ногам ему давно известна. В голову приходит, что наблюдение — не такое безопасное развлечение, как он думал. Куними оставляет эту мысль при себе, пусть и не на первом плане. — Я знаю, что ты смотришь, — говорит Цукишима, не оборачиваясь. Куними хорошо представляет, что в этот момент он кривит губы. — Прекрати, — и это первый и последний раз за весь лагерь, когда Цукишима говорит что-то по этому поводу. — Я знаю, что ты знаешь, — соглашается Куними легко. Ему есть чем парировать: — Кого высматриваешь? Цукишима разворачивается. Всё время, пока он переодевает сменку, на его лице кислое выражение. Вскоре появляется Хината. Даже осознав небезопасность, Куними говорит себе, что может прекратить в любой момент, и не перестаёт наблюдать. Небезопасность состоит в том, что наблюдение за Цукишимой влияет и на него самого. Похоже, у Цукишимы вьются волосы, поэтому он так коротко их стрижёт. Когда раздражается, похож на сердитого цыплёнка, но только рядом с коротышкой из Карасуно. Цукишима обсыпает Хинату подколками. Подколки падают на благодатную почву: Хината воспринимает все до единой и реагирует честно: он очень простой. Цукишима его уязвляет. Вот только от всех уколов, всех язв Хината оправляется очень быстро. Его психика регенерирует стремительно, и в этом он на два шага впереди Цукишимы: тот вообще не кажется эластичным, и хоть не каждая колкость попадёт ему по больному, вмятины на внутренних тканях выправляются долго. Ну, так Куними кажется. Ещё ему кажется, недолго, что Цукишима цепляется к Хинате не просто так. Но уже через день отказывается от этой мысли: в их вражде нет ничего подводного. Колоритная парочка. Куними и сам не в восторге от таких живчиков, но Цукишима отпускает колкости одну за другой, и они слишком личные, любому видно, что Хината чем-то его задевает. Каждый укол больше говорит о Цукишиме, чем о Хинате, и не в его пользу. Куними сталкивается с ним в туалете во второй раз. Ничего необычного, вот только Цукишима смотрит гневно, будто Куними пришёл к нему домой. Пена от пасты капает с его подбородка на пол. Поскорее бы уйти. Но перед тем как зайти в кабинку, Куними ловит напряжённые лопатки под футболкой, и торопиться уже не хочется. Он заключает с собой сделку: если Цукишима всё ещё будет тут, когда он выйдет, Куними… Куними не знает ещё, что сделает, и мысленно ставит пометку «по обстоятельствам». Вообще-то ему хочется провести между лопаток и посмотреть, выгнется ли Цукишима в ещё большем напряжении или, наоборот, расслабится. Но этого он делать точно не будет. Цукишима напряжён каждой клеточкой, сжимает зубную щётку побелевшими пальцами, в искажённых чертах появляется и пропадает растерянность. Но он не уходит. Его напряжение задевает и Куними тоже, тянется невидимыми щупальцами. Куними перестаёт его разглядывать, полагая, что так он спасётся. — Ты ведь плохо видишь без очков, правда? — Куними не спрашивает. Голова похожа на слив, из которого вытащили пробку: все мысли утекли, он действует на инстинктах. Это опасно, к лицу приливает кровь, Куними ниже опускает голову. — Ну так, — выдавливает между губ Цукишима. Куними всё-таки бросает на них взгляд: они раскраснелись от пасты с перечной мятой, ярко выделяются на лице. А когда были бледными, казались уже. Цукишима собирается плеснуть на себя водой прямо поверх очков. Когда Куними кладёт пальцы на оправу и аккуратно вынимает дужки из-за ушей, обстоятельства яснее не становятся. Цукишима всё ещё не уходит. Куними даже не прикоснулся к нему, но от собственного жеста в животе свиваются горячие кольца. Однажды в садике или младшей школе