Диссоциация

      Глубоко вдыхая, Кьеко медленно разлепляет веки. Тело кажется таким тяжелым, словно налитое жидким металлом, а перед глазами все расплывается, будто в тумане… Могами моргает несколько раз, и пелена постепенно исчезает, все вокруг обретает более четкие контуры. Кьеко осматривает капельницу в руке, затем поднимает взгляд и замечает силуэт единственного человека в палате. У этого человека хрупкая фигура и острый профиль.       — Да… неважные у вас тут условия, Могами-сэмпай, — Девушка в белом халате тоже осматривает обстановку. Она неспешно оборачивается, и Кьеко узнает в ней свою кохай, Одзаву Эри. — Значит, вы очнулись?       — Эри… чан? — Могами не узнает свой голос, слишком хрипло и невнятно он звучит, но, похоже, Одзава все равно понимает ее.       — Да, это я, сэмпай.       Воспоминания, ранее принадлежавшие Айяно, вспыхивают в голове Кьеко. Съемки, пистолет, выстрел… Невероятно сильно начинает болеть голова, и кажется, что еще секунда, как она расколется на две половины.       — А где… он…       — Ушел. Тсуруга испугался, что вы потеряли сознание и позвал медсестер. Но так как время посещений давно закончилось, ему пришлось уйти. Хотя наверняка все еще слоняется где-то по больнице, он тут уже живет практически.       — А… ты?..       — А я… — Эри вздыхает и опускает взгляд, рассматривая свой белый медицинский халат. В одном из кармашков лежат вычищенные до блеска ножницы. Одзава как будто только сейчас их у себя замечает, достает из кармана и непринужденно рассматривает предмет в руках. — Я не должна быть здесь. Но мой отец работает в этой больнице, так что мне удалось пробраться к вам, Могами-сэмпай. Это было достаточно сложно, ведь вашего имени нигде в документах не упоминается.       — За… чем?..       — Вы ведь уже все знаете, верно?       Кьеко смотрит непонимающе. Слишком много событий перемешалось в ее голове, она еще не успела уложить их в логической последовательности.       — Я… я была тем, кто сделал это. — Эри крепко сжимает пальцами ножницы, — так, что у нее немеют пальцы. — Когда вы читали сценарий, я… пробралась в кладовую и…       — Эри... — выдыхает Кьеко.       Одзава загнанным зверем ходит по узкой палате туда-сюда и нервно перебирает в руках ножницы. Лезвия щелкают: то открываются, то закрываются.       — И все же в тот день я вам не лгала. Вы действительно были моим кумиром, Могами-сан. Я так долго мечтала достичь вашей высоты и встретиться с вами лицом к лицу, и вот мое желание исполнилось… Но одного я не учла. Я тогда еще не знала, чем чревато, когда твой идеал спускается с пьедестала и оказывается вровень с тобой…       — О чем ты гово… — начинает Кьеко, приподнимаясь на локтях, но тут же замолкает, когда встречается взглядом со своей кохай. Глаза этой девочки переполнены противоречивыми чувствами. Такую Эри Кьеко еще не знает.       — …он прекращает казаться таким уж недостижимым. Ангел, которого ты боготворила, вдруг оказывается таким же смертным человеком как и ты. Ты начинаешь замечать слабости и всяческие несовершенства, которые до этого слепо отрицала. Этот человек может даже в чем-то быть хуже тебя, но ведь это все еще твой бывший идеал. Все еще тот самый человек, который достиг несравненно больше тебя, несмотря на все его многочисленные изъяны. И тогда приходит в голову мысль… — Лезвия у ножниц достаточно острые, они ярко поблескивают при каждом движении. — …Как же так получилось, что ей, не обладающей какими-то божественными сверхспособностями, удалось достичь несравненно большей высоты? Если она смогла, то почему же ты не можешь? Почему у тебя, черт тебя дери, не получается?! Почему то, на что у тебя уходят годы, у нее получается за считанные месяцы, а то и дни? Почему?!       Кьеко смотрит на Эри и осознает, что и понятия не имела, что у этой девочки на душе. Одзава всхлипывает.       — Когда узнаешь человека ближе, становится намного проще сравнивать его с собой… — Одзава раскрывает ножницы на все сто восемьдесят градусов — так, что они превращаются в одно сплошное лезвие. Эри проводит пальцами по острому краю, и на коже проступает порез. — Играя с вами в «Паучьей лилии», я была счастлива, но вместе с тем, каждую секунду рядом с вами, я ощущала ваше превосходство.       «Мое… пре-вос-ход-ство?..» — это слово кажется Кьеко слишком нелепым, слишком неуместным по отношению к ней.       Могами тяжело дышит, покрывается холодным потом и, заглядывая в глаза бывшей кохай, ей приходит мысль, от которой желудок скручивается в узел. Превосходство, да? Вот, значит, как Одзава это восприняла.       — Вы помогали мне, вели за собой и благодаря вам, моя игра становилась все лучше, но… все это была не моя заслуга, а ваша.       Почему-то именно сейчас Кьеко вспомнились люди, которые когда-то давно испытывали ненависть по отношению к ней: одноклассницы, коллеги по съемкам, мама… а теперь и Эри. Быть может, все это было не просто так? Быть может, все эти люди подсознательно чувствовали черную сторону ее «я»? Ту сторону, которую она не в состоянии подавить в себе, с которой может лишь примириться. Быть может, каким-то образом тьма внутри сердца Кьеко распространяется на других людей и способна возрождать в их сердцах самые гнусные желания и мысли? По своей сути никто из этих людей никогда не был плох, нет… Лишь рядом с ней они теряли возможность удерживаться на светлой стороне.       — …и вот, едва у меня появляется шанс проявить себя, шанс создать образ без вашего участия, как снова… снова ВЫ. — Эри в ярости взмахивает рукой с ножницами и лезвия глубоко впиваются в ее ладонь. — Мы не должны сближаться со своими кумирами, Могами-сан. Потому что только издалека мы способны ими искренне восхищаться. Но стоит звездам спуститься с неба и встать рядом, как в ту же секунду их сияние перестает казаться таким уж великолепным, как раньше. Чистое невинное обожание рассыпается… — Одзава нервно усмехается. — Вы очень лихо проучили меня в тот день, Могами-сэмпай.       Кьеко снова видит, как направляет ствол пистолета в сторону своей кохай, снова видит ее потерянный, перепуганный взгляд…       — Нет! Нет же, Эри, я этого не хот…       — Но на самом деле я не желала вашей смерти, Могами-сан. Те патроны… они ведь были холостыми! Я не думала… не знала, что все равно… Не знала, не понимала, как это работает, но все равно… — Одзава плачет, и ее голос срывается. — Я всего лишь хотела проучить вас… напугать… чтобы вы наконец исчезли…       Могами смотрит как-то отрешенно, мыслями она не в больничной палате, она где-то далеко… Кьеко вдруг едва заметно усмехается уголком губ и у нее проскальзывает мысль: «В чем-то ты права, Эри… Возможно, Могами Кьеко и правда следует исчезнуть?»       — В тот момент, когда вы приложили пистолет к голове, я на самом деле забыла о том, что магазин уже должен быть пуст… В итоге тем, кто испугался и получил урок, была я, а не вы.       «Ошибаешься, Эри», — качает головой Могами.       — И даже сейчас, несмотря на то, как сильно ненавижу, я все равно… — рука у Эри дрожит. Одзава рассматривает свое отражение в лезвиях ножниц, но затем выранивает их на пол и безвольно оседает на край койки Кьеко. — …все равно не могу не признать, что вы были великолепны и по-прежнему остаетесь моим идеалом. — Одзава устало опускает голову, и горячие капли падают ей на колени. — Мне никогда и вполовину не стать такой, как вы.       Приподнявшись в постели, Кьеко нежно обнимает свою кохай. У этой девочки еще долгий путь впереди.       — И не нужно, — тихо шепчет ей Могами. — Никогда не становись такой, как я.       — Что?       — Стань Одзавой Эри. И однажды сама не заметишь, как станешь для кого-то совершенством.       — Могами… сэмпай… — расплакавшись, словно дитя, Эри утыкается в плечо Кьеко.

