Пятьсот миллисекунд

Я встала, потерла руками виски и пошатнулась. Земля ушла из-под ног. Стоп. Не земля. Не земля, а доски. Что это? Я — где? И кто — я? Воспоминания толчками возвращаются. Точно. Я помню небольшую деревню, где родилась и выросла, помнила поездки в город. Школа. Универ, общага. Я осмотрелась. На небе — звезды и Луна, странно, что такая большая. И звезды какие-то неправильные. Их слишком много для города. Где Большая и Малая Медведица, где?.. Я сглотнула. Пахнет солью, голова продолжает болеть, тело ещё пошатывается. Я рухнула на колени. Вопрос тот же — где я? Вокруг море, я на корабле под парусами. Паруса? В двадцать первом веке? Рваные мысли ускользали. Я оглянулась ещё раз, найдя взглядом трёх человек, которые сидели при свете фонаря и играли в карты. Разглядеть толком никого не получилось, разве что у одного странно зачесанный вперёд чуб; да и одеты необычно. На том, что с необычной прической белый костюм. Похож на бизнесмена, повара или мафиози. Бизнесмена я отмела, больно рожа бандитская. Рядом с поваром-мафиози сидел черноволосый парень, на котором не было ни рубашки, ни футболки, только тёмные штаны. За его спиной я увидела оранжевую шляпу. Третьего разглядеть не смогла. Память прятала образы и их имена, но я ощущала что-то смутно знакомое. Как старого друга встретить на улице, поговорить, а потом идти дальше и думать, как же его звали? — Эй, ты что тут делаешь? — спросил повар-мафиози. — Я тут… стою, — неуверенно сказала я. В его глазах плескалось тепло. — Ну, видно, что не лежишь. Ты из какой дивизии? — спросил он. — Я это… Он немного нахмурился; тот, что сидел ко мне спиной повернулся, и я смогла разглядеть лицо. Тоже хмурое, с полу-прикрытыми усталыми глазами, угловатое и мужественное, с щетиной на подбородке, прямым носом и удивленно поднятыми бровями. Светлые, желтоватые волосы чуть прикрывали лоб. Значит, мне не показалось. Я, когда стояла сзади заметила, что у него выбрит затылок. Спереди тоже, так что остался только желтый кустик на макушке. И всё. Будет человек-кисточка. — Так как тебя зовут? — спросил все тот же мафиози-повар. Хотя не повар, тут же море. Будет мафиози-кок. Или кок-мафиози. Самое то. — Это… Яра я, — представилась я. На самом деле меня звали Ярослава, но имя было очень длинное и очень обычное. — Меня зовут Эйс, приятно познакомиться. Ты откуда? — спросил тот, который в одних штанах. — Я из России. Город Владимир, — и зачем я всё это рассказываю? Да ещё и усталость валит с ног. Вчерашняя попойка видимо всё-таки сказалась. Я не пьянствующая! Если это вообще плюс. Но там был тако-о-ой случай и повод, что отказать было нельзя. Собственную днюху и выпуск из университета праздновать надо. Блин, что-то щекочет в памяти. Эйс-Эйс. Кто же ты? Я не помню. Воспоминания щекочут мозг и упорно не хотят открывать мне хоть что-то. — Татч, как назывался тот остров, с которого мы отплывали, йой? — спросил человек-кисточка. Имя кока-мафиози что-то тоже щекотало в памяти. — Насколько я помню, он назывался Бокашима, — встрял Эйс. — И там не было такой страны и города. Так ты не с Изо? — спросил кок-мафиози Татч. Я сглотнула. Что за бред? Какой ещё остров? Какой такой Изо? Я растерялась. — Я не с острова. Я не знаю кто такой Изо, — сказала я медленно. Мысли витали где-то далеко. — Ну все-таки, с какого ты острова? — спросил Эйс. — Я не с острова, я из России, — повторила я снова. — Хорошо, — сказал Татч, — А где эта твоя Россия? Я впала в ступор. — Ты что? Совсем того? — спросила я, крутя пальцем у виска, — Россия — самая большая страна в мире, занимает пол континента, и ты не знаешь, что это за страна? Да вы, ребята, совсем ко-ко, если уже не ку-ку. — Пол континента, йой? — недоверчиво спросил