Куними увидел, как один мальчик подарил другому цветы. У этого воспоминания нет подробностей, кроме одной: он хорошо запомнил лица окружающих в тот момент. Одного взгляда на них хватило маленькому Куними, чтобы понять: он так делать никогда не будет. Не будет делать глупостей. Отныне он будет наблюдать и делать выводы, потому что учиться на чужих ошибках выгоднее, чем на своих. Под внимательным взглядом Куними кладёт большой палец себе на губу, смотреть на Цукишиму в ответ он сейчас не может. Сердце с каждым ударом сжимается сильно и больно. Этот же палец Куними протягивает к губам Цукишимы, попадая куда-то в угол, и выдавливает оправдание, которое вряд ли кого-нибудь из них обманет: — Пятнышко пропустил. Цукишима дёргает подбородком, и теперь Куними может надавить на самый центр его губ. Цукишима повторяет его жест: касается пальцем сначала своего рта, потом Куними. Он напоминает рыбку, которая подплывает к крючку из любопытства, «одним глазком посмотреть». На крючке даже приманки нет. Он насаживается на голый крючок губой, и вот так, за губу, Куними тянет его на поверхность. Куними смотрит на губы, которые трогает. Одним пальцем, двумя, поднимает вторую ладонь. Он разглаживает нижнюю губу большими пальцами, сминает верхнюю, и чувствует тёплые пальцы на своих губах, между своих губ. Цукишима тоже его трогает. Он теряет контроль над ситуацией. Они молчат, не встают ближе, но пальцы — красноречивые и жадные. Верхние фаланги у Цукишимы твёрдые — он тренируется больше, чем пытается показать, — они давят на губы Куними и мнут, и Куними делает то же. Цукишима сжимает его верхнюю губу подушечками, кольца внутри танцуют жаркий танец. Вдруг он вздрагивает и тянется за очками. Смотрит на Куними из-за стёкол, будто видит впервые. Лицо у Цукишимы горит, Куними чувствует, что у него тоже. Хочется прикоснуться ко лбу — о том, чтобы снова прикоснуться к Цукишиме, он запрещает себе думать, и так дышится тяжело. Но Куними не двигается, он сосредоточен на том, чтобы прийти в норму. Цукишима без слов уходит, на излёте протягивая ладонь к его лицу — не глядя, поэтому касается щеки. До нормы Куними далеко. — Не заболел? — удивлённо спрашивает Киндаичи, поднимая голову от телефона на колене. Куними качает головой и зевает — вполне искренне. Киндаичи улыбается: — Ты прав. Куними забирается в кровать и смотрит в стену, крепко сжимая колени. Но когда Киндаичи перестаёт ворочаться и его дыхание выравнивается сном, Куними уже не хочется. Ему нравится Цукишима. Все его недостатки, которых больше, чем достоинств, и откровенно плохие черты в глазах Куними ложатся на нём гармоничными мазками. Это делает его живым и честным, а их — похожими. Настолько, чтобы почувствовать узнавание в едва знакомом человеке и при этом не напороться на карикатуру самого себя. Цукишима его привлекает, сам по себе. В том самом смысле. * * * Вчерашний случай в туалете его не беспокоит. Он крепко оседает в мыслях — произошло что-то важное, — но Куними уверен, что болтать Цукишима не станет. В конце концов, они оба ответственны, и свалить всё на Куними не получится. Куними рад покинуть площадку и отдохнуть, когда пары меняются. Он устал от Коганегавы, едва его увидел, а Гошики напоминает ему Кагеяму и Хинату одновременно, с ним играть полезно, но тяжело. Хината стоит тут же, пока Цукишима не посылает его за водой. Они остаются вдвоём — остальные незадействованные в игре двое на двое тоже стоят по краям площадки, но в основном поодиночке и парами, вот и они, выходит, отдельно от остальных. Удивительно, как атмосфера отличается от их первого разговора