***

      — Простите, что вот так пришла к вам сегодня… и вывалила все это, — произносит наконец Одзава, успокоившись.       — Ничего страшного, Эри-чан. Я была рада тебя увидеть.       «К тому же, ты помогла мне осознать кое-что».       — Вы ведь еще не здоровы? Кстати, я ведь все еще не знаю, что с вами случилось. Вы сильно поранились при падении, поэтому лежите здесь так долго?       Могами внимательно смотрит на Эри и понимает, что она не в курсе, с каким именно диагнозом ее сюда положили. К тому же, она ведь лежит в травматологии, кому придет в голову, что она… У Кьеко проносятся перед глазами разноцветные картинки. Она помнит все, что делала и говорила, но как все это выглядело со стороны? Скольких людей она напугала своим поведением?..       Лица, искривленные испугом и потрясением, мгновенно вспыхивают в сознании Кьеко. Моко-сан, Амамия-сан, хозяева ресторана, президент, актеры, режиссер… и Тсуруга-сан. Все они в ужасе от того, какое чудовище видят перед собой. Сколько боли она причинила близким ей людям за все это время… И кто тогда здесь настоящий монстр? Юная девочка, поддавшаяся эмоциям, или она сама, Могами Кьеко? Без сомнения, ответ очевиден.       — Могами-сэмпай… после всего, что случилось… что я могу сделать для вас?       Могами нежно касается щеки Одзавы.       — Полюбить себя и пойти собственным путем. — Эри улыбается этим словам и кивает.       — Но сейчас? Что я могу сделать для вас прямо сейчас?       Могами грустно улыбается, а ее глаза потухают. Но затем ей приходит в голову одна мысль.       — А знаешь… есть кое-что, с чем ты можешь помочь.       Глаза у Эри тут же загораются.       — Все, что угодно, Могами-сэмпай!       — Ты же хорошо знаешь эту больницу?       — Да.       — И расположение камер тоже?       — Угу.       — А ключи от черного хода найдутся?       Одзава задумывается и медленно кивает.       — Через него и вошла, но… что вы задумали, сэмпай? Вы же не…       — Скажем так, твоя сэмпай собирается совершить очередной безрассудный поступок.       — Но Могами-сан! Там же целая толпа ваших фанатов! Они дежурят день и ночь. Я сама еле вошла в больницу. Они же набрасываются на каждую девушку, даже на медсестер, им везде чудится Могами Кьеко.       — Есть у меня одна мысль.

***

      — Как она могла исчезнуть? Я вас спрашиваю, как это могло произойти?! Это же больница, в конце концов! Чем занимается ваша охрана?!       — Вот именно, Такарада-сан. Это больница, а не тюрьма! И, вы уж извините, но то, во что вы превратили наше отделение…       Тсуруга садится рядом с охранником и снова перематывает записи с камер, он почти не слышит разговоров за спиной. Дотошно всматриваясь в черно-белые картинки на экранах, Рен пытается уловить малейшие детали: край одежды, локоны волос или угол плеча, едва попавший в кадр, — всё, что может дать подсказку. Но кадр за кадром обеим девушкам слишком ловко удается избегать механических глаз камер.       Вот, Одзава наконец показывается на экране. Она уже стоит у выхода и на ней больничная рубашка Кьеко. А это значит, что Могами-сан переодета в одежду Эри.       — Простите… простите меня… Но я всего лишь сделала так, как она попросила меня… я должна была...       — Ты в своем уме?! Куда она пойдет ночью одна и без денег?..       Не важно, что Одзава совсем не похожа внешне на Могами Кьеко. Не важно, какой у нее возраст, рост и цвет волос. В конце концов, сколько раз Кьеко до неузнаваемости меняла свой внешний облик? Только очень ограниченный круг людей знает ее настоящую. Вот и толпе достаточно увидеть девушку в больничной пижаме, выходящую на улицу через черный ход, чтобы сойти с ума от восторга.       — Я не могла… я же… я же так виновата перед ней! Я не могла проигнорировать единственную ее просьбу!       — Виновата? В чем ты виновата, Эри-чан?..       — Я… я…       Толпа фанаток сбегается на черный вход, словно годами голодающие коршуны, завидевшие добычу. Всей охране, дежурящей у главного хода, приходится покинуть пост и утихомирить разбушевавшуюся толпу людей. Во всей этой суматохе никому нет дела до настоящей пациентки, покинувшей палату.       Прямо сейчас… В этот самый момент она должна быть здесь. Должна появиться. Тсуруга всматривается в экраны так, что начинают слезиться глаза.       Едва ему удалось приблизиться к ней, как она снова ускользнула. Если бы он тогда не ушел, если бы настоял и остался, если бы они не разминулись…       Стоп! Тсуруга резко останавливает картинку. Увеличивает изображение на зеркале в главном вестибюле. Женский силуэт становится все четче, а родные черты все узнаваемей. Пусть изображение и распадается на пиксели, настоящая картина, наоборот, собирается воедино. Ее взгляд. Рен очень долго рассматривает его. Ни одна из субличностей не обладает таким взглядом. Она будто бы специально посмотрела и оставила это послание, словно уже тогда знала, что он отыщет этот взгляд даже в ворохе бесконечных помех. В этих глазах нежная грусть, благодарность и чувство вины.       — Ну что, Рен, нашел что-нибудь?       Однако она все еще актриса, все еще та, у которой так ловко получалось примерять на себя совершенно не похожие друг на друга маски. А это значит…       — Она может быть где угодно… и кем угодно.

