Светлая полоса

Он плачет. Блять. Обещал же себе, быть достойным участником. Телефон отключён. Ни одного звонка, ни одной смс, во всех сетях оффлайн. Ему плевать. Никого не хочет видеть, никого не хочет слышать. Я, блять, всех подставил. Всех кто в меня, сука, верил. Первая нервная затяжка. Всё тело трясётся и Никита не понимает от чего – то ли истерики, то ли от того, что сигаретный дым проник слишком глубоко. Блять, да за что? Ревность, обида, страх. Всё накрывает с головой. Он же не железный, мать твою. Он читал комментарии («самый слабый», «выпендрежник», «высокомерный»). Он видел как Гецати и Егорова смотрят друг на друга. Он знал, что участники к нему относятся со снисхождением из-за его возраста. Силы медленно покидали его с каждым выпуском. Когда же кончится эта чёрная полоса в его жизни? Он устал и хочет домой. Охуенная, блять, неделя! Он плачет и слёзы скатываются под ворот его чёрной толстовки. Ещё одна сигаретная затяжка. Качели скрипят и ноябрьский воздух морозит горло. Он не хотел уходить так. Просто, без всего. Ничего не достиг, никому не помог. Ну как так? «Если можно было бы остаться. Хотя бы на один выпуск!» Константин и Соня так ярко и тепло смотрят друг на друга, что у Никиты перехватывает дыхание. Дикая ревность плещет через край, а потом парень резко напоминает себе, что медиум не его собственность. Они просто были друг у друга и всё. Вот и всё. Я нереально, блять, облажался! – Парень, с тобой всё хорошо? – спрашивает его дедок, проходящий мимо детской площадки, куда Никита совершенно случайно залетел, петляя по дворам и стремясь убежать. – Всё окей. – кивает головой, опуская голову в колени и выдыхая в них же. Дед жмёт плечами и исчезает, а Турчин так глубоко затягивается, что голова начинает кружиться. Он не справился. В него верили. Поддерживали друзья и подписчики. Как так можно было? Ну почему? – Я, блять, так нереально облажался! – Я так не думаю. Ключник резко дёргает головой, закашливаясь от сигаретного дыма, который успел вдохнуть слишком глубоко. Только Гецати тут не хватало. Слёзы стынут на скулах и дрожащих губах. Костя присаживается на корточки напротив парня, забирая из рук и выбрасывая скуренную наполовину сигарету. – Когда ты уже прекратишь гробить своё здоровье, Никит? От тёплого голоса, Турчину срывает тормоза и он вновь плачет. Ну, нельзя так... – Тихо-тихо. – медиум тянет его на себя, заставляя его встать и прижаться к нему. Костя гладит его по мягкой шевелюре, поправляя светлую чёлку – Никит, ну ты чего? Ты в десятку сильнейших вошёл. Ты большой молодец! – Я т-т-так облаж-ж-жался... – Нет, Никит! Ты замечательный! Ты со всем справился! Всхлипы затихают, остаётся только мелкая дрожь во всём теле – Ключник всё-таки начинает замерзать. Медиум отстраняется, чтобы посмотреть в глаза-изумруды, а затем притянуть к себе за шею и впиться в пухлые тёплые губы. Никита офигевает долю секунды, а затем отвечает. Так трепетно и нежно, что хватка на шею ослабевает на мгновение, а затем его прижимают ещё сильнее. Умиротворение накрывает с головой. – А как же Соня? – Соня? – удивляется Константин, а затем смеётся – Мы союзники, а не любовники. Это разные вещи. – Да? – удивлённо-тепло улыбается Никита. В его глазах загораются счастливые искорки. Ревность испаряется и всё, чего хочется – это обнять Константина и всё. Пусть рядом хоть сам Башаров стриптиз танцует – Турчин будет смотреть в тёплые глаза Гецати, вглядывающиеся в него с нежностью. Сам врач мягко ему улыбается. – Да! Вновь поцелуй. Тягучий, собственнический, тёплый. Гецати прикусывает верхнюю губу, из-за чего Турчин стонет. Это парнишка такой светлый, такой его... – Поехали домой! Никита чувствует, что в его жизни началась светлая полоса.