человек-кисточка. — Вы что, из пещер вылезли? Ходите на парусниках по морю, что такое Россия не знаете. Ещё скажите, что вы тут загореться можете и всё — я свихнусь. Они промолчали и как один усмехнулись. И тут парень, который Эйс, загорелся. Что тут происходит??? Что, мать вашу, тут происходит? Видимо всё, что я испытывала, отразилось на лице, и они дружно заржали. — Ты г-горишь, — в пространство проговорила я. Что-то в голове защелкало, будто шестеренки. Воспоминания мелькали где-то рядом. — Как-то так, — развел он руками. — Если ты про Ред Лайн, то там нет страны на половину материка. Да и мы от неё… Хм… далековато. Память щекотала мозг изнутри перышком, грозясь подсунуть воспоминания. — И где же мы? — спросила я неуверенно. — Ты что? Не знаешь? — спросил Эйс, откладывая карты рубашкой вверх. Я кивнула, — Ну даешь! — Никому ничего не даю! — фыркнула я. — Вот это я понимаю! — фыркнул Татч. И чего он там понимает? — Мы в Новом Мире. Вторая половина Гранд Лайн. Я в аху… шоке. Да, пусть будет в шоке. Сползла на пол и схватила голову руками, продолжая нервно трястись. Ох, елки-палки, лес густой, путь по лесу не простой. Там колючие шипы всех хватают за штаны. Но за лесом тем, я знаю, сто волшебнистых лужаек. Солнце светит с высоты на цветущие цветы. Там избушки Бабов Яг с топом пляшут краковяк. Здравствуй, месяц и луна, здравствуй, странная страна. Вот уж действительно — странная страна. Продолжая нервно смеяться, я просматривала фотопленку воспоминаний про паренька, который съел фрукт Гому-Гомуно Ми и стал резиновым. В голове полузабытый детский голос: «Кайзоку ни они нару!». Да, с японским я не в ладах.  — Ты из Дозора, йой? — спросил меня человек-кисть, не дождавшись от меня ничего. — Какой Дозор? — Морской. Либо она очень хорошо притворяется, либо она на самом деле ничего не понимает! — сказал Татч, заглядывая в карты человека-кисти. Тот тут же положил их рубашками вверх, как Эйс. Татч фыркнул и тоже убрал карты. — Эйс, у тебя мозг сейчас соображает? — спросил кок-мафиози Татч. — Неа! — радостно сказал Эйс, — А у тебя? — Тоже нет! — Ну, раз мозги у нас не соображают, то будем думать утром, что с тобой делать, — сказал Эйс. — А вдруг она — шпион, йой? — спросил человек-кисть. — Правильно рассуждаешь! — сказал Татч и хлопнул его по плечу с широкой улыбкой. — Значит пусть с нами сидит. Никуда она не денется от нас, — хищно сказал Эйс и ТАК зыркнул в мою сторону, что мне стало страшно. Господи, как хорошо что я не стала надевать платье, а так и осталась — берцы, камуфляжные штаны и белая кофта. И всё в масле. Странно, я плохо помню, когда пропала из своего мира сюда. Помню пьянку, но там одежда была относительно чистая. Я даже, чудо блин, помню, что была в другом. А потом, наверное, переоделась и пошла в Гараж. А может в Гараже и… — Чего стоишь? Садись! — сказал Татч и хлопнул рукой рядом с собой. Человек-кисть покосился на меня, но промолчал. Я поспешно вспоминала способы самообороны. Хотя, насколько я помню по показанному, они просто невероятно сильны. — Что, начнем заново? — спросил Эйс. — Ты мне почти продул, йой — сказал человек-кисть. Интересно, как же его зовут. Мирко? Милка? Блин, воспоминания, где же вы? Пока только команда Луффи вспомнилась более-менее, да несколько Шичибукай. — Ой, да ладно вам! — сказал Татч и взял свои карты. — Ты нам продул! — сказали они одновременно. Я на деревянных ногах обогнула Эйса и села между ним и Татчем. Прямо перед человеком-кистью. О, так и хочется крепко выразиться. Пока они доигрывали, я запоминала правила игры здешнего аналога дурака. Чем-то отличались, но вроде такие же. Всю ночь мы играли в карты на носу этого поистине огромного корабля. Имя человека-кисти я все-таки узнала. Его звали