*** Жаждущий
Чёрным куполом над головой смыкается толща холодной воды, кусающая кожу морозными жалами, но для меня это равнозначно щекотке. К тому же, душа господина стоит гораздо больше, нежели ночное купание в Темзе. Словно скат я исследую илистое дно, мутная взвесь мешает, но это не может остановить меня. Дюйм за дюймом в подкорке памяти прорисовывается карта речных глубин, каждой расселины, каждой возвышенности, только это всё не то, слишком глубоко. Выныриваю под свод звёздного неба, запоминаю расположение блестящих в вышине точек. Переплываю к следующей арке моста, она третья и последняя. На этот раз удача улыбается мне. Уровень дна с этой стороны гораздо выше, всего в десяти футах от поверхности воды. Отмелью оказывается небольшой островок шестнадцать на девять с половиной ярдов, находящийся как раз под бортом моста. Снова ухожу на глубину, обыскивая заросли густых водорослей, однако в них нет того, что я ищу. Передвигаюсь по периметру холма, ощупывая его со всех сторон, и мои усилия приносят плоды, руки обхватывают тяжёлую находку, ноги отталкиваются от мягкого дна, и я стремительно возвращаюсь наверх. Выхожу на берег, вода с меня льётся ручьями, и ожидающий на поваленной коряге хозяин отодвигается чуть в сторону. – Тут и так не жарко, – кривится он, стряхивая попавшие капли. Бросаю к его ногам свой драгоценный трофей. – Что это? – пытается разглядеть в темноте мою находку. – Неужели… Я только улыбаюсь, когда он поднимает голову. Мы снова обмениваемся понимающими взглядами; я знаю, что он видит сейчас мои глаза, потому что они фосфорными маяками горят в ночном сумраке. – Мы не сможем доказать, что это тот самый камень, – вспышка триумфа прошла, и милорд снова говорит спокойно, дипломатично. – Да, это будет сложно. – Что с глубиной? – В двадцати семи ярдах от противоположного берега есть небольшая мель, предположительно в неё как раз и угодила жертва. Её вполне могло столкнуть волной от проходящего мимо корабля. Один из узлов, удерживавших камень, ослаб и развязался. – Именно поэтому тело отнесло к рыбацким сетям, – закончил за меня милорд. – Отлично. Он потирает друг о друга ладони, разгоняя кровь по капиллярам. – Хочу осмотреть камень, берём его с собой и уходим, пока не объявился патрульный полисмен. Не горю желанием объяснять, что мы здесь делали в такой час. Упаковываю булыжник в картонную коробку, а господин тем временем уже пробирается к улице, где мы оставили лошадей. Наверняка сейчас он жалеет, что предпочёл верховой способ передвижения езде в салоне кэба – ночью похолодало на несколько градусов. И всё-таки милорд стоически терпит кусачий ветер, от которого не спасает даже тёплое шерстяное пальто. Ловлю себя на странном желании увидеть господина больным и слабым, лежащим в кровати, безропотно принимающим любую мою помощь. Интересно, чего мне хочется больше: наблюдать его бессилие или же, наоборот, стать спасителем? Удивительно, что у меня вообще появились подобные мысли, я не создан для созидания – способности демонов могут лишь разрушать. Пока мы успешно минуем тёмные подворотни, не могу оторвать глаз от гордо выпрямленной спины с реющей позади накидкой. Не знаю, что это значит, но я испытываю особое удовлетворение, когда ощущаю присутствие господина рядом с собой. Чувство очень похоже на насыщение пойманной душой, и оно вызывает во мне беспокойство, потому что до сих пор ни с чем подобным мне сталкиваться не приходилось. Я расплачиваюсь с трактирщиком за места в стойле и забираю отдохнувших коней. Помогая взобраться милорду в седло, анализирую своё восприятие знакомого запаха, приближаюсь ближе, чем положено, чтоб разобрать все его составляющие. Вроде бы ничего не изменилось, однако я не могу отделаться от мысли, что не представляю никого другого на месте юного господина. Это потрясает настолько, что я слишком сильно натягиваю поводья, и конь подо мной сбавляет ход. – В чём дело, Себастьян? Сердитый голос хозяина встряхивает сознание, как громовой раскат – небеса, ещё один недобрый звоночек, звучащий предупреждением. – Всё в порядке, ваша светлость. – Тогда чего ты там плетёшься? Я хочу поспать хотя бы несколько часов перед посещением отделения Скотланд-Ярда. Чувствую, что мне там будут не слишком рады. – Разве вас это когда-нибудь останавливало? – пришпориваю лошадь, чтоб поравняться с господином. Он только хмыкает и пожимает плечами. Конечно не останавливало, подобно боевому линкору, милорд всегда идёт напролом. Как раз эта напористость мне и нравится больше всего. Дальше мы едем без слов, слушая, как цокают копыта о мостовую.*** Ищущий
