*** Ищущий
Над Лондоном только начинает заниматься заря, а я уже больше часа трясусь в неудобной кибитке, наблюдая за проносящимися мимо безликими домами с тёмными глазницами неухоженных окон. Горожане, мирно спящие в своих постелях, даже не подозревают о том, что творится у них под носом, однако, чем дольше они находятся в неведении, тем спокойней будет на улицах, а мне не нужна лишняя суета. Особенно сейчас. В руках я держу конверт с сургучной печатью, содержимое которого до сих пор не укладывается в голове. Предстоящее расследование явно будет не из приятных. Нить омерзения до сих пор обвивает моё нутро при одной лишь мысли о будущем испытании. Чёрт, мы уже приехали. – Милорд, прибыли. Себастьян открывает дверцу и помогает спуститься на землю, хотя назвать землёй ту жижу, которая чавкает под подошвой, язык не поворачивается. – Простите, но дальше придётся идти пешком, дорога сворачивает в другую сторону. – Переживу, – цежу сквозь зубы и поплотней запахиваюсь в плащ, на улице всё-таки ноябрь. – Нам туда, – Себастьян указывает на глинистый склон, уводящий к берегу Темзы. Я бесстрашно ступаю вперёд и слышу, как за мной следует дворецкий – моя опора, моя правая рука, мой кремень. Из воды на песок вытащена пара лодок, около которых бестолково толпятся полисмены, в стороне стоит кучка рыбаков и, активно жестикулируя, что-то рассказывают комиссару Скотланд-Ярда. – Доброе утро, – приветствую его, опираясь на трость, чтоб не поскользнуться. – Граф Фантомхайв, – кивает он в ответ. – Чем могу помочь? – Хм, это я могу помочь вам, лорд Рендалл. Я небрежно помахиваю конвертом перед его носом и с неким злорадством отмечаю отразившееся на лице недовольство. Да, господин Артур, вы упустили свой шанс, и теперь за дело берусь я. – По какой причине вас призвали? У нас всё под контролем. – Это вы будете объяснять Её Величеству, а не мне. Прервав на этом назревающую дискуссию, иду к тому месту, где лежит жертва человеческой жестокости. Фотограф как раз делает очередной снимок, когда я останавливаюсь рядом с лежащим на мокром песке вперемежку с илом небольшим свертком. Какое-то время просто смотрю на него, делая вид, что изучаю находку, а на самом деле собираю волю в кулак, чтоб заставить себя взглянуть на обезображенное смертью тело. – Вы всё сняли? – обращаюсь к колдующему над фотоаппаратом мужчине с аккуратно подстриженными усами. – На этой стадии да. Вы будете его осматривать дальше? – Да, – просто отвечаю я и, воткнув трость в песок, опускаюсь на корточки. С одной стороны свёрток обмотан верёвкой, другой конец которой связан в виде крестовины – место для груза, который каким-то образом выскользнул из заготовленной сети. Своеобразный якорь, чтоб не дать жертве всплыть подвёл своего изготовителя. – Дайте нож. Рядом со мной опускается Себастьян и одним движением срезает путы. Кивком показываю, чтоб он продолжал и наблюдаю, как длинные пальцы осторожно разматывают слои грязных тряпок. Впрочем, этот процесс не занимает много времени, вскоре из-под ткани показывается перепачканная крохотная ручка со сморщенной от воды кожей. Перебарываю желание встать и отойти подальше от тела, сейчас не время для брезгливости. На миг перевожу взгляд на Себастьяна, но он с непоколебимым безразличием продолжает разматывать труп. В горле пересыхает, когда глазам предстаёт беззащитное тельце новорожденного ребёнка, посеревшее и вспухшее. В холодной воде процессы разложения замедляются, поэтому определить, сколько времени труп пробыл на дне, сложно. Благодаря ткани речные обитатели не успели покалечить тело и можно без трудностей осмотреть его. Взгляд скользит по зеленоватому животу, по гениталиям и останавливается на полусогнутых в коленях ножках, развалившихся в стороны. Чуть выше щиколоток на обеих конечностях кожа обезображена фиолетовыми отметинами. С трудом подавив тошноту, приподнимаю одну ногу, чтоб осмотреть её с обратной стороны. Как и ожидал, там идентичные узоры, кровоподтёки, и