в столовой. Как будто его и не было. Просто молчать приятно, но ещё хочется поговорить, и это ново. — Крепко ты его невзлюбил, — Куними наблюдает с игрой Киндаичи, хотя надо бы — за другими игроками. Он имеет в виду Хинату. Цукишима поднимает брови, вытягивает угол рта. — Кто сказал? — наконец говорит он с беззлобной усмешкой. Куними закатывает глаза. Сдержанное веселье в голосе Цукишимы похоже на самоиронию. Это добавляет ему очков. Приятно, что он не стал отбрыкиваться. Похоже, он в присутствии Куними тоже расслабился. Куними позволяет себе шутку, тихо, чтобы никто не услышал. — Я-то думал, ты по динозаврам. Цукишима удивлён. В голове вертятся варианты, как ответил бы на такое сам Куними: «да, ты тот ещё вымирающий вид» — глупо, по-дурацки. Ещё глупее, что Куними хочется что-то такое услышать, хоть он и не знает, как Цукишима на самом деле к нему относится. В итоге Цукишима молча улыбается. Улыбка немного нервная, но честная. Куними тоже чуть улыбается в ответ. Куними ошибается. Уязвимость, которая заставила его посмотреть на Цукишиму дольше, чем на остальных, не в том, кто Цукишиму привлекает и с кем он предпочитает целоваться. Должно быть, осознание, что он по другую сторону границы, пришло к Цукишиме слишком рано, отчуждённость оплетала его с самого детства, одиночество вошло с ним в симбиоз. Сколько бы времени ни прошло, ни семья, ни товарищи от этого уже не избавят. Даже Киндаичи, добрый и привязчивый, столько времени тепло к нему относится, и их дружба взаимна, но изъян одиночества уже зарубцевался внутри. Он до самого ужина намеренно не смотрит на Цукишиму и не разговаривает, если только не требует тренировка. Приходится заставлять себя не искать его взглядом. Если он всё правильно понимает, ночью это голодание окупится. А после ужина Куними догоняет его у небольшой очереди к сдаче тарелок и говорит негромко: — Полпервого. Цукишима что-то доедает на ходу. Он не смотрит на Куними, Куними не смотрит на него, они как два спецагента под прикрытием. Цукишима роняет «угу», не вынимая палочек изо рта. * * * В половину первого ночи Куними выходит из комнаты и видит спину Цукишимы. Тот шагает до уборной почти бесшумно. Куними тоже не торопится и следует за ним по расчерченному светотенью коридору. Когда Цукишима под лампой, Куними в тени, когда на свету Куними — Цукишима берётся за ручку двери. Лицо Цукишимы то хмурится, то растерянно расслабляется. Не угадать, за что он сам с собой так борется, но факт внутренней борьбы приятен. Это Куними раскачал эту лодку, особо ничего не делая. Но сейчас он собирается кое-что сделать. Он держит спокойствие, но даётся это с трудом. Он будто добровольно снял с себя верхний слой, и свежая кожа болезненна и чувствительна, она отзывается на каждый взгляд. Он поцелует Цукишиму, и тот это знает. — Не хочется в туалете, — морщится Цукишима. Ну и неженка. — За соседней дверью душ. Цукишима качает головой. Он прав: двое одетых парней в душевой после отбоя — откровенно до безобразия, в туалете будет проще сделать вид, что они просто столкнулись. Да и душевая, должно быть, закрыта. — Во дворе. Цукишима закатывает глаза, смотрит с насмешкой. — На открытом пространстве? Нет, спасибо. «Ну и заткнись тогда», — не говорит Куними, потому что Цукишима и так молчит. У него вообще-то очень тёплая внешность: мягкая линия щёк, приятный оттенок глаз, живая мимика, губы часто складываются в улыбку. Если абстрагироваться. Вот только глаза щурятся в усмешке, из всего набора живых выражений самое частое — ехидная гримаса, а улыбка недобрая, и абстрагироваться не получается. Всё это