Несколько дней спустя…

      Вечерний Токио по-особенному красив. Есть что-то особенное в этих разноцветных огнях, тускло отражающихся в мутном асфальте. И даже в это время по улицам снуют сотни прохожих, и все спешат, суетятся, о чем-то говорят, смеются, перебивают друг друга. Каждый из этих людей личность, у каждого свой характер и своя неповторимая история. Их так много, и так легко среди них затеряться.       Могами вдыхает терпкий ночной воздух и поднимает голову вверх. На ней чужая одежда, волосы снова выкрашены в черный цвет, а в кармане — билет в город, выбранный наугад.       На фасаде одного из небоскребов транслируются новости, мелькают кадры из фильмов и картин, в которых снималась Кьеко. Ее лицо крупным планом появляется на экране, а затем следует сообщение: «Многоликая актриса нашлась и снова исчезла! Просьба всем, кто владеет какой-либо информацией звонить по телефону…»       «Многоликая?» — Уж скорее она безликая.       Могами усмехается уголком губ, а ее взгляд мрачнеет. Выйти незамеченной через главный вход? Было в этом даже что-то ироничное.       Кьеко смотрит на экран, и ей кажется, будто видит она не себя, а совершенно чужого человека. Словно и не было ничего. Она всего лишь очередной прохожий, затерявшийся среди многолюдной улицы Токио, всего лишь очередная девчонка, приехавшая в большой город в надежде что-то изменить в своей жизни. И все-таки кто же она теперь?       Бегущая строка мчится вперед все быстрее, а Кьеко думает о том, что скоро вся эта шумиха утихнет. В конце концов, именно так устроен этот мир, и на смену одному неизбежно приходит что-то другое. Гаснет один огонек, а где-то на другом конце света загорается новый.       Нет, она не убегает. Лишь меняет курс. Если подумать, необязательно иметь на руках сценарий, чтобы играть. Ведь вокруг столько разных людей, столько масок, которые можно примерить… Теперь реальная жизнь станет ее сценой. Она сможет стать кем угодно, уехать куда угодно и сделать все, что только пожелает. Теперь она хамелеон, за которым не угнаться. Вот, что она поняла, когда все субличности, стали неотъемлемой частью ее «я»: она способна выражать свои мысли и желания через призму чужого восприятия мира, способна прожить множество жизней, перепрыгивая из одного мира в другой. И пусть никому не удастся узнать настоящую Могами Кьеко, пусть никто не встретится с ней взглядом, когда она будет тенью скользить меж людей, — главное, что она больше никому не причинит вред.       Кьеко смотрит на светодиодный экран небоскреба, на котором одно за другим проносятся не просто кадры, а ее воспоминания, записанные на пленку: агентство, павильоны, режиссеры, актеры, президент, отказывающийся комментировать ситуацию, Моко-сан, отворачивающаяся от камеры, Тсуруга-сан… Этот яркий необыкновенный мир успел стать ее домом. Домом, которого по сути у нее никогда и не было. Вот только Могами не может позволить, чтобы кто-нибудь из этих людей однажды спустился в тот же ад, в котором побывала она.       Кьеко достает из кармана билет и осторожно сжимает пальцами глянцевую бумагу. Разноцветные огни витрин окрашивают кожу и одежду в причудливые цвета. Но самой Кьеко кажется, что она, наоборот, выгорает, становится призраком, растворяющимся в суете большого города.       И, возможно, она бы снова рассыпалась, снова разлетелась на миллиарды хрупких частиц и осколков, если бы не теплая рука, коснувшаяся ее плеча и голос, от которого все внутри снова переворачивается и вспыхивает ярчайшей зарницей.       — Думаешь, я так просто отпущу тебя?       И едва Кьеко удается выдохнуть, как билет, подхваченный порывом ветра, выскальзывает из пальцев и улетает вверх, к ярким вывескам и звездному небу.