*** Ищущий
Себастьян вычислил его. Наконец-то нам улыбнулась удача! Невидимка всё-таки пришёл за очередной партией товара, потом отправился в магазинчик мистера Флоренса, приобрёл необъятное количество разных тканей и поужинал в комфортабельном пабе. Слушая отчёт дворецкого, я уже горел от нетерпения завершить дни праздной жизни этого мерзавца и освободиться от гнетущего расследования, однако тогда я и представить себе не мог, насколько трудно будет загнать преступника в угол. Всё оказалось не так просто. – Мне нужно подумать… Я стою на Кливленд-стрит в фешенебельном квартале Фитцровия перед коваными воротами огромного особняка с разбитым по периметру садом, укрытым январским снегом, и понимаю, что моя задача осложняется в несколько раз. Я, конечно, догадывался, что придётся иметь дело с чем-то подобным, но не думал, что моей целью окажется хозяин одного из самых дорогих домов терпимости в Англии, человек, обладающий властью и влиянием среди высшей аристократии. К такому не подберёшься с несколькими шёлковыми волосками и жалкой теорией, несмотря на всю логичность её построения. Да и будь на руках более весомые аргументы, даже я не смогу поколебать статус такой фигуры. Нужны очень весомые доказательства. Не для того я нормально не спал несколько месяцев, чтоб остановиться сейчас. Я поймаю свою мышку. – Вы не можете войти в эти ворота, по крайней мере, не под своим именем, – задумчиво произносит Себастьян, стоящий рядом. – И что ты предлагаешь? К идеям дворецкого я отношусь с подозрением, мне хватило одного жуткого розового платья, наверное, на всю оставшуюся жизнь. Даже если она будет короткой. – Работу, – демонстрирует ехидную улыбку Себастьян. Скептически смотрю на него исподлобья, но вскоре понимаю, что он говорит вполне серьезно. Со слов дворецкого мне известно, что обслуга борделя состоит в основном из подростков, и я прекрасно подхожу по возрасту, однако… не хочет же он сказать, что я буду мыть полы и вытирать посуду? Оказывается хочет, читаю я ответ в его наполненном ехидством, смеющемся взгляде. Сволочь, снова ему не терпится увидеть моё унижение. Знает ведь, что ради результата я готов на всё. Итак, этот дом принимает и исполняет желания высокопоставленных чиновников Лондона, и они платят ему неприкосновенностью. Здесь возможно удовлетворить свои вкусы, даже самые изощрённые, конечно, если в кошельке звенит достаточное количество монет. В узких кругах также ходят слухи, что при определённом уровне доверия клиент для утоления своих фантазий может получить и мальчика. Воображение, не замедлив, рисует сцену, как хрупкий юноша вынужден ублажать похоть какого-нибудь старого лорда, которому наскучила постель жены. Тошнота мутит взор и, видимо, то, что я думаю по этому поводу отражается на лице, поскольку Себастьян сразу интересуется, хорошо ли я себя чувствую. Так и хочется сказать какую-нибудь гадость в ответ, но излишняя сдержанность пока ещё никому не вредила. Вместо колкости, вертящейся на языке, спрашиваю о более насущной проблеме: – Ты предлагаешь мне прийти и попроситься горничной или кухаркой? Раздаётся сдавленное хихиканье, которое Себастьян пытается замаскировать под кашель. – Мм, боюсь, оба варианта вам не подходят, иначе хозяева сего заведения рискуют лишиться посуды и остаться голодными. Уж простите за дерзость, но в домашних делах вы ничем не превосходите Мейлин. Что я в нём не люблю, так это способность метко стрелять словами. Между прочим, не очень приятно. – Так для чёрной работы у меня есть ты, Себастьян, – не могу позволить ему оставить последнее слово за собой. Открыто, с вызовом смотрю дворецкому в глаза, в них толпы чертей исполняют ритуальные танцы вокруг костра, но я не боюсь. Это наши маленькие поединки, которые мы устраиваем друг другу, узнавая границы терпения. Причём его границы простираются гораздо дальше моих, что неудивительно. – Туше, – издевательски склоняет он голову. – А теперь серьёзно. Будем считать, что ты меня убедил, и раз уж наш мистер Невидимка выбирает слуг на улице, значит, следует почаще попадаться ему на глаза. – Смею заметить, милорд… Не нравится мне его тон! – Кхм, лорд Сомерсет предпочитает девочек. Намёк доходит быстрее, чем Себастьян успевает закончить фразу. – Не смей даже думать об этом! – мой голос почти звенит. – Как знаете, – снова его плечи мелко подрагивают от сдерживаемого смеха. – Я не собираюсь изображать куртизанку! Мальчиков здесь тоже берут, так что лучше займись делом, этот костюм не подходит для моей будущей работы. – Когда вы намерены приступить к… – Немедленно, – перебиваю его. – Тогда позвольте проводить вас к экипажу, пока нас никто не заметил. Себастьян всегда хранит там свёрток с обносками, в которых я околачивался возле аптеки. На всякий случай. Переодеваться в не успевшем прогреться кэбе холодно, вскоре всё тело покрывается мурашками, пока дворецкий натягивает мне на ноги изъеденные старостью штаны. В небольшом салоне неудобно, но я всё же разворачиваюсь, чтоб Себастьян помог попасть в рукава поношенной рубашки. Тонкая ткань не спасает от стужи, однако плеч касается что-то тёплое, и зима словно отступает в страхе перед чем-то более сильным. Спину будто обдувает лёгким летним ветерком, мышцы расслабляются, наклоняю голову чуть набок, желая понять, как у демона получаются такие чудеса, но ничего сверхъестественного не вижу, пока не замечаю… – Себастьян, где твои перчатки? – О, не волнуйтесь, господин, я снял их, чтоб не доставлять вам лишних неудобств. Их ткань слишком холодна для вашей кожи. Он говорит также как обычно, но всё же я подсознательно чувствую что-то, какой-то подвох… Однако и определить, где он зарыт – тоже не получается. Стараюсь отстраниться от излишней подозрительности, но отказываться от согревающих прикосновений нет никакого желания, я замёрз и хочу этого тепла. Себастьян растирает в ладонях мои озябшие пальцы, гладит, массирует, чувствую его жаркое дыхание на своей коже. Интересно, он вообще ощущает изменение температур при чередовании времён года? – Когда я окажусь там, возможности обсудить это уже не будет, поэтому слушай внимательно. Вернёшься сюда через неделю в качестве клиента, используй столько средств, сколько понадобится, закажи всё, что сочтёшь нужным – мне необходимо, чтобы ты стал здесь постоянным гостем и заручился доверием хозяев. Я хочу знать, насколько верны слухи об этом борделе. – Как пожелаете, ваша светлость, - Себастьян не меняется в лице, но каким-то образом я знаю, что ему не нравятся мои распоряжения. Любопытно, он так не хочет тратить мои капиталы или же здесь что-то другое? Натянув мне на плечи