Марко, и он был крайне наблюдателен, что мне, честно говоря, не нравилось. Иногда из меня выуживали понемногу информацию. Утром пообещали привести к какому-то мистическому Отцу. Да, с большой буквы. В общем, как я почти угадала, Татч оказался поваром. Ну, точнее коком. Кто такой Отец — я не помнила. Рассвет мы встретили тут же, на носу корабля, на, как оказалось, морде голубого кита. К мистическому Отцу меня повели, как только из надстройки со стороны кормы вышли девушки-медсестры, которых на наших российский улицах приняли бы за девушек легкого поведения. Розовые короткие халатики и высокие леопардовые ботфорты на шпильках. Выглядело тут все совсем не анимационно, а по-настоящему, разве что краски чуть ярче. Когда меня подвели к двери — я прямо поняла значение таинственного слова «аура». Это когда тебе хочется убежать, поджав хвост, забиться куда подальше и не высовываться совсем отсюда. — Да не дрожи ты так, пойдем, — белозубо улыбнулся Татч. Мне страшно. Там за дверью что-то страшное. Мистический Отец вызывал не мистический, а вполне себе настоящий страх. Я замотала головой. Длинная копна чёрных волос привычно покачнулась сзади, принося спокойствие. — Не пойдешь, йой? — спросил Марко, смотря на меня сверху. И это не я низкая! Я на голову его ниже, а такое ощущение, что на две. Я снова замотала головой и рухнула на подкосившихся ногах на пол — нервная система такого не выдержит. Я всхлипнула. — Чего ты? — не понял Эйс, — Отец добрый, — уверенно сказал он и улыбнулся. — Не-не пойду, — я опустила голову. — Я не пойду. — Ты что — боишься, йой? — спросил Марко, вздернув и без того высокую бровь. Я снова замотала головой. Потом тяжело вздохнула. — Боюсь, — сказала я, ощутила горячие мокрые слезы, хлынувшие из глаз. Мне никогда так страшно не было! С отцом моим на медведя ходить — не страшно! С парашютом прыгать — не страшно! Но этот человек, которого я даже не видела, которого я если и знала, то не помнила — он был страшным. И подавлял, даже когда я не смотрела на него, а просто знала, что он там — в нескольких метрах от меня. Меня подняли за плечи и чуть подтолкнули прочь от высокой двери. Я обхватила себя руками и послушно пошла прочь. Было на самом деле страшно. Так, как никогда не было. На камбузе было тихо и пусто — завтрак закончился больше часа назад, обед был еще не скоро, а меня отпаивали дружно и всем трио — Марко сидел хмурый в углу, Эйс пытался стащить что-нибудь из холодильника, а Татч отпаивал меня горячим чаем и шутил, попутно останавливая Эйса от кражи казенного имущества. То, что по горлу спускается в желудку почти кипяток, я как-то не особо ощущала. Было все еще страшно. Руки дрожали, грозясь опрокинуть кружку, волосы растрепались, и вообще ощущения были самые что ни наесть хреновые. Я сглотнула горячий кипяток. Может, что покрепче и я сунулась бы в каюту к тому страшному человеку, что все равно вряд ли, для этого надо вусмерть напиться, но колотить бы меня перестало. — Есть покрепче? — спросила я, пряча глаза. Татч хмыкнул. На стол опустилась кружка, куда я при желании лицо могла бы засунуть, и запахло сладковатым пивом. Конечно, пиво не вино, но после водки все равно! Кажется, так говорили в Гараже. Напиток стек по горлу, принося тепло, но ожидаемой легкости и затуманивания мозга не случилось. Или я тороплю события. События. Кто этот Отец? Кто эти три человека? Надо было взглянуть на флаг, но, вот беда, он был слишком высоко. Надо было записать хотя бы то, что помню. Про того Луффи. — Есть тетрадь и ручка? — спросила я, когда на дне этого бочонка не осталось ни капли. Татч глянул сначала в кружку, потом на меня, уважительно хмыкнул и скосил глаза на Марко. Потом в сторону Эйса сорвался большой кухонный нож для чего-то