Не люблю появляться во владениях комиссара Рендалла, здесь вечно стоит рабочий гул, как в осином улье, люди в униформах снуют туда-сюда, а некоторые даже бесцеремонно пялятся на меня. От этой суеты начинает болеть голова, и я ускоряю шаг. Пройдя через отделение, мы с Себастьяном спускаемся в подвальное помещение, где вечно царит холод, вне зависимости от времени года. Там нас уже ожидает группа из нескольких человек, которых я вижу впервые. Собственно, они меня тоже, так как непонимающе глядят на меня во все глаза и о чём-то перешёптываются. Себастьян позади гаденько хихикает в кулак. Вот сволочь, он-то их прекрасно слышит, а я – нет! Смеряю компанию уничижительным взглядом и прохожу мимо. – Доброе утро, граф, – здоровается комиссар, чуть приподнимая шляпу. – Вы как раз вовремя. – У вас пополнение? – киваю в сторону группы молодых людей. – Да, наши будущие следователи, проходят обучение. – А не слишком они юны для службы? – Не вам говорить о возрасте, – улавливаю в доселе благодушном тоне Рендалла искры раздражения. Ещё бы он не завёлся, я ведь поставил под сомнение его выбор, однако на мой взгляд просчёт очевиден. Спорить я не намерен, не хватало ещё выставить себя глупым ребёнком на потеху тем недоучкам, немногим старше меня, что сейчас тихонько прыскают со смеху. Что ж, посмотрим. – Я здесь не для подобного рода споров. Тело готово? Рендалл шевелит усами, забавно кряхтит и указывает рукой на стол у дальней стены. – Да, прошу. Однако первым делом меня интересует совсем другая столешница, на которой лежат грязные лоскутки ткани и верёвка. Я аккуратно поднимаю её за один конец и медленно начинаю поворачивать в воздухе, осматривая со всех сторон. – Что вы хотите там найти, граф? Висельника? Шутки я не оценил, в отличие от новобранцев, засмеявшихся уже громче и без утайки. – Не хотите взглянуть поближе? – Сомневаюсь, что обнаружу на ней что-то интересное, – скептически фыркает комиссар. – И всё же, настоятельно рекомендую обратить внимание. Лорд Рендалл тяжело вздыхает, подходит ближе и без особого энтузиазма оглядывает предлагаемый предмет. – И что я должен увидеть? Вручаю ему моток, нахожу обрубленный конец и срезом поднимаю на уровень глаз. – Видите плетение? – пальцем разбираю торчащие ниточки. – Необычно для простой верёвки. Наконец до него начинает доходить направление моей мысли, на высокий лоб наползают морщины, а широкие брови топорщатся, словно иглы дикобраза. – Это шёлк, а верёвок из него не делают… – Разве что это… – едва слышно бормочет комиссар. – Шнур для подвязки портьер, – я доволен произведённым эффектом, вокруг такая тишина, словно все в рот воды набрали. – Кисточки срезали, чтоб они не мешали, либо в каких-то других целях, но это сбило всех с толку. Рендалл прокашливается, откладывает улику с таким видом, будто держит в руках не безобидный кусок верёвки, а, как минимум, ядовитую гадюку и поворачивается ко мне. – Допустим, вы правы. Скептик, как же тяжело ему даётся признание моей правоты. Мистера комиссара грызёт осознание того, что я оказался гораздо внимательней, чем он. – Такие подхваты могут позволить себе только состоятельные люди, – делюсь своими выводами я. – Возможно, – не спорит он. – Если мы поймём, откуда этот шнур, то найдём и убийцу. – Вы понимаете, что это значит? – Что вы имеете в виду? – Если убийцей окажется влиятельный человек, это всколыхнёт общественность! – голос комиссара охрип от волнения. – А вы предлагаете закрыть глаза на совершаемые преступления? Лорд Рендалл молчит, глядя на меня, и волосинки его усов трепещут от глубокого дыхания. Чёрт, он действительно именно это и предлагает! Во мне словно взрывается сгусток закипевшей ярости. – Ваша теория про многодетную бедность оказалась неверной, здесь вовсе не одиночное убийство, потому что предыдущую жертву нашли всего четыре месяца назад, а по законам природы женщина вынашивает плод девять месяцев, и этот труп никак не тянет на недоношенный! Разворачиваю папку, которую принёс с собой, и швыряю на стол с уликами. Веером выскальзывают фотокарточки с изображениями предыдущей жертвы, запечатлённой с разных ракурсов. Слышу, как охают новички, некоторые даже зажимают рот ладонью, но сейчас мне нет до них дела – я взбешён. – Посмотрите на это, – указываю пальцем в снимок, на котором крупным планом свилась в небольшой холмик веревка с ещё не отвязанным камнем. – Метод один и тот же. Мы имеем дело с двойным убийством и неизвестно, сколько ещё младенцев окажутся гниющими на дне Темзы, если не найти преступника. – Но до сих пор к нам не поступало заявлений о пропаже новорожденных, – сердито возражает комиссар, раздувая ноздри, словно разъярённый бык. – Почему родители до сих пор не начали искать своих детей? – Этот момент мне пока не понятен, но я собираюсь его прояснить. И если вы не хотите искать