их вид говорит о том, что получены они ещё при жизни. Это место как раз было перехвачено верёвкой. Я почти вижу, как беззащитное дитя заматывают в пелёнку, привязывают к ногам груз и безжалостно швыряют в реку. Чувствую, как по телу невольно бегут мурашки, а кисти трясутся, и вовсе не от холода. Господи, каким нужно быть чудовищем, чтобы поднять руку на невинное создание? Этот мальчик ещё не сделал ничего плохого, он вообще в своей короткой жизни ещё ничего не успел сделать. Во мне закипает злость, и я торопливо встаю. – Сделайте ещё несколько снимков, – обращаюсь к фотографу и отхожу. Рендалл, терпеливо ожидавший рядом и наблюдавший за мной, приближается почти вплотную. – Что вы хотите здесь найти, граф? Это обычное убийство. – Я так не думаю. Кто нашёл труп? – Знаете, что я вижу? – не обращая внимания на вопрос, продолжает комиссар. – В этом районе живёт одна беднота, им не хватает денег и чтоб не кормить лишний рот, незадачливая роженица решает избавиться от ребёнка быстрым и лёгким способом. Она заворачивает дитя в пелёнку и идёт к реке, утопить в ней нежеланного отпрыска. Такое часто случается в многодетных семьях. Есть и другой вариант с небольшими изменениями сюжета, место матери занимает отец, но исход тот же самый. На эту пламенную речь мне остаётся лишь покачать головой. – Насколько мне известно, четыре месяца назад из Темзы был выловлен труп младенца, завернутый в пелёнку и с камнем на ногах. Личность матери так и не была установлена, а дело закрыто за недостаточностью улик. Я хорошо ознакомился с материалами и удивлён, что в Скотланд-Ярде так быстро отложили эту папку в архив. – Я таких дел в своей жизни сотни видел, – возмутился Рендалл. – Говорю вам, это просто совпадение. – Вы так и не сказали, кто нашёл тело. Полагаю, это те рыбаки. Комиссар Скотланд-Ярда вздыхает и жестом указывает в сторону лодок. – Да, я их только что допросил. Труп запутался в расставленных сетях. – В котором часу это было? – Около четырёх утра. Сейчас почти девять, голубь, доставивший послание королевы, прилетел примерно в шесть. У Её Величества прекрасный осведомитель! Ещё раз оглядываю обнажённое тело в обрамлении грязного тряпья. Сколько времени ты уже мёртв? Сутки, двое? – Я поговорю с ними. – Сомневаюсь, что узнаете что-то новое, – буркнул вслед Рендалл. Я действительно не услышал стоящих внимания подробностей, свёрток с телом нашли в сетях и даже не сразу поняли, что это такое. Лишь развернув его с одной стороны при свете лампы, рыбаки сообразили, какой улов им принесло рекой. Сразу же причалив к берегу, они оповестили о находке первого попавшегося полисмена. – Я остановлюсь в своём лондонском поместье, а завтра утром буду у вас в отделении. – Для чего? – удивлённо приподнимает брови лорд Рендалл. – Хочу ещё раз осмотреть улики. Не забудьте прихватить с собой ту верёвку, – кончиком трости указываю на интересующий меня предмет. – Как Ваше Сиятельство пожелает, – выплёвывает слова комиссар так, словно ему под нос сунули жабу. Я замираю, подавляю в себе волну раздражения, медленно поворачиваю голову и бросаю через плечо: – Вы благоразумный человек, лорд Рендалл, и я не сомневаюсь, что мы найдём общий язык. Это в ваших же интересах. Огорошенный моей наглостью комиссар Скотланд-Ярда словно прирос к земле, а я, как ни в чём не бывало, иду к Себастьяну, до сих пор возвышавшемуся над телом жертвы. – Нам здесь больше делать нечего. Дворецкий отрывает взгляд от трупа, и я вижу тень отвращения на его лице. Интересно, если даже демон не остался равнодушен, что уж говорить о нас, простых смертных.*** Жаждущий