там и на половину лезвия вошел стену за спиной Эйса, который попытался пробраться к еде. Я удивленно моргнула. — Зачем тебе тетрадь, йой? — спросил Марко из своего угла, сверкая серыми глазами. — Запишу, что помню, — и не соврала ведь. То, что я понимаю язык, но читать-писать на нем не могу, я выяснила опытным путем, понимая значение карт только по картинкам, а не по подобию арабской вязи. Марко вздернул без того высокую бровь и кивнул. Видимо, тетрадь у меня появится. Алкоголь, наконец, проник в мозг и немного затуманил разум — непереносимостью спиртного я не страдала, но пьянела довольно быстро. Ещё пара таких кружек — и всё, тушите свет, сушите весла. Ужас. И угораздило же меня оказаться не пойми где, не пойми как, в придуманном Одой мире. Я все ещё не могла понять, пыталась вспомнить, но от этого болела голова, будто били в неё, как в колокол. Алкоголь все же сделал свое дело, смелости не прибавил, но зато подогнал пофигизм — как раз то, чего мне не хватало. Сейчас бы ещё в машине какой-нибудь поковыряться, поремонтировать чего-нибудь, под тихие разговоры товарищей. Мечты… — Лучше? — участливо спросил Эйс, которого недавно крепко треснули по шее. Карающая длань Татча настигла внезапно. Я скупо кивнула и сдула со лба непослушную длинную прядь. Всегда хотела обрезать, но когда мне каждый говорил: «Тебе идут длинные волосы. Нам в Гараже лишний пацан не нужен». И то правда. Новых пацанов принимали долго, своими они становились либо после пары проведенных там лет, либо при определенных событиях. Этих «либо» было просто огромное количество. Девушек было немного, их принимали быстро, но не приставали — вся наша разрозненная пятерка могла дать сдачи здоровому мужику. Проверено и доказано было не раз. Некоторые пытались бить в ответ — но получали вдвое больше. — Я, конечно, понимаю, это очень глупый вопрос, — я пыталась оттянуть момент, но мне это вроде как надо, а не им, — но, я так и не поняла где я. И кто вы. Марко хмыкнул, Эйс заржал, Татч хрюкнул и закашлялся, пытаясь скрыть смех. — Скажем так, ты на корабле Белоуса, йой, — сказал Марко, не заметив и толики понимания на моем лице, он продолжил, — Это Йонко, который станет Королем Пиратов. Я подавила желание сказать, что Королем Пиратов станет Луффи, но передумала — себе дороже. Я механически кивнула. В память опять врезались события, правда им уже больше десятка лет. Мы с отцом пошли на охоту. В холодном и сказочном зимнем лесу, он учил стрелять белок. Учил обращаться с ножом, который стал для меня продолжением руки и менялся только пару раз, пока окончательно не затупился. А потом универ и все подзабылось, подзатерлось. А куда же делся отец? Йонко. Четыре сильнейших пирата, одним из которых стал Шанкс. Клевый мужик этот Шанкс — рыжий и веселый. Глянуть бы на него, да, боюсь, быть мне битой. — Как Шанкс? — спросила я, подтянув к себе кружку. Пустая. — Как Шанкс, — подтвердил Марко и нахмурился, прожигая взглядом. Страшно. Тут все такие страшные. Татч не страшный. И Эйс. А остальные — страшные. — Можете меня высадить на ближайшем острове? — спросила я, утыкаясь в кружку носом. — Отчего нет? — Татч наклонил голову и ушел на камбуз. Куда же ты? Постой… Не уходи… — Следующий остров через неделю. Он весенний, йой. Марко, отвернись, пугаешь. Не отвернулся. — А что, боишься нас? — спрашивает откуда-то слева Эйс и корчит рожу. — Боюсь. Зато честно. — А чего ты ожидал, конопатая рожа, йой? — Пошел в жопу, — необидчиво отозвался Эйс. — А, правда, чего, йой? — Вы вроде как пираты. А пираты вроде как злые. Приходят куда-то, грабят и убивают. — А вдруг мы — добрые пираты? — спросил Эйс, возникая справа и жуя кусок мяса. — Два раза «ха», — ответила я безрадостно. — А так? — спросил