Разные

       Он лежал на постели, закрыв глаза, в полной прострации. Забыл пополнить счет, денег хватило только на сообщение для Розы. Лежал в собственной постели, очень жесткой, снова поругал себя за это, и слушал тишину. Напрасно пытался отогнать от себя мысли о войне и ужасах, что пережил. Эти мысли не уходят, никогда не уходят. Только иногда покидают его ненадолго, перемещаясь в закрома памяти.        Звонок в дверь, какой-то неуверенный, заставил его вздрогнуть.        Он неохотно поднялся, сунув ноги в тапки, пошел открывать.        На пороге стояла Роза — бледная и заплаканная. С чемоданом в руках.        — Не гони меня, — всхлипнув, сказала она тихонько. — Пожалуйста. Просто… Я просто… Я пришла к тебе.        Он посторонился, пропуская ее.        — Входи.        Она выглядела плохо — словно котенок, которого пнули огромным сапогом, раненный и обиженный котенок.        Едва очутившись внутри, Роза обняла его за плечи, крепко прижимаясь к нему. Она промокла и дрожала (оказывается, шел дождь, но, погруженный в тяжелые воспоминания, Джон не заметил этого).        — Пойдем в комнату. Положишь вещи, и выпьем чаю.        — Спасибо.        Оставив ее хозяйничать в своей комнате, он пошел в кухню. Он так и знал, что она так поступит. Улыбнулся своим мыслям, покачав головой.        — Хочешь омлет?        — Я не голодна — отозвалась она из спальни.        Он не стал звать ее на кухню. Принес две чашки и печенье прямо в спальню, поставив поднос на прикроватную тумбочку. Роза вцепилась в чашку, словно утопающий в спасительный круг, и стала пить крохотными глотками, все еще грустная.        — Ты меня осуждаешь, что я ушла?        — Нет. Вы совсем рассорились с мамой?        — Она кричала на меня. Сказала, что не выпустит меня из дому. Приставит ко мне Микки. Заявила, что я не разбираюсь в мужчинах и ничего не понимаю в жизни. Мне было так больно. У нас никогда не было скандалов, мы не ссорились так крупно ни разу еще. А потом она ушла к соседке, а я собрала вещи, вызвала такси, и поехала к тебе. Но я отправила ей сообщение, где я.        — Роуз, — он с улыбкой покачал головой, — ты невозможна.        — Я знаю свою мать, Джон. Она не даст нам встречаться. Я не могу тебя терять. Не могу.        — Ты оставила адрес? Твоя мама знает, где я живу?        — Нет, — она покачала головой, — не волнуйся.        — Это плохо. Роза, ты должна сказать, где ты. Напиши ей адрес.        — Чтобы она прибежала сюда со скандалом? Я тебя совсем не понимаю. Ты не хочешь меня видеть?        — Роза, она твоя мама.        Она посмотрела на него больными глазами, закусила губу.        — Я вернулся с войны. Так хотел видеть мать, ее улыбку. Хотел ее обнять. Нашел сильно постаревшего несчастного отца и тетку, седую, как лунь, пятидесятилетнюю женщину. Я был в плену, чинил этим зверям их технику. Связаться с родными не было никакого шанса, меня давно считали мертвым. Мама не дождалась меня, умерла. Сердце не выдержало. У меня больше не было ни единого шанса поговорить с ней, увидеть ее. Никто не думал, что все будет вот так, Роза. Потому что никогда не знаешь, что будет завтра, понимаешь? Напиши маме, где ты находишься. Пожалуйста.        Она кивнула. Достала телефон и, отправив сообщение, потянулась к нему за новыми объятьями. Она любила его обнимать, ему нравилось, когда она обнимала.        — Я не знаю, что теперь делать. Ощущение, словно мир разрушился.        — Вы помиритесь — поцеловав ее в висок, улыбнулся он.        — Она упряма.        — И ты тоже.        — У нас никогда не было таких крупных ссор. Никогда. Я всегда думала, что мама порадуется, когда я, наконец, кого-то полюблю. Она мне весь мозг съела: «Тебе двадцать, у тебя нет парня!», а когда парень появился, злится на меня.        — Вы помиритесь. Завтра после работы поедем к твоей маме и пригласим ее к нам в гости. Не спорь. Мы не можем начинать с конфликта, ни к чему хорошему это не приведет.        