виновника, тогда не мешайте, я сделаю это сам. Я не собираюсь давать волю зверю, способному на нечто подобное! – одним махом сдираю тонкое покрывало с трупа, лежащего безмолвным свидетелем на соседнем столе. Глухой стук позади привлекает внимание, поворачиваюсь и наблюдаю, как двое юношей пытаются привести в чувство хлопнувшегося в обморок коллегу. Ещё один с тихим стоном прислоняется к стене, будто она может спасти его от вида остывшей плоти. Ухмыляюсь своей маленькой победе. Пусть запомнят свой первый урок, это им не лягушек разглядывать. – Займитесь своими подопечными, что-то они у вас слабоваты, – не удаётся мне сдержать сарказм. – Привыкнут. А вы послушайте меня, нельзя допустить, чтоб общественность узнала об этих убийствах. – Так обеспечьте молчание газетчиков. А я всегда работаю тихо. Мы переглядываемся, как голодные волки, готовые броситься друг на друга и порвать на части. Но постепенно огонь в глазах комиссара идёт на убыль, он явно просчитал выгоду нашего разговора. – Хорошо, – сдаётся, вздыхая, Рендалл. – Думаю, мы договорились. – Замечательно, тогда приступим к дальнейшему осмотру. Разворачиваюсь к столешнице и трогаю высохшую вместе с грязью ткань, в которую была завёрнута жертва. – Я так понимаю, из какого материала эта вещь вы тоже не обратили внимания? – Почему же, – оскорблено крякает комиссар. – Обратили. Это платок из овечьей шерсти. Правда, старый, в нескольких местах прохудился до дыр. Он разворачивает ткань и раскладывает её на столе. – Видите? Не слишком-то похоже на вещь, которая может находиться в гардеробе состоятельного человека. Едкая усмешка ножом входит мне в спину. Да, это несколько меняет положение. Неужели я копаю не в том направлении? – Дорогой шёлковый шнур для портьер и старый шерстяной платок, хм. Какие тогда версии у вас, лорд Рендалл? Интересно, мне показалось, или я его смутил? – Рано строить догадки, – выкрутился он. – Улик слишком мало. И они довольно противоречивые. – А зачем кому-то вообще убивать младенцев? – я невольно смотрю на окоченевшее тельце, на крошечные кулачки, прижатые к груди, на слипшийся колтун коротких волос. – Каков мотив? Мы стоим некоторое время в напряжённой тишине, будто отдаём дань памяти погибшему малышу, пока один из учеников не говорит, прокашлявшись: – Возможно, это какой-то ритуал? Помимо воли я дёргаюсь, как от удара, все мышцы разом напрягаются в ожидании чего-то страшного и неизбежного. Ощущаю себя каменным изваянием – не в силах ни двинуться с места, ни шевельнуться. Я до сих пор помню свой самый жуткий кошмар из реальности, не дающий покоя по ночам. Чувствую, как бешено колотится о рёбра сердце, а на висках выступает холодная испарина. – Нет, – с трудом выдавливаю из себя. – Это не ритуал. Исключено. Уж я-то точно знаю, как они проводятся, потому что сам был непосредственным участником. – Почему? – будущий следователь даже не подозревает, на какую рану наступает своими вопросами и предположениями. – Потому что для ритуала нужно пустить кровь, а нашу жертву утопили живьём. – Я бы не был столь уверен… – И не нужно. Как ни печально, но жертвоприношение без кровопускания теряет свою силу. Кровь – это источник энергии, за которой гнались все цивилизации мира. Греки, майя, индийцы, египтяне, буддисты и даже христиане. Мне продолжать? Разворачиваюсь и на деревянных ногах покидаю помещение, в котором отчего-то резко запахло смертью. За спиной шуршат бумаги – это Себастьян собирает разбросанные по столу фотоснимки. Затем в несколько шагов догоняет меня, и хотя он не проронил ни слова, я ощущаю на себе пытливый взгляд, прожигающий мне затылок. Он наверняка знает, о чём я думаю, о моих слабостях, о страхах, от которых никуда не сбежать. Он знает обо мне всё, и я ненавижу его за это. Мы вместе садимся в кэб, забираю у Себастьяна папку и рассматриваю снимки мёртвой девочки. Сколько прожила она – день, может два или всего несколько часов? Кричала ли, когда подошёл её час расставания с жизнью, или же мирно спала, посапывая в тёплую пеленку? – Почему вы не сообщили господину Рендаллу о найденном под мостом камне? – интересуется Себастьян, вырывая меня из тяжёлых размышлений. – Это ведь тоже важная улика. – Ему пока о ней знать не обязательно. К тому же способ её добычи весьма сомнителен. – Хм, но это же не главное, – хитро щурится дворецкий. – Вы просто не желаете ставить комиссара в известность. Хотите быть на шаг впереди. Я вижу алчность в его глазах, они пронзают меня насквозь, видят каждый мой потайной грех, от них не спрятаться. Да, ты всё правильно понимаешь, я хочу заткнуть за пояс комиссара Рендалла вместе с его шайкой новобранцев и ради этого не собираюсь играть честно. Смеяться над собой не позволю никому!