Эйс, обнимая меня сзади и горячо дыша в ухо. — Так может и добрый, — улыбнулась я и чуть прикрыла глаза. Люблю, когда к спине прижимается что-то теплое. Напоминает отца. Он меня так же к груди прижимал, когда мелкая была. Мама еще улыбалась. Мама. Я не помню её. Только теплая родная улыбка и слезы на щеках. Откуда слезы? Не было слез. Я вздохнула рвано, медленно выдохнула и замерла, услышав два сердца на разные лады — Эйсово — мощное, спокойное. И мое — трепетное, легкое, но так же исправно перекачивающего кровь. Кровь. Я вспомнила серый день… Было облачно и осень выцвела мгновенно, потеряла краски, умерла за секунду. Мне восемнадцать, я стою перед фотографией отца и рассказываю, как поступила в университет, на какой факультет. Попрощалась, прощения попросила, что мы с мамой полгода назад в город переехали. А теперь я во Владимир поеду учиться. На кладбище тихо. — Я, когда ты только ушел, сюда часто приходила, — с грустной улыбкой смотрю на фотографию крупного улыбающегося мужчины. Черна-белая, не живая. Неудачная фотография, лицо злое какое-то, серьезное слишком получилось. — А сейчас я так не смогу. И маму придется оставить — я поеду учиться. Простишь? — непрошеная слеза скатилась по щеке. Обещала же — не жалеть… Ему обещала… Улыбка отца на секунду ожила — или усталому сознанию так показалось, — но с кладбища я уходила счастливая. Тепло исчезло со спины. Мгновенно стало холодно. — Все пираты злые? — спросил Эйс, ухмыляясь. Я покачала головой. Все не все, но Дофламиного точно. Кто такой Дофламинго? А, тот странный Шичибукай в розовой шубе и под три метра ростом. И фамилия у него была… Донкихот. Рыцарь пернатого образа. Тоже мне. Я потянула ниточку воспоминаний дальше. Арка Дресс Роза, Ло, все идет не по плану. Кто такой Ло? Не помню, так не отвлекаться! Дресс Роза, Ло, провал плана. Цезарь. Тэнрюбито. Что с Тэнрюбито? А, Дофламинго же из этих Небесных Драконов, бывший вернее. А Ло? Ло-то каким боком туда затесался? Ло. Ло. Кто он? В голове мелькнул образ высокого черноволосого юноши с мешками под серыми глазами, с множеством татуировок на руках, дурацкая меховая шапка с пятнами далматинца. У него еще меч огромный. Он (Ло) с Луффи заключил Альянс, и чего-то там еще было. Как они вообще встретились? Не помню. Голова снова заболела, будто в неё, как в колокол били. — Яра! — окликнул меня Татч, — Будешь на камбузе помогать! Кухня. Не-ет, только не туда. Там мама всегда готовила, не надо. Я не хочу в кипящую воду смотреть. Это же не кастрюли стоят, там людей варить можно! Даже не по частям! — М-может не надо? — А чего еще можешь, йой? — спросил Марко, до этого тихо сидевший в сторонке. — Я чинить умею, — машинально откликнулась я, прикладывая ладонь ко лбу. Горячий. — Что чинить? — мгновенно осведомился Эйс. — Да много чего. Машины, часы, чего ещё механического. Там главное принцип знать, — хмыкнула я. В родной теме всегда себя уверенней чувствуешь. — Пойдешь со мной, йой. Отведу тебя в мастерскую, может ты и стоишь чего-то. Я встала из-за стола и направилась к выходу — хорошо хоть морской болезнью не страдала. Вестибулярный аппарат настроен российскими дорогами. В мастерской оказалось не так, как я привыкла, да и атмосфера была другая и на Гараж большая комната с кучей полок, столов и коробок походила мало. Пахло стружкой, немного маслом, колой, известью и, вот чего не ожидала, виноградом. — Сэро, ты где, йой? — требовательно сказал Марко в пространство. Сэро показался спустя три секунды — щуплый, невысокий, с водянистыми глазами, — Она говорит, часы чинить умеет. Проверим, чего она умеет. — А… — начал было он, но быстро заткнулся, — Все, понял, командир, сейчас сделаю. Минут через пять он явился с небольшими часами, которые обычно ставят