Она кивнула.        — Ты точно не хочешь есть?        — Нет.        — Примем ванную?        Роза вздохнула — тяжело, судорожно. Посмотрела на свои руки, потом на него снова. Слабо улыбнулась:        — Джон…        Она знала, что однажды они дойдут до этого. Ее, скорее, удивило, что он ей этого до сих пор не предлагал, даже когда она бывала у него в гостях.        У них не было ничего серьезнее поцелуев, им нравилось разговаривать, она с удовольствием рассказывала ему свои истории, но предпочитала слушать его. И вот он предлагает ей принять ванную вместе. Впрочем, приходя сюда с чемоданом, она знала, что именно этот визит подразумевает. Хотела ли она его? Он привлекал ее, как мужчина, но скрыть волнение сейчас у нее не получилось.        Он улыбнулся, подходя ближе.        — Ну, не сложно понять, что в вопросах секса ты крайне неопытна, так что, можешь, спокойно нервничать, Роуз. Кусать я тебя не собираюсь, разве что слегка. И если сама попросишь. Ну, или если разойдусь. Мы можем просто принять ванну.        — У меня не было секса с мужчинами… И я… Понятия не имею, как это. Так что, если ты не против. в общем, можно я… просто тебя обниму пока? Ладно? Или ты меня обнимешь? — она нервно откинула выбившуюся из прически прядь волос, смотря в пол.        — А секс с девушками был? — он внимательно посмотрел на нее, чуть сильнее сжав ее руку.        — Ну… Однажды мы с подругой выпили… совсем немного, но вино ударило в голову, и… — Роза заерзала, залилась краской и, издав какой-то странный звук, закрыла лицо ладонями, — это было один раз. Я даже не уверена, что было. Мы просто проснулись голые. И я тогда подумала, что мне нравятся девушки. Прости, — она шумно вздохнула, поникнув мгновенно, — я понятия не имею, зачем тебе все это рассказываю. Просто. Ты спросил и я…        — О! — посмотрев на него, она заметила осветившую его лицо улыбку, — надо же. Мы в этом похожи, Роза, а ты говоришь, что мы разные. Мне тоже нравятся девушки.        Поняв, что он смеется, Роуз стукнула его кулачком по плечу, давая поцеловать себя в висок и прижимаясь к нему покрепче.        — Пойдем, я сделаю ванную.        Роза послушно отправилась следом, чувствуя все ту же неловкость. Сидела на краюшке ванной, пока он ее наполнял, водила пальцем по его спине. Обернувшись, он улыбнулся ей:        — У тебя детская улыбка. Знаешь?        — Ты не первая, кто мне это говорит. Но хорошо, что заметила.        Наполнив ванную чуть больше середины, он разделся и с каждой расстегнутой пуговицей, Роза краснела все сильнее, вытирая потные ладони о джинсы.        — Раздевайся и ложись рядом, Роуз –удобно устроившись в ванной, сказал он.        — Извини, я сама не знаю, что со мной.        — Ложись рядом. Ты дрожишь, думаю, не потому, что замерзла.        — Нет, я просто…        — Просто ложись рядом. Давай полежим.        Быстро избавившись от вещей, Роза юркнула в ванную, ощутив, как его руки обнимают ее за плечи, прижимая к себе. От него хорошо пахло, волосы на груди были мягкие, Роза поспешила зарыться в них носом.       — Ты не рассказывал мне об Ираке.        — Нечего рассказывать — он пожал плечами. — Правда, нечего. До всей этой истории я работал военным механиком. Так попал туда. Из телевизора каждый день лились потоки сладкой лжи по поводу могущества и непобедимости армии союзников, силе НАТО. Несмотря на манифестации против войны, многие ее поддерживали. Сложно было не поддержать, когда телевизор говорил о страшном биохимическом оружии, которое неадекватный Хуссейн разрабатывает с целью уничтожения человечества. Мой отец каждый день слушал новостные сводки и мечтал, чтобы кто-то надрал Хуссейну зад. Не скажу, что мне очень хотелось идти воевать, хоть я и работал с военными, мне было плевать на какой-то дикий восточный народ, о котором я ничего не знал. Но меня не спрашивали, просто призвали, и