Куними тоже нравится. Это противоречие в глаза не бросается, оно органично. Цукишима отточил свою приятную внешность и едкое поведение в сплав, который привлекает, за которым хочется наблюдать. Во что-то красивое. Колкость и ригидность. Уязвимость и пижама с динозаврами. Куними ведёт по этим динозаврам взглядом, воображая, как выглядит под ними живот Цукишимы, а ещё — как будет выглядеть эта языкастая неженка не в общественном туалете, а на простыни, если к этому животу прикоснуться. Голову полощет горячим. Куними спасает себя в холодной воде, которую плещет, практически льёт на лицо. Чёлка слипается поверх глаз, не видно ничего. Кожу это остужает, мысли — нет. Ко лбу прикасается что-то, разбирает и отводит волосы в стороны. Цукишима. Куними, кажется, падает, остаётся только его оболочка. — Простынешь, идиот. Цукишима немного выше, приходится тянуть шею. Тепло касания тут же смазывается каплями воды, и Куними сердится. Надо бы вытереться, но отстраняться не хочется. Он безотчётно вытирает капли языком, случайно касаясь чужих губ. Цукишима вздыхает. Так-то лучше. Они стоят и прижимаются друг к другу губами. В животе сладко, в голове — тупо и пусто, бьющееся сердце подпирает горло. Куними будто засунули в чужое тело: его собственное так не реагирует. Счастье, что они соприкасаются только губами. Цукишима сжимает и расслабляет их, и сердце Куними будто обсыпают мурашками, и они падают всё ниже и ниже. Он был так уверен, что сохраняет спокойствие, но не заметил, что эти поводья не в его руках. Цукишима серьёзен, брови сведены. Так и хочется погладить щёку, пусть расслабится. — Ничего особенного, — врёт Куними. Цукишима кривится, поджимает губы. — Ага, — соглашается он. Взгляд Цукишимы настойчив, скользит по лицу Куними — можно представить, что прикасается. Так и подмывает спросить, что Цукишиме нравится в нём. Но кто же так делает. Глупость пережимает ему горло, Куними кашляет и всё-таки выдавливает её: — Впервые целуюсь. Это эксперимент над Цукишимой: будет ли он насмехаться, вытянется ли привычно угол его рта. Залюбуется ли Куними этой едкой улыбкой, застрявшей в нём как заноза, — так что это ещё и эксперимент над собой. Цукишима остаётся серьёзен и едва заметно кивает. Куними считает, что был достаточно нехорошим мальчиком, чтобы поцеловаться ещё раз. И это приятно так, что поджимаются пальцы. Шаги в коридоре выдёргивают из морока и отталкивают их друг от друга. Цукишима с испуганным взглядом скрывается в кабинке, Куними склоняется над раковиной. Они как актёры, замершие в ожидании сигнала. Дверь открывается. — Куними! — приветствует знакомый голос. Коганегава. Его обычная бодрость спелёнута прерванным сном. Зачем ты здороваешься, идиот, думает Куними и ниже наклоняет голову. Лицо горит. Коганегава не задерживается, тоже уходит в кабинку. Куними расслабляет плечи и утыкается лбом в край раковины. Цукишима смывает для виду. Куними возвращается в комнату. Киндаичи размеренно дышит во сне; хорошо, что он спит крепко. В темноте Куними садится на кровать. В груди колет. Он трёт кожу поверх невидимой ссадины, но та не проходит, легче не становится. Мысленно Цукишима продолжает его целовать. Ссадина в груди всё шире. Куними сгибается пополам, упираясь в колени лбом. Улыбается. * * * Куними разлепляет глаза невыспавшийся и голодный. Киндаичи уже проснулся и бродит по комнате. Всё указывает на то, что радоваться нечему, и Куними в полудрёме не понимает, почему ему так хорошо. Это предпоследняя ночь в лагере, впереди полтора дня и отъезд. Это помогает очнуться. Как будто среди дёгтя Куними нашёл ложку с мёдом, и