Разные

       Шум и голоса, раздавшиеся из квартиры, сразу же дали ему понять, что у них гости, и даже определить, кто именно в гостях.        Завернув апельсиновый рулет в пакет, он вошел в квартиру.        — Доброе утро, Джекки.        — Извини, — сконфуженно ответила Роза, — я не могла ее не впустить.        — Все в порядке, Роуз. Проходите на кухню. Рулет как раз кстати пришелся. Вообще, мы собирались ехать к вам, но так удобнее, Джекки.        — Тебе должно быть стыдно смотреть мне в глаза! — фыркнула старшая Тайлер, тем не менее, проходя на кухню. — Увел Розу, заморочил ей голову, и все еще разыгрываешь порядочного!        — Мама! Хватит, прекрати! Это был мой выбор, когда ты это уже поймешь?        — Да. Твой выбор — и неправильный — злобно кивнула Джекки.        — Джекки, у нас не выйдет разговора, если вы не успокоитесь. Пожалуйста, успокойтесь и давайте поговорим. Мне кажется, нам всем это нужно.        Роза неохотно стала разливать по чашкам чай. Поколебавшись несколько секунд, Джекки все же села на предложенное место, сердито сопя.        — Думаю, у вас есть ко мне вопросы, Джекки. Задавайте.        — Расскажи мне, зачем, кроме вполне очевидных вещей, тебе нужна моя дочь. Ты наверняка знаешь, что будет после того, как тебе надоест с ней спать. И я это знаю. Она вернется ко мне с разбитым сердцем и уничтоженными мечтами, а ты продолжишь жить так, как будто ничего не было.        — Мне кажется, Джекки, мы с вами уже выяснили, что я намерен жениться на Розе, разве не так?        Джекки кивнула.        — Да, конечно, как будто женитьба кого-то останавливала. Как будто штампы в паспорте что-то когда-то решали.        Улыбнувшись, он покачал головой:        — Джекки, мне не совсем понятно ваше негативное отношение ко мне. Вас смущает, что я старше Розы? Но у нас не настолько огромная разница в возрасте, чтобы считаться критической. Вас раздражает, что я бывший военный? Так я не по доброй воле, в общем, оказался на фронте, и, смею заверить, мне совершенно не понравилось то, что я там увидел. К тому же, я же не делец, не вор. Военный — это серьезная и сложная профессия, которая приносит и благо, не только вред. Вам ли не понимать этого? Вам не нравится моя нынешняя работа? Но я делаю то, что умею, и это приносит неплохой доход. Если я один не умираю от голода, наверняка, Розе голодная смерть тоже не грозит. Мне скоро тридцать пять, я давно уже не ветреный мальчик и сам могу понять, что для меня важно и что нужно. Доказывать, стуча кулаком в грудь, что я не собираюсь ее бросать, я не буду, поскольку не вижу в этом смысла. Думаю, со временем вы убедитесь, что это так и это вас успокоит.        — Бывших военных не бывает.        — Вы правы, но после войны жизнь продолжается. Я стараюсь продолжить свою.        — Хорошо — вздохнув, кивнула Джекки. — Что ты скажешь, Роза?        — Ничего нового, кроме того, что ты уже от меня услышала вчера, мама — Роза слегка улыбнулась, юркнув рукой в его открытую ладонь и сжимая под столом пальцы. — Я понимаю, что, наверное, тебе было бы куда спокойнее, если бы я встречалась с кем-то вроде Микки или Де йва, но, прошу, позволь мне решать самой, что для меня важнее. Я встретила человека, с которым мне комфортно, и это вовсе не значит, что я оставлю тебя. Но у меня теперь есть своя жизнь, мама. Я выросла.        — Тебе будет сорок, и вполне возможно, ты останешься вдовой — она бросила быстрый взгляд на Джона, — ты никогда не думала, что обрекаешь себя на одиночество?        — Так, все — Джон встал, забирая пустые чашки — свою, и Розы (Джекки к чаю почти не притронулась), — это уже слишком. Никто не знает, что будет завтра. Недавно парнишка-механик, работающий у меня в мастерской, не вышел на работу. Он уснул и не проснулся. Ему было двадцать три, оторвался тромб. Я прошел войну и жив, и даже планирую будущее. Что случилось с отцом Розы? Его сбила машина, верно? Когда он просто вышел из дома. Вы, конечно, не могли этого запланировать, разве не так?        — Да, но…        — В общем, Джекки, — остановившись у раковины и красноречиво посмотрев на нее, Джон жестко отрезал, — я не намерен доводить наш конфликт до вселенских масштабов. Равно как и доказывать вам, что для ваших опасений нет почвы. Совсем. Видимо, мне придется объяснить, если вы еще не понимаете: дочь я у вас не забираю, но свою женщину вам не отдам. А теперь, пожалуйста, прошу покинуть квартиру. Я не намерен больше продолжать этот пустой разговор.        Роза пораженчески вздохнула, роняя голову на руки.        — Мама, тебе нравится все рушить. Просто нравится, правда?        Джекки встала, тяжелой поступью направившись к двери.        — Я не буду тащить Розу домой и пытаться как-либо остановить ее от глупостей, которые она совершает, тоже — обернувшись, она посмотрела на Джона с явной злостью. — Но я вижу и всегда буду видеть то, что Роза рассмотреть не способна — тьму. В тебе, внутри тебя, ее слишком много. Это наш последний разговор в таком ключе. Но ты должен знать: мне было бы куда проще, если бы Роза была с такими простыми и понятными мальчиками, как Микки, Дейв, или кто угодно, чье сердце не почернело. Конфликтов между нами больше не будет, у меня только одна дочь и я не намерена ее терять. Но и радушно принять тебя я не смогу никогда. И нам обоим с этим жить.        Она быстро поцеловала растерянную Розу, по чьим щекам текли слезы, и ушла, все так же стуча каблуками.        Вернувшаяся после проводов матери домой Роза, застала его, все еще стоящего у мойки и драящего посуду. Тихонько подойдя к нему, обняла за плечи и уткнулась лицом в спину, жарко дыша.        — Прости.        — Тебе извиняться не за что.        — И все равно — я прошу прощения.        Он кивнул, улыбаясь. Повернувшись к ней, коротко поцеловал в губы. — Раз уж гора сама пришла к Магомеду и ехать никуда не нужно, давай отвезу тебя на работу. Машину, кстати, сегодня-завтра починю, было много срочных заказов, не до себя было.        — Хорошо, я тогда собираться. Я быстро — звонко чмокнув его в щеку, Роза убежала.        Джон застыл посреди кухни, сложив руки на груди. Разговор с Джекки принес много боли, разбередил старые раны. Слишком много тьмы? О чем она говорила, что имела в виду? Он не знал, не мог даже предположить, но ему не нравилось все, что он почувствовал, пока она говорила, когда вообще появилась здесь. Он испытал не просто злость — зверскую ярость, которую уже знал, находясь на войне, приближение которой всегда очень остро чувствовал. В голове как будто поселялся кто-то еще, кто-то, говорящий ему, что делать, заставляющий творить страшные вещи. Но одно дело — убивать врага, и совсем иное — когда почти неконтролируемое, нечеловеческое желание убить проявилось по отношению к матери собственной девушки. Ужасное чувство, еще более ужасно было то, что он не испытывал стыда.        Пока Роза не видела, он нырнул под кран с головой, пытаясь очнуться. Стал убеждать себя, что это наваждение скоро пройдет, и злость, которой он уже давно не чувствовал, мимолетна и тоже исчезнет.        Стало легче.        Роза, улыбаясь невинно, как дитя, вошла в ванную.        — Я готова.        — Хорошо. Иди, обувайся, сейчас поедем.        Кивнув, она ушла в коридор. Джон быстро вытерся полотенцем и, кое-как повесив его обратно на вешалку, вышел из ванной. Продолжая убеждать себя, что ничего не случилось.