Бестиард

      В тюремной камере было душно. Было лишь одно мелкое отверстие, которое надзиратель назвал окном. Из него лился искусственный свет. Это было понятно, так как лучи света ни на миллиметр не передвинулись. Я всё так же сидел в сковывающем механизме, который мне успели нацепить до допроса. Хотя этот допрос можно назвать интервью. Просто спросили про теракты и всё.       Вода из потолка капала и капала. Кап. Кап. Кап. Кап. Меня уже это доконало. Мне хотелось разбить себе череп, чтобы больше не слушать, как капает вода несколько суток. Тело всё зудело из-за оков на мне. Везде чесалось. Сколько я здесь нахожусь?       Мои размышления прервала открывшаяся металлическая дверь передо мной, из которой вышел опричник хомодиец совы с глазами предка. Он подошёл ко мне вплотную и достал из кармана ключ. Он освободил мою верхнюю правую лапу и положил на колени листок с графитовым стержнем, обмотанным резиновой лентой. — Пиши, — сказал опричник. — Что? — Пиши блюдо, которое ты захотел бы съесть перед смертью.       Какое блюдо? Что за чушь он нёс? По моему взгляду опричник понял моё негодование. — Три года назад ввели закон, чтобы заключённым могли перед казнью дать съесть любое блюдо, которое они хотят съесть. — А зачем? — спросил я. — Всё равно ты не успеешь насладиться едой вполне, осознавая, что тебе не долго осталось жить. — Не я пишу законы. Просто пиши или откажись.       Мне хоть и казалось эта идея бредовой, но одно я точно хотел. Я давно не испытывал настолько великолепный вкус, что я бы убил бы ради него. Я взял графитовый стержень и стал писать название блюда, которое мне заполнилось на всю жизнь.       Закончив пачкать бумагу, я отдал её опричнику. Тот прочитал внимательней и удивился. — Блинчики с сосновым вареньем? И всё? — Желал бы что-нибудь ещё, написал бы.       Морда хомодийца застыла в удивлении. — Что? — Честно говоря, — ответил опричник. — заключённые всегда заказывали самое дорогие блюда, которые можно попробовать. Из-за этого власти подумывали об отмене данного закона. Тебе сделали последний шанс воспользоваться этим. А ты пожелал лишь блинчики? — Домашняя стрепня будет получше запечённой печени кабана в Тисанском соусе или вяленного акульего мяса из Заокеании.        Хомодиец промолчал и снял с морды удивление. — Ну хоть не надо тратить кучу денег на еду.        После данного разговора, он вновь заковал мою правую верхнюю лапу в оковы и запер меня в коробке три на три на три. Меня вновь охватила тоска и горесть.       Из головы не вылезали мысли об Алисе. Что с ней? Смогла ли она сбежать? Почему она продолжала идти за мною даже тогда, когда и вовсе не стоило? Она ведь могла остановиться и забыть меня, чтобы продолжить жить нормальной жизнью. Хотя, какая нормальная жизнь, после того, как сгорела квартира, в которой мы жили и без работы? Я ей жизнь испортил, хотя хотел помочь. Чёрт, я сильно привязался к ней. Это же нарушение моих принципов. Даже до смерти Варлока я придерживался их, хоть он и был моим единственным другом. А может он был лишь моей пешкой в игре, которую я начал ещё в детдоме? Скорее всего так и было. Иначе не обосновать, почему я его использовал в основном по делам. Херовый из меня всё-таки друг. Скорее, я им и никогда и не был. Как по мне. Хотя может и был для него таковым. Но сейчас не получится это узнать. Мёртвые уже не ответят на вопросы, которые не успел задать им при жизни. Сам уже представляй его ответ. Но зная его, он скорее бы сказал бы, что я являюсь для него важнее, чем родная семья, как бы тот её не любил. Будь жив его отец, то он ответил бы абсолютно наоборот. Его любовь к семье сравнима с любовью к выпивке. Хм. Надо же. Сразу Влад с Дароном ассоциируются. Из-за бара? Возможно. Жаль, что я теперь ненавижу их. Бросили меня на корм властям и не постарались меня прихватить с собою. «Такой кожаный мешок не унесёшь, если он на этот момент не состоит из кристаллизованного паразита.» — прозвучал голос самки у меня в голове.       