на комоды и небольшим чемоданчиком, в котором обнаружились отвертки. Я подняла бровь в немом вопросе. — Чего? — спросил он. — Часы? Отверткой? — спросила я с плохо скрываемым скепсисом, — Ты меня, чо, не уважаешь? Тащи щипцы, толкатель, широкую острую отвертку и зажим для выдавливания. Вы только отвертками работаете? — спросила я, суя руки в карманы. Нет, я, конечно, могу все сделать щипцами и обычным гаечным ключом, что поменьше. Но оно мне надо — так париться, особенно под взглядом этого монстра, который Марко? Я про него все-таки вспомнила. И напомнила про тетрадь. — Если починишь — дам тебе тетрадь, даже чернильницу с пером одолжу, йой, — усмехнулся он чему-то своему и глянул на меня сверху-вниз. Я съежилась. Стоило немного боли утихнуть, стоило перестать бояться и вот — на тебе, получите и расписаться в правом нижнем углу не забудьте! Провожаемая взглядам в спину я неуверенно поднялась наверх — на палубе было тепло, а сидеть в душной мастерской мне не улыбалось. Там я положила серую чистую тряпку, положила на нее часы и инструменты. Сама без зазрения совести плюхнулась на палубу — какая разница, если штаны все равно грязные? Марко уселся куда-то и бдительным серым глазом наблюдал из тени. На палубе было много народа. Сначала у меня что-то спрашивали, но наблюдали увесистый гаечный ключ пятьдесят на шестьдесят, который порхал у меня в руке, и уходили ни с чем. Таким ключом много где не поработаешь — где вы видели гайки пять сантиметров в диаметре? — зато шугать таких любопытных — легко и запросто. С часами я возилась долго и с удовольствием — могла, конечно, сделать это быстрее, но хотелось заниматься привычной работой, привычными шестеренками и механизмами, подыскивать новые, вместо сломавшихся, детали и протирать по старой привычке лоб. Спустя несколько часов я закончила — часы были починены, а от меня даже головная боль отступила, да и страх затерялся где-то в закоулках подсознания. И снова этот Марко — я от него уже устала. Подошел ко мне, заглянул через мое плечо, хмыкнул сверху, из-за спины, прогнал по ней же табун мурашек и обошел меня. Сел на фальшборт и ухмыльнулся. Сейчас будет какая-то гадость. Только я собралась свалить куда подальше, где потише, только отдала часы Марко, как тут на палубу ступила твердая нога Белоуса — я увидела его лишь краем глаза, тут же скрываясь на корме, коленки опять задрожали и я таки рванула на кормы. Страшно. Сбежать, куда угодно, лишь бы подальше. Резко поверилось во все — и в реальность происходящего, и в божественную кару Энеля, и в безусловную невъебенность этого конкретного мужика. Я сидела и гладила сквозь плотную ткань штанов ножик — к бедру он прилегал плотно, вынимался, будто из кармана меньше, чем за секунду и был последним подарком отца — его смерть мы с мамой переживали долго. Даже в город от проблем убежали. Я — дважды. Помогло, хоть и временно. И сейчас помогло — сбежать. Я водила по холодному гладкому лезвию кончиком большого пальца, как гладил меня по щеке отец. Все к нему, родимому, сводится. Что же еще там было, в той истории? Был Эйс, был Луффи и Трафальгар Ло — не пойми откуда взялся и чего забыл. Прямо, как я. Взяла тетрадь, перо и чернильницу, любезно одолженную мне, и принялась строчить. Не обращала внимания ни на мелкие кляксы — чем нечитаемей, тем лучше, ни на слезы, против воли капающие на бумагу. Бли-и-ин. Записав все что помнила, я хмыкнула — вот оно дело в чем. Ло спас Луффи после войны в Маринфорде, при которой погибли многие — сам Эйс, Белоус и другие не названные. До этого погиб Татч — четвертый комдив. Маршала D. Тича я до сих пор не встретила — мне же лучше. Писательством я занималась до самого вечера — пока не обнаружила, что с неба пошел внезапный