Не раз я наблюдал последствия самых неприглядных человеческих поступков, однако наихудшим из них является умерщвление невинных душ. Мой господин видит на моём лице отражение эмоций, которые я испытываю, однако он ошибается в своих выводах, я вовсе не питаю ни жалости к этому хрупкому безжизненному созданию, ни отвращения к человеку, который взял на себя такой грех. Просто я могу представить себе гнилостный запах его падения. Душа человека, чьи руки замараны кровью младенца, будет иметь вкус болотной тины, стоит только представить, на что он похож, и меня невольно передёргивает. Покорным псом следую за хозяином, слежу за его гордо выпрямленной спиной, сейчас он наверняка думает о преступлении, о том, что толкает людей совершать зверства по отношению друг к другу, а также размышляет о собственных грехах, жужжащих в голове назойливыми мошками. Это расследование прочно засядет у него голове, въестся в подкорку мозга и не отпустит. Теперь к ночным кошмарам милорда добавится ещё один, в котором предстоит всплывать воспоминаниям о сморщенном тельце новорожденного ребёнка. Но я буду рядом, чтоб сохранить покой моего господина. Я всегда рядом. Он останавливается передохнуть, склон скользкий, по нему трудно идти, однако милорд ни за что не скажет об этом. Улыбаюсь, думая о его упрямстве. Спустя несколько вдохов мы продолжаем молчаливый путь к оставленному экипажу. – Вы замёрзли. Когда прибудем в поместье, я сделаю чай с молоком. – Нет, – внезапно возражает мой граф. – Езжай вдоль реки, хочу кое-что посмотреть. Тело нашли за городом, однако течение могло просто вынести его сюда. – Но к нему был привязан камень. – Это мало что доказывает. Милорд молчит некоторое время и пристально вглядывается в горизонт. – Ты обратил внимание, какой верёвкой был обмотан груз? – Господин? – деланно недоумённо приподнимаю брови. – Вода и грязь хорошо поработали над цветом и теперь его сложно определить, однако я внимательно изучил плетение, и оно не похоже на обычную верёвочную вязь. Превосходная наблюдательность, бывают моменты, когда я начинаю ощущать нечто, похожее на гордость. Мысли господина мечутся, как мотыльки у света лампы, я почти чувствую, как он выстраивает единую цепочку из разрозненных звеньев – следов преступления. – Гони! – властно распоряжается господин, усевшись в экипаж. – Как прикажете, милорд. Свист хлыста взбадривает коней, и они рысью срываются с места. Обратная дорога пролегает по другой колее, она разбита и колёса часто вязнут в сырой почве, однако я всё равно продолжаю надрывать спины лошадей, отфыркивающихся и пыхтящих на холодном воздухе. Вскоре обочину начинают обступать деревья, и Темза скрывается из виду. – Ваша светлость, дальше дорога уходит от реки. Мы останавливаемся на изгибе колеи, дверь кибитки открывается, и господин встаёт на ступеньку, не спускаясь на землю. – Деревья мешают, – хмурится, и я понимаю без слов, чего он хочет. Подхватываю его под коленями и усаживаю на одну руку. Хозяин не против, он даже обхватывает меня за шею, чтоб не упасть. Напрасные опасения, я всё равно не дам. Прячу ухмылку в складках воротника и украдкой вдыхаю давно знакомый запах, к которому в последнее время примешиваются нотки пробуждающихся гормонов. Несмотря на то, что он уже считает себя взрослым, природу обмануть невозможно, тело господина только начинает совершать первые шаги по дорожке, обрастающей терниями многочисленных соблазнов. Обычному человеческому глазу не дано это увидеть или услышать, зато я прекрасно чувствую происходящие изменения, гораздо лучше самого хозяина. Однако, сейчас не время и не место, нужно сосредоточиться на другом. Мы пробираемся через плачущие ветви склонённых ив, пока мои туфли не начинают утопать в воде. Этот берег больше похож на болото с выступающими пиками засохшего камыша. – И что вы хотели здесь увидеть? – вздыхаю, мысленно сокрушаясь о промокшей насквозь обуви. Всё-таки не очень приятные ощущения. – Это. Прослеживаю направление поднятой руки и натыкаюсь взглядом на протянутый через реку мост. Милорд мрачно улыбается, глаза победоносно блестят, ветер игриво ерошит блестящие волосы, а мне хочется одного – погладить пульсирующую на виске жилку и языком собрать с губ яд высокомерия. Моргаю, сбрасывая сладостное наваждение. Я слишком часто отвлекаюсь. – Очень