Я поднял голову и осмотрелся. Вокруг никого не было. Был лишь я в душной тюремной камере. «Показалось,» — подумал я.       Но присутствие кого-то ощущалось. Я не понимал почему, но я точно кого-то чувствовал.       Дверь снова открылась и из неё вышел тот же опричник с револьвером в одной лапе и с блинчиками с сосновым вареньем в другой. Он положил тарелку с едой мне на колени и освободил мои верхние лапы. После этого он снял предохранитель с револьвера. — Блинчики с сосновым вареньем, как и заказывал. Ешь.       Перед тем как поесть я решил осмотреть еду. Тонкие блинчики, сложенные три раза в пирамидки пахли горячим молоком и мукой. Из них шёл грациозным танцем пар. На тарелке также лежала чашечка с прозрачным сосновым вареньем желтоватого цвета. Из него торчало несколько сваренных сосновых иголок. У меня слюнки потекли от такого вида, а в желудке прошёлся щекотливый голод. — Чего застыл? У тебя через два часа казнь. — поторопил меня опричник. — Да не торопи ты! Дай налюбоваться едой перед смертью. «Ну, смерть тебе не гарантирована.» — вновь раздался голос самки неподалёку.       От неожиданности я вновь осмотрелся. Рядом лишь опричник, который уже устал меня ждать. — Ешь уже, — рявкнул он.       Пробубнив себе поднос, что этот опричник тот ещё «вредный х.», я взял одну пирамидку из пяти и макнул её в варенье. Несколько иголок медленно спускались по блинчиковой пирамидке, переползая на пальцы. Чтобы не терять драгоценное варенье, я откусил желанное блюдо. Дальше я выплюнул эту дрянь изо рта и начал вытирать язык. — Это чё за хрень? — хрипя, спросил я. — А никто и не говорил, что готовить будут в дорогом ресторане или дома у тётушки, которая будет готовить неизвестно кому с любовью, — с ухмылкой ответил опричник.        Посмотрев на пирамидки из блинчиков, я глубоко вздохнул и взял ещё одну и просто засунул одну из них целиком в рот и пережевал её. Хрупкие и острые осколки блинов резали нёба, щёки и язык. Пережёванные куски пирамидки образовывали ещё более мелкие, которые вцеплялись в горло, как пиявки на оголённую лапу при купании в реке во время тёплого периода. Сосновое варенье было липким и безвкусным.       Закончив с одним, я приступил ко второму. Потом к третьему. И так до пятой — последней. Горло и пасть просто горели от боли. Так же чувствовался привкус метала и соли.       Опричник лишь убедился, что я доел и забрал тарелку. После он вышел за дверь и сообщил кому-то за нею. — Забирайте.       Из-за угла вышло двое медведей в полицейской форме и потащили меня с фиксирующим механизмом. Меня провели по длинному коридору с дверьми, удерживающих преступников любых мастей. Воров, убийц, насильников и так можно перечислять долго. Вдруг появилась развилка и меня повезли направо, к выходу. Снаружи меня уже ждали журналисты и корреспонденты с разных радиостанций. Увидев меня, они сразу ожили. Все желали задать мне свои вопросы. — Господин Рыжег, является ли правдой… — Что вы чувствуете после убийства сотен… — Вас мучает совесть за свою работу? -…как вам удавалось скрываться от влас… — Урод! — полетели оскорбления из толпы. — Ты моего брата убил своими наркотиками! — Скотина! — прозвучал голос самки за ним. -…тогда бы вы как отреагировали? — Гражданка, дайте путь! — сказал полицейский, пытаясь кричать громче всех, что было безуспешно.       