все. Никого особо не спрашивали. Сначала все казалось идеальным, как это обычно бывает. Пока не началась партизанская война и дикари не стали массово уничтожать врагов. Мы были захватчиками, и нам были не рады. У Британии была одна из самых огромных армий, сорок пять тысяч солдат, Блэр рассказывал всем о том, как успешно проходит спец-операция, но там был ад, о котором телевизоры молчали. Потому что, когда ты вломился к человеку в дом, он сатанеет, стараясь защитить свое имущество и свою жизнь. Я был ранен, пока чинил танк, снаряд попал внутрь, меня выбросило. А шрамы на животе остались. Попал в плен и, пожалуйста, не заставляй меня рассказывать, как я из него выбрался, и через что мне пришлось пройти, Роза. Но я вернулся. — он запнулся, потерев глаза, — другим человеком. Я ненавижу правительство, любое правительство, потому что все они — тираны. Политикам было плевать, что миллионы людей умирают каждый день под жарким солнцем. Мы проиграли ту войну, Роза, кто бы что не говорил, потому что это было неизбежно. Десять лет прошло, а я помню каждую минуту так, как будто бы это было вчера. И мне страшно, потому что я тоже умею бояться.        Роза подлила горячей воды, потянувшись к нему губами и даря короткий поцелуй.        — Я хочу тебе помочь.        — Ты уже помогаешь. Ты рядом. Вернула в мою жизнь радость. И, между прочим, забрала ее у парнишки, с которым работаешь. Ты знаешь, что он в тебя влюблен?        — Знаю. Но он такой нерешительный. Так мне и не сказал ничего. И потом, он мне вроде как брат. А как ты разглядел такие подробности?        — Думаешь, мужчина не способен понять, что в голове у другого мужчины, когда дело касается женщины? — улыбнулся он. — Я почти взревновал.        — Я бы все равно его не выбрала.        — Вот и хорошо.        — Пойдем. Вода остывает. И, кажется, я забыла халат.        — Тебя это смущает?        — Немножко. Совсем чуть-чуть.        Улыбаясь, он покачал головой, буквально выпрыгивая из ванной.        — Ну! Ты всю воду расплескал!        — Моя ванная! Хочу — и плескаюсь — капризно ответил он, в шутку ущипнув ее, вышедшую из ванной, за бедро.        — Это странная ситуация — она завязала полотенце. — Я имею в виду, все это странно. Я тебе доверяю и…        — Цветочек, — он улыбнулся, — мы ведь договорились.        — Да, но мне неловко.        — Все в порядке. Идем. Поздно, день был сумасшедший. Пора отдыхать.        — Ты будешь думать, что я старомодна, — достав ночную рубашку из чемодана (благо, она была сверху), или ханжа. Но это не так.        — Я так не думаю, Роза. Ты слишком веселая для ханжи, и ничего старомодного я в тебе не замечал — он раскрыл руки для объятий, и Роза юркнула в них, укладывая голову ему на грудь.        — Девочки все хвастаются своими парнями. Все мои подруги спали с мужчинами со старших классов. Я всегда искала кого-то особенного. Мой отец умер, когда мне было четыре, я его совсем не помню. Но знаю, что у них с мамой не заладилось. Мне хотелось, чтобы у меня было иначе. Потому я не спала ни с кем. Обычно парни меня быстро бросали. Я была уверена, что ты тоже. Если молодые парни так зациклены на сексе, значит, взрослые мужчины тем более должны быть на нем помешанными.        — Глупости — улыбнулся он, целуя ее в висок. — К тому же, зачем мне торопить события, если у нас много времени? Завтра не последний день Земли, а нам, вроде, не по восемьдесят лет.        — Ты все-таки странный.        — Странный?        — Да. И забавный.        — Хорошо. Я учту.        Она перевернулась на живот, целуя его в висок, в веки, проводя пальцами по легкой небритости на щеках, даря осторожный поцелуй в губы и в ямочку на подбородке. Он улыбался, вздыхая.        — Я привыкну к тебе.        — Хорошо.        — Доброй ночи тебе.        — И тебе.        — Хороших снов, Роза.        Роза удобнее устроилась рядом, накрываясь одеялом и, приобняв его за плечи, закрыла глаза, чтобы почти сразу же погрузиться в сладкий сон.        