та досталась не ему. Пальцы какие-то онемевшие, Куними трёт их, согревая. Онемение странное, и не только в пальцах. Ничего, уже на разминке он придёт в норму. Привычные упражнения отнимают больше сил. Это от недосыпа, Куними не жалуется. Он хватается за каждую возможность отдохнуть, садится на пол и приваливается спиной к стене. Хочется лежать в тени и прикрывать глаза от солнца или растянуться на веранде и смотреть на светящийся диск луны. Куними запрокидывает голову, вызывая в памяти ощущение света на своём лице. Вот так. Он открывает глаза и видит над собой недовольное лицо Цукишимы. — Хватит прохлаждаться, — говорит оно. — Не завидуй, — вздыхает Куними и поднимается. Цукишима не отходит, трёт концами полотенца щёки и лоб. — Сегодня я буду крепко спать, — медленно говорит он, не глядя на Куними. — Отрублюсь, даже до туалета не дойду. Куними молчит. Цукишима блуждает взглядом по залу, не замечая или игнорируя, что Куними всё это время смотрит на него. Должно быть, его сильно пошатнуло появление Коганегавы вчера. Куними с раздражением смотрит, как тот прыгает по площадке. А может, он ошибся, и у Цукишимы ничего внутри не болит. В таком случае Куними запутался в собственной приманке. — Разумно, — отвечает он. Он вымотан. Он не хочет об этом думать. Куними никогда не мечтал об отношениях, хотел даже, чтобы их не было. Свидания и долгие разговоры — слишком энергозатратно, это не для него. Он мечтает отдыхать целый выходной, может быть, изредка целуясь с человеком, который ему нравится. Трогать красный гладкий след от очков на переносице. …А? Куними деревенеет и получает по лбу мячом. На него ворчат, кто-то кричит «извини!». Куними невидяще смотрит перед собой. * * * Перед самым отбытием Киндаичи не выдерживает его медлительности, говорит, что подождёт во дворе. Куними это и нужно. Он сдаёт постельное бельё и неторопливо идёт по коридору, бросая взгляды за двери, если они открыты. Останавливается. Цукишима стискивает замок своей сумки, будто хочет оторвать. Куними хочет оторвать ноги от пола, но не торопится. Цукишима замечает его. От так хмурится, что от одного взгляда лоб начинает болеть и у Куними. Цукишима поднимает ладонь, сгибает пальцы к себе. Скупое приглашение. Куними ждал его. На душе неспокойно, Куними не нравится, когда неспокойно. Появляется сожаление, что он вообще связался с Цукишимой. Появляется и остаётся в коридоре, а Куними шагает внутрь. Щёлкает замок в пазу, Цукишима прижимает руку к двери, вторую — кладёт Куними на талию. На него смотреть больно, на лице гримаса, будто он что-то теряет. Но движения твёрдые, рука обнимает поясницу крепко, что бы он ни задумал — ему это действительно нужно. От ощущения ладони на спине Куними всего вытягивает, в животе теплеет. Они немного соприкасаются бёдрами. Цукишима вытягивает шею, приближая лицо к его лицу. Целует в щёку. Его наушники подпирают Куними подбородок. Губы прижимаются к коже, вздрагивают, пропадают. Куними мог бы надавить ему на затылок, подтолкнув к шее, обнять в ответ, прижать к себе теснее; от одних мыслей под животом тяжелеет. Он выдыхает, чувствуя слабость. И не успевает опомниться, как оказывается за дверью. С той стороны слышится стук. Он воображает, что Цукишима бьётся головой. Сдвинуться с места не получается, Куними сглатывает. Ему кажется, он понимает, зачем Цукишима это сделал: это его благодарность. Похоже, Куними сделал для него больше, чем понимает — уж точно больше, чем собирался. В следующий раз они встретятся весной. Будут изредка сталкиваться на соревнованиях, если Карасуно превратят свою чудесную погрешность