пушистый снег, хотя пару минут назад было тепло. Тетрадь спрятала под бочками и осталась на палубе — Белоус уже ушел с неё, а наблюдать за таким родным белым маревом было приятно, пусть и холодно. Плечо пронзила боль. — Ты что тут делаешь, йой? Иди к Татчу на камбуз, — Марко оттянул меня от фальшборта. Я послушно отцепилась, провожая тоскливым взглядом снег и тяжелые облака. На камбузе я сидела в углу долго: до ужина, во время и после него. Работы, которой можно себя успокоить, мне не дали, обрывки воспоминаний, что у меня были — записала, но головная боль никуда не исчезла. Было холодно и одновременно жарко. Намечалось что-то интересное, но, хвала местным богам, к Белоусу меня никто больше тащить не собирался. Остальные внушали страх лишь тем, что они все, поголовно, пираты. А остальное как-то затиралось. Сидеть в духоте мне надоело довольно быстро, я вышла на палубу. Из зоны краткого зимнего климата «Моби Дик», как мне сказали, так и не вышел. Снег. И вот за каким чертом на улицу поперлась? Опять Марко начнет докапываться, на Белоуса снова наткнусь. Села за бочками, сложила на груди руки: холодно и тепло одновременно — то, что мне и нужно. Хочется чего-то, а чего — не понятно. В мир свой вернуться, это да. Хорошо бы было. Ни пиратов, ни Марко, ни Белоуса — ничего. Я там диплом защитила, высшее образование новенькое есть, а ещё работу найти надо будет. Лучше в каком-нибудь автосервисе, недалеко от Гаража. В Гараже — хорошо. Там все свои. Чужая. В этом мире, в этой вселенной и конкретно на этом корабле. На голову опустилась теплая ладонь и взъерошила волосы. Кого ещё та-а-а-ам… На меня хмуро смотрел Марко. Ну, снова по новой и сначала. — Я же сказал тебе на камбузе быть, йой. — Там жарко, — неуверенно буркнула я. — А тут прохладно, йой? — Да. Я к холодам привыкла. — Мы тебе закуток нашли, йой. Вставай, Яра, провожу. Я встала, пошатнулась и направилась следом за малиновой рубашкой. Каюта оказалась в трюме, с одним иллюминатором, но с кучей ящиков и бочек. Глянув на Марко и пропустив волну мурашек от макушки и до пяток от его взгляда, на деревянных ногах на кровать и, не раздеваясь, рухнула лицом вниз. Подушка тут же перекрыла воздух, дышать стало трудно. Хлопнула дверь и раздались тихие шаги. Бля-ять. Когда меня угораздило? Когда я попала в этот гребанный нарисованный мир? Когда исчезла из своего? Мне домой надо! У меня мама там! Не могла же я… умереть. Не могла ведь, правда же? Я хлюпнула носом и тут же заревела в подушку, ткань тут же намокла, глаза щипало, разболелась голова. Я согнулась в калачик и съежилась. На плечо опустилась тяжелая и теплая рука. Всхлипы с моей стороны прекратились, зато я начала икать. Он же уходил. Дверь же хлопнула! Он… он тогда не вышел… Бля-я-ять… Разревелась перед этим монстром, он опять себе напридумывает всякого, а мне потом на себе взгляд из-под полуприкрытых век наблюдать. Феникс молчал. Я молчала. Потом он просто потрепал волосы на голове и ушел. В этот раз я за этим проследила. Истерика, только собравшаяся вырваться наружу, затихла и замолчала, но ее присутствие осталось. Кажется вот-вот и снова она, родимая, явится. Раньше я таким не страдала. Раньше я к пиратам посреди ночи не попадала. Да и чувства тогда притупились, а то с ума бы не сошла — сбежала, как с последней пары в универе. Ха-ха. Я снова уткнулась в подушку, вдыхая в пыль. Бли-и-ин. Как же так? Я что-то такое натворила, это точно. Просто так в другие миры не закидывают. На палубе было холодно и людно. Зачем собрались пираты, я не знала, но так и осталась возле двери, опираясь на стену — голова еще болела. Все стоящие передо мной смотрели наверх. А вверху — там, далеко, недосягаемо далеко в небе летала синяя птица счастья и удачи…