удобное место, ты не находишь? – спрашивает господин, жадно вгрызаясь взглядом в арочные пролеты моста. – Для того чтоб избавиться от маленького тела. – Да, но слишком далеко от места, где оно найдено. Мой голос заглушает надрывный гудок проплывающего грузового судна, от которого медленно начинают расходиться набирающие силу волны. Вскоре я вынужден покинуть берег из-за прилива воды и вернуться к экипажу. Снова слышен предупреждающий сигнал, но уже не так громко. – Вот и ответ, почему жертва оказалась на таком расстоянии. Возможно, её отбросило проходящим кораблём, наверняка верёвка так и повредилась, груз выпал, а тело унесло течением. Нужно внимательней изучить детали, – последнее господин тихо бормочет сам себе. – Всё же я не думаю, что какое-то судно могло достать до дна, чтоб зацепить тело, – поделился я своими сомнениями. Усаживаю милорда на сиденье, и наши взгляды встречаются, мы так и смотрим друг на друга, ведя немой диалог выражением лиц. Я бы мог стоять так целую вечность, если бы не холодный ветер, от которого у моего графа уже заледенели пальцы. Я не прочь согреть их своим дыханием, но эту мысль гоню подальше сразу и безоговорочно. Снова отвлёкся. – Какова глубина реки под мостом? – нарушает молчание господин. – Проверю. – Сегодня же. – Разумеется, милорд.*** Роуз
Сегодняшнее утро мало чем отличалось от предыдущих для юной Роуз. Её, как и обычно, окружали те же замасленные стены крохотной комнатушки, которую она делила с младшими братом и сестрой. Сама Роуз была старшим ребёнком, тринадцати лет от роду, и на ней лежали самые тяжёлые обязанности по дому. Хотя домом то место, где жила их семья, она никогда не называла, скорее уж норкой для крыс. Снаружи это был скособоченный на одну сторону сарайчик с темным прямоугольником двери из давно ссохшейся древесины. Роуз потянулась, но тут наткнулась на лежащую рядом сестру и притихла, боясь разбудить. Пусть лучше поспит подольше, наберётся сил для предстоящих тягот расцветающего дня. Слева к ней прижался брат, инстинктивно искавший тепла. Несмотря на то, что стоял май, их обитель была холодной и сырой, а затёртые прохудившиеся одеяла ни капли не грели. Лежать и ощущать теплое дыхание родных людей было приятно, но нужно было вставать, работа не ждала, а мать не терпела лености, предстояло провести целый день в поле, в борьбе с сорной травой и окучивая грядки. Роуз осторожно высвободилась из сонных объятий и отодвинула лист фанеры, отделявший их импровизированную спальню от общей комнаты. На засаленном столе стояла кружка с водой и зачерствевший кусок хлеба, который Роуз с жадностью проглотила, почти не жуя. Натянув на ноги отцовские штаны, которые были непомерно велики, она подвернула их, подвязала жгутом и вправила в них рубаху. Русые колечки непослушных волос заправила под фуражку, став похожей на мальчишку, и выбежала под яркие лучи восходящего солнца. – Наконец-то ваше сиятельство соизволило проснуться, – услышала она строгий голос матери, грозовой тучей надвигавшейся на неё с корзиной свежевыстиранного белья. – Думаешь, будешь нежиться в постели, а дела кто-то сделает за тебя?! Иди сюда, негодная девчонка! Толку с тебя никакого! Покорно склонив голову, Роуз медленно подступала к матери, она знала, что любое непослушание чревато синяками. – Повесь бельё, – приказала женщина, вручив тяжёлую корзину в подставленные тонкие руки. – И сразу возвращайся. – Не идти в поле? – изумлённо спросила девочка. – Слух потеряла? – раздражённо рявкнула та. Роуз отрицательно замотала головой, попятилась назад и зашагала к натянутым бельевым верёвкам. Она давно усвоила урок: не перечить разозлённой матери. – Лучше б я избавилась от тебя как только родила… – донеслось вслед недовольное бурчание. Стиснув зубы от обиды, девочка поспешила поскорей уйти подальше, не слышать злых слов, вгрызавшихся в сердце острыми зубами. Пожалуй, она уже должна была бы привыкнуть к подобному обращению, поскольку оно