«Думаю, нам стоит побыть врознь некоторое время. Уходи, Мини.»
Чимин не ожидал другого. Юнджи верила в сказки. Юнджи верила в любовь. Особенно в ту, где с малых лет и до смерти. Ей нужно было время. Он всё-таки переводит взгляд к небу, что светло-голубым поднялось так высоко, что не достать ни руками, ни мыслями. С Юнджи они знакомы с пяти лет. Курят вместе с семнадцати. Живут вместе второй год. — Ты толком его лица не помнишь, — говорит она, и если бы Чимин её хорошо не знал, то подумал, что она обижена. — Но я помню обещание. — Мини, слова — ничто, — Юнджи не говорит, а просит высечь на сердце. — Может, глянем фильм? Ты как с Пусана вернулся, совсем притих. Не хочешь вечер «по душам»? — С дешевым шампанским и пастой? Как в старые и добрые? — Как в старые и добрые. Чимину до сих пор трудно осознать, что еще пару закатов и наступит лето. Он сидит на их балкончике в надежде замерзнуть, но солнце выжигает. Приходится прятаться в глубине квартиры, на старом диване, укладывая свою голову на её коленки. Приходится просить зарыться пальчиками в его волосы и сделать массаж, а потом бесшумно плакать. Тэхёну бы не понравилось то, что на её бедрах мокрые полосы. Но Юнджи продолжает листать ленту твиттера и совсем легонько оттягивает чиминовы волосы, пытаясь заглушить одной болью другую. Они оба пытаются. — Блять, ты, надеюсь, не готовишь для Тэхёна, — парень выплевывает пережеванную еду в салфетку и запивает алкоголем, — ибо это ужасно. — Зайдет, если ужремся в усмерть, — весело отвечает Юн, отодвигая тарелку от себя. Нет, ну правда, будто соль ешь, а не гребанную пасту с томатным соусом. — Двумя бутылками шампанского? — недоумевает Чимин, оглядывая кухню на наличие хотя бы чего-то покрепче. — У меня в шкафу стоит водка, — подмигивает девушка. — Тэхёну это не нравится, но трахаться он любит больше. — Ты не тело, Юнджи. — А ты, блять, не святой. Снова помог выплакаться какому-нибудь мудаку? Кто в этот раз? Джексон? Хосок? Чимин делает маленький глоток: пузырьки помогают не утопиться снова в том дне. Парень машет головой, мол, нет, не Джексон и не Хосок, и не выплакаться, а самому впиться в чужую грудь со своей исповедью. Это он использовал другого человека, чтобы выплеснуть свой гнев, свои слёзы. Чимину противно. Он был нападающим, но только напал на мирного жителя, за пределами ринга, нарушая уставы. Подло. — Я проебался, Юнджи-я. Девушка знала Чонгука, потому что не знать его в их городе было невозможно. Она даже как-то раз видела его рожу на огромном рекламном щите в центре города с надписью «Наша Гордость». А потом Чимин проболтался, что он лучший друг Югёма. Поэтому, выслушивая историю от своего друга, Юнджи осознавала, почему Чимин выплеснул всё на него. Он не последний в этой истории и скорее один из главных персонажей. — Просто вернись к прежней жизни, Мини. Я даже разрешаю снова убиваться по Хосоку. Переспи с ним пару ночей, вылечи свою душу. Подручными материалами. — Плохие советы, — Чимин прикладывает горящие щеки по очереди к поверхности стола охлаждаясь. — Но мне нравится. — Плохие от того, что я человек. Мы не святоши, а люди, Мини. Нам чуть больше двадцати. Если ошибся, то оправдайся этим: «Мне двадцать, и я не знаю, как правильно жить эту жизнь». То, как нежно она выговаривает «Мини», возвращает в детство. Не к маминому подолу юбки, а к старым качелям на соседней улице. Они находились на пригорке так, что раскачиваясь сильнее, можно было видеть, как этот город огромен. Юнджи говорила, что для неё Пусан — это...косточка от черешни, если сравнивать с яблоком.
Сеул же был тем самым зеленым яблоком — кислым и твердым, — они откусывали по очереди в надежде потерять последние молочные зубы. До водки они не доходят, поэтому еду выкидывают, не давая ей шанса, и отправляются спать совсем рано, кажется, на часах смартфона даже не было двух ночи, когда Чимин открывал мессенджер. Совет Юнджи он запомнил хорошо, поэтому пишет Хосоку вполне сознательном состоянии:«я тебя заберу завтра. напиши, когда освободишься.»
Не имея при этом машины и места, куда он может его забрать: только одна пара ног и полные карманы сожаления. Хосоку, наверное, этого будет достаточно. Он был слишком мил к Чимину, а иногда слишком груб. Держал на коротком поводке, но только не сам Хо нацепил этот старый и поношенный кусок кожи ему на шею, а Пак сам положил его ему в руки. Просто в Сеуле было холодно и одиноко. Хосок сиял подобно солнцу, а Чимин мотыльком летел на свет, но прошлое не давало подлететь слишком близко, чтобы сгореть. Они просто танцевали вместе. Хосок всегда говорил, что Чимину не хватает чувств. — Песня о любви. Покажи мне её, — снова просит Хосок. Чимин дожидается, когда Хосок включит песню на нужной минуте. Дышать очень тяжело. За окном валит снег липкими и большими хлопьями. Парень входит в мелодию правильным шагом и заканчивает идеальной связкой. В чиминовой голове техническая часть танца выполнена на ура. Открывая глаза, он встречается с глазами Хосока. У Чимина ничего не выходит, поэтому он решает подлететь еще ближе. Плевать на инстинкты самосохранения. Они у него вообще когда-то были? —Хосок-а, научи меня чувствам.