в статистику, может, снова отыграют тренировочный матч. Цукишима будет скрывать торжество за невинными издёвками после удачных блоков, а во второй половине выдохнется и будет хмуриться, когда Куними начнёт играть в полную силу. Напряжённое будет противостояние, нервное и восхитительное. А потом сетку между ними свернут, и они разъедутся. Хватит принимать желаемое за действительное, жалкий ты фантазёр. Через полгода вы даже взглядом не обменяетесь. Куними растерян. Второй удар с той стороны помогает оторвать ноги от пола. Куними наконец уходит. Стоит взглянуть на происшедшее трезво. Если отбросить лагерную рутину, то три встречи в туалете, разговор в столовой и синхронный отказ, запустивший сближение — вот всё, что их объединяет. Это не верхушка айсберга, как ему казалось, это погрешность. Мираж, который развеется. Куними с трудом не разворачивается, с трудом не замедляет шаг. За спиной хлопает дверь. Цукишима быстро его догоняет. — Подожди, — говорит он, плохо маскируя задумчивость ленцой в голосе. Но выглядит собранным. Они подстраивают шаг и молчат. Куними вспоминает про шарф, наматывает его на шею. Молчание расслабленное, Куними благодарен, что Цукишима немного продлил их… что бы то ни было. Во дворе шумят лагерные ребята, Цукишима с Куними останавливаются поодаль. Цукишима покусывает изнутри губы, потом тянет: — Слишком быстро всё закончилось. Его лицо расслаблено, но взгляд изучает Куними внимательно. Куними уверен, что понимает его правильно. Но потом глазам не верит: Цукишима прикасается указательным пальцем к губам, будто мимолётно чешет, а затем протягивает эту ладонь для рукопожатия. — Я бы продолжил, — Куними пару раз проходится по углу рта, словно смахивает крошки, и протягивает руку в ответ. Рукопожатие тёплое. — Куними, — изумляется Коганегава. Слышал их. — Я знал, что ты всё-таки втянешься! Очень рад! Киндаичи тоже удивлён, но посмеивается молча. Куними прячет прикосновение Цукишимы в кулак, кулак — в карман. Цукишима достаёт телефон, смотрит на Куними, вытягивает бровь: — Ну? Куними с сомнением нащупывает в кармане свой, но стоит разблокировать экран — сомнение развеивается. Они стоят друг напротив друга, держат телефоны перед собой, почти соприкасаясь костяшками, и каждый записывает чужой номер. Уголки губ подрагивают, Куними прячет подбородок в шарф. — Куними, запиши мой номер тоже, — заявляет Коганегава. Цукишима отходит. Куними перебирает в голове все варианты отказа, но сдаётся: с Коганегавой проще согласиться, чем объяснить, почему нет. Киндаичи разговаривает с Хинатой, о Кагеяме. Куними уводит Киндаичи, подталкивая его в спину. — Какая разница, как там Кагеяма, — говорит он и показывает коротышке язык. — В следующий раз мы вас размажем. Киндаичи на прощание машет Хинате рукой. Он улыбается. Где-то там маячит Цукишима. Куними уходит в другую сторону. Новый номер в телефоне не оставляет чувства потери. Будто всё, что было до этого момента, влияло на каждого в отдельности, а такая мелочь, как обмен телефонами, их связала. Это даже смущает. Куними не знает, когда они спишутся и кто будет первым. Хотя у Куними уже есть вариант сообщения: «Больше никаких туалетов». Вряд ли это будет скоро: прошедшие несколько дней закрутили их слишком быстро, слишком… «Интенсивный» — никогда не скажешь про Цукишиму и будешь прав, но только если никогда не видел работу его мысли на блоках и не стал объектом его интереса. Чувств, позволяет сказать про себя Куними. Пока что это слишком громкое слово, но вектор верный. Но в том, что они спишутся, Куними уверен. И это приведёт их к чему-то новому.