После нескольких криков и угроз в мой адрес, начали лететь разные предметы. Камни, гнилая еда, осколки. Некоторые кидали мне железные опилки мне в глаза. Сзади появились опричники с металлическими пластинами и стали ими ограждать разбушевавшуюся толпу от меня и полицейских. — Что? Защищаете убийцу? Между прочим он и ваш близких и друзей убил! — кричал кто-то из толпы. — Трусы! — Разойтись! Разойтись! — кричали опричники.       В толпе появились и те, кто пошёл на крайние меры. Один летун пролетел над опричниками и мною и скинул бутылку. После того, как бутылка коснулась асфальта, то пламя разошлось по пластинам опричников. Некоторые из них вышли из строя чтобы поймать того радикала. Естественно, летуны. Того поймали спустя тридцать секунд, после того, как он сбросил бутылку. — РАЗОЙТИСЬ! — Крикнул какой-то опричник и выстрелил в воздух два раза из своего револьвера.       Толпа сразу разошлась, хоть и продолжала сопротивляться. — Позор! Убийцу защищаете! — Чтоб вас уволили! — Где справедливость?! — Назад, а то стрелять буду! — крикнул всё тот же опричник.       Толпа всё уже стала в наглую бороться с опричниками. Некоторые гневные особи прорвали строй и начали драться с опричниками. Брешь закрыли мгновенно и проникнувших стали бить металлическими телескопическим дубинами.       Строй быстро дошёл до сцены, где меня должны казнить. Поставив на обозрение публике, народ продолжал сопротивляться.       Пока меня тащили, я одно понять не мог. Если те, чьи жизни я испортил, хотят моей смерти, то почему тогда они борются с властью, если меня и так собираются казнить?       Народ всё ещё продолжал кидать в меня разный хлам. Вдруг прозвенел выстрел.        Все успокоились. Сбоку от меня вышел сам Игир Рыгов. Царь всего Висюльского Царства. И с ним был Валахит. Царь встал на передо мной спиной и начал свою речь. — Мои подданные, я знаю каково вам. Знаю, как вам тяжело от потери близких. И я понимаю ваши желания. Но поймите. Вы лишь усугубляете положение, ведь ваши действия несут вред не только ему, но и вам и нам.       Игир посмотрел на меня. Его дорогая одежда из качественного Заокеаноского шёлка и лучшие кожаные туфли сверкали лучше некуда. Насмешливый взгляд разглядывал моё голое тело, прикованное к механизму. — Но с другой стороны, — продолжил свою речь Игир. — Разве не будет лучше его оставить на морозе. Ведь через несколько часов станет невозможно тут находиться. Низкие температуры сами расправятся с этим жалким отбросом общества, называемым полукровкой и преступником. — А что насчёт тебя? — сказал тихо я.       Игир это услышал, хоть толпа и ликовала во всю глотку. — Что? — А что насчёт тебя? — уже увереннее и дрожащим от холода голос я сказал. — Что ты скажешь, если все узнают, что власть сотрудничает с преступниками?       Не редкость, когда преступники работали с властями ради денег. Если преступники делились с ними своими деньгами, то их не трогали. Но если переставали, на них сразу устраивали охоту. Или если они уже лишь мешали властям. — Чушь! Ведь я защищаю свой народ от таких как ты! — Да ну? А что ты скажешь про Матонскую резню, что был год назад на севере Царства? Там преступники получили оружие лишь благодаря властей, у которых они и купили. Или может напомнить про Токсичную субботу? Тогда после аварии на подпольном химическом заводе по производству токсинолатов погибло более трёх сотен особей. И откуда у них оказались токсины, если доступ к такому опасному материалу доступен лишь у защитников правопорядка?       Народ снова начал бунтовать и выкрикивать лозунги. — Позор!       Игир начал медленно отступать назад. Но вдруг прозвучало два выстрела. Игир и Валахит упали намертво. Затем третий выстрел. Уже в меня.