Она проснулась на рассвете от осознания, что постель рядом с ней холодна, а рука находит только подушку. Поискав глазами, может, он все-таки в комнате, и не найдя его, Роза нырнула в тапки, отправившись на поиски.        Обнаружила его в ванной, поливающим себя водой из-под крана. Выглядел он как человек, переживший сильное потрясение. Роза осторожно коснулась пальцами его плеча.        — Что случилось? Тебе плохо?        — Дурной сон.        Она повернула его лицом к себе, снимая испарину на лбу, и прижалась в порыве, привычно обнимая руками шею.        — Все хорошо. Я здесь и у тебя больше не должно быть плохих снов. Только сладкие, рядом со мной.        По его лицу поползла улыбка.        Обойдя его кругом, она ласково коснулась губами его плеч, родинки на правом предплечье, поцеловала острые лопатки. Когда он взглянул на нее, она улыбалась.        — Пойдем.        — Уже привыкла ко мне? — с беззлобным юмором в голосе спросил он.        — Идем. Сейчас или завтра — это всегда будешь ты.        Теперь ее губы коснулись его — осторожно она вползла языком в его рот, пробуя на вкус.        — Пахнешь мятой — взяв его за руку, сказала она.        — Зубная паста. Тебе нравится?        — Да.        — Хорошо.        Она потянула его вперед, и он подчинился. Роза легко плыла по комнате, словно маленькая балерина, он любовался ее идеально ровной спиной и рассыпавшимися по ней светлыми волосами.        Мальчишкой он был одержим сексом. С четырнадцати лет, как только переспал с одноклассницей, Салли Брюссом, на вечеринке, он волочился за женскими юбками с завидным упрямством и успехом. А потом случился Ирак. Война отняла у него почти все, он вернулся сломленным, несчастным, до безумия изменившимся. Другим человеком.        Женщины с тех пор были в его жизни редко и никогда не задерживались дольше, чем на несколько ночей. С ними было холодно, он потерял всяческую способность чувствовать. Ушли даже оргазмы, они больше не были и вполовину такими же, как в юности, бледная копия, короткая вспышка, которую он вряд ли мог прочувствовать как следует. Женщины не привлекали его даже визуально, его взгляд не задерживался на них надолго. Молодым парням часто кажется, что девушки — это словно яркая вспышка, как солнце. Его солнца больше не было. Он смотрел на женщин и почти ничего не чувствовал.        С Розой все было иначе, она была совсем иной. Едва она появилась, вбежала в мастерскую, прячась от дождя, и, улыбнувшись, извинилась, что побеспокоила, попросилась переждать дождь, внутри ожило то, что он считал давно мертвым. Роза была тем самым солнцем, которое, как он думал, закатилось для него безвозвратно. С Розой было легко и приятно — разговаривать, молчать, сидеть рядом. Роза учила его смеяться, отогревала его замерзшее сердце, корчила смешные рожицы, когда он погружался в меланхолию. Они были знакомы всего лишь десять с половиной недель, но у Джона было ощущение — всю жизнь.        От мыслей, таких приятных, заставил очнуться ее голос.        — Джон?        Улыбнувшись, он приблизился к ней, потянув за пояс халата, и тот сполз к ногам.        — Мне лечь?        — Да.        Она кивнула, прошла к кровати и залезла на нее, ложась на подушках. Джон осторожно сел на краюшек постели, целуя ее руку, холодную и потную.        — Роза, — он улыбнулся, свободной рукой погладив ее щеку, — ты — мое солнышко. Мой цветочек. Не бойся. Я не сделаю тебе больно.        — Я знаю.        — Хорошо.        Он целует аккуратно, начинает с кончиков пальцев, медленно пробираясь выше. У нее теплая кожа, гладкая, словно атлас, острые коленки, которые он целует по очереди, и на внутренней стороне бедра рассыпаны звездами маленькие родинки, каждую из которых он наделяет вниманием. Внутри него все буквально горит, ее сопение он воспринимает, как музыку, исследуя ее, продолжая свое путешествие дальше. Когда губы доходят до межножья, она издала что-то похожее на писк и затаила дыхание. Язык вторгается в маленький бугорок, пробуя ее на вкус. Роза сдержанно простонала, поерзав на месте. Вынырнув, он целует ее открытый в стоне рот, оставляя на языке ее вкус.        — Ух, — выдохнула Роза, — кисло.        — Вкусно.        В ответ Роза рассмеялась, разведя ноги, когда он снова нырнул вниз. В этот раз в его намерения входило завершить начатое. Пробовать ее на вкус, целовать, слушая слетающие с губ стоны — это ли не была его личная музыка?        Роза опадает на подушки, оставляя в его рту послевкусие. Он дал ей несколько секунд отдышаться, ложась сверху и аккуратно обводя руками сосок.        — Черт. Я сейчас взорвусь. Не могу больше терпеть.        — И не надо.        Роза обхватила его ногами, приподнимаясь бедрами вверх, и поцеловала в область подбородка — туда, куда смогла дотянуться.        Он вошел медленно, с максимальной осторожностью, на которую был способен. Роза сжала зубы, издав жалобный вскрик, но ее взгляд, обращенный к нему в эту минуту, был полон любви и особой, только ей присущей, теплоты. Замерев на несколько секунд, давая ей привыкнуть, он начал двигаться в ней, каждый раз оказываясь чуть глубже. Роза шумно, прерывисто дышала, сжимая зубы, чуть слышно попискивала от боли. Когда он немного ускорился, простонала:        — Больно, Джон, я больше не могу!        Остановиться было сложно, но разве он мог поступить иначе, если ее глаза были наполнены слезами? Поцеловав ее в висок, он снова замер, чтобы она отдохнула.        — Давай попробуем снова?        Роза кивнула и та преданность, с которой она смотрела на него, восхищала. Легкое прикосновение к губам, поцелуй в маленький курносый нос — и он снова двигался в ней, не так сильно, как ему бы хотелось, но достаточно сильно, чтобы она могла его ощущать.        — Ай! — жалобно простонала она. — Снова больно.        Выдохнув, он оставил ее, ложась на подушку рядом.        — Я ужасна. Прости.        — Ты чудесная. Перестань. Мне нужно кончить, Роза.        — Что мне делать?        — Опустись чуть ниже.        Она сползла с подушки, ожидая, даже затаила дыхание. Он мог бы попросить ее об одном весьма приятном бонусе для себя, но не стал, решив, что это может ее испугать.        Находиться между ее грудей, двигаться в этой маленькой горячей ложбинке было удовольствием, о котором он уже начал забывать. В какой-то момент все пропало: запахи, звуки. Остались только ощущения — острые, словно лезвие ножа, но приятные, как горячий душ после долгой прогулки на морозе. В какой-то момент все сливается в одну точку, даже лицо Розы, наблюдающей с интересом за всем, что происходит.        — Роза — прошептав ее имя ей на ухо, он опал рядом, через секунду обнимая ее за шею. — Моя Роза.        Она осторожно проводит пальцем в ложбинке, отправляя его в рот. Придя в себя, он с улыбкой наблюдал за ней.        — Я тоже тебя пробую.        — И как?        — Странно.        — Нам нужно в душ.        — Да.        Она осторожно встала, забирая висящий на стуле халат. Бросив удивленный взгляд на постель, обратилась взглядом к нему.        — Что-то не так?        — Крови совсем нет. Подруги говорили, что у них была. И даже мама рассказывала, что кровь шла, когда я ее однажды спросила.        — Не всегда есть кровь, Роза — улыбнулся он, вставая. — Иди, покупайся, я приготовлю нам завтрак. А потом поедем к твоей маме. Что из сладкого она любит?        — Булочки с корицей и абрикосовый рулет. Но, боюсь, сейчас она швырнет тебе их в лицо.        — Не швырнет. Идем.        У дверей кухни, она останавливается и, встав на цыпочки, обнимает его за плечи.        — Скажи мне. Пожалуйста. Мне нравится, когда ты меня так называешь.        — Роза. Мой цветочек.        — Хорошо — довольно кивает она и сияюще улыбается, освещая все вокруг улыбкой.