повторялось изо дня в день, однако ничего не могла с собой поделать. Роуз видела другие семьи, такие же бедные, как и их, только отличались они обращением со своими детьми. Девочка видела там любовь, которой никогда не знала от собственной матери. Всхлипнув, она поставила корзину на пенёк и зло смахнула набежавшие на глаза слёзы. Сняв с сучка вязанку прищепок, принялась развешивать пахнущие мылом вещи. Монотонные действия успокаивали, обида постепенно отступала на привычное место и вскоре Роуз полностью пришла в себя, как раз к тому моменту, как корзина опустела. Девочка часто размышляла, чем же заслужила такое отношение к себе, что сделала не так, что мать начинала злиться, стоило только показаться ей на глаза, но в голову ничего не приходило. Она всегда старалась делать то, что он неё требовалось. Вдохнув поглубже, Роуз взяла корзинку под подмышку и уверенно зашагала обратно. – Где тебя носило так долго? Тебя уже заждались. Мать стояла на пороге, уперев руки в бока, и через плечо поглядывала в комнату. Роуз не понимала кто мог её ждать, поэтому с любопытством заглянула внутрь. Уверенная рука матери подтолкнула её вперед, и она едва не упала к ногам, сидевшего на табурете человека. Подняв голову, девочка смогла рассмотреть гостя. Это был среднего роста молодой мужчина с выглядывавшей из-под цилиндра каштановой шевелюрой, холодными серыми глазами и утонченными чертами лица. Он поднялся, и его тёмно-коричневый камзол расплылся перед Роуз жидким шоколадом, от него даже пахло им, совсем как от кондитера. Мужчина протянул ей руку и улыбнулся. – Здравствуй, Роуз. Его голос оказался богат низкими обертонами, мурашками пробежавшими по спине девочки. Она вспыхнула и опустила взгляд в щербатый пол. – Ну, чего стоишь, покажи себя! Роуз не понимала, чего от неё хотела мать, поэтому продолжала неподвижно стоять на месте. – Позвольте мне, – снова заговорил гость, обходя девочку сзади. Он неторопливо снял с её головы фуражку, и освобождённые пряди волос тут же рассыпались по плечам. Затем мужчина встал прямо перед ней и мягко приподнял за подбородок указательным пальцем. Глаза девочки ошеломлённо распахнулись, глядя в лицо незнакомца с нескрываемым страхом. Она впервые видела так близко человека высокого положения, которым тот, несомненно, являлся. А ещё он был красив, настолько, что у юной Роуз перехватывало дыхание и дрожали колени. – Неплохо, – оценил её незнакомец. – Восемь фунтов. – Восемь? – разочарованно проговорила мать. – Но я рассчитывала на большее. Не отводя взгляда от лица Роуз, молодой человек повел пальцем от подбородка по шее, в ложбинку меж начинающих округляться грудей. Девочка перестала дышать от неожиданности. – Невинна? – Как первый подснежник, – тут же подтвердила женщина. – Хорошо. Пятнадцать фунтов и не шиллингом больше. Это и так годовое жалованье ливрейного лакея. – Забирайте. Мужчина достал из кармана мешочек, добавил туда несколько монет и положил на стол. Роуз наблюдала, как алчно загорелись глаза матери, прежде чем незнакомец выволок её на улицу. Только теперь она заметила стоящий у дороги чёрный кэб, в который её вежливо усадили. Её ждал билет в один конец. Сейчас Роуз поняла, что больше не вернётся сюда и не увидит ни отца, ни мать, ни сестру с братом. Её продали, как овцу на базаре. Когда незнакомец тоже устроился на соседнем сидении, она решилась спросить: – Как вас зовут? – Это имеет какое-то значение? – усмехнулся он. – Куда вы меня везёте? – Есть разница? – Зачем вы меня купили? – продолжала настойчиво задавать вопросы Роуз. – Узнаешь. – Вы сами-то хоть что-нибудь знаете? – О, лошадка с норовом. Объездим. Роуз нахмурилась, затолкала волосы под фуражку и натянула её на глаза. – Попробуйте, – с сарказмом предложила она и глянула из-под козырька, как из засады. Мужчина долго, с откровенным любопытством изучал её, и улыбка его становилась всё шире и шире. – Мы едем в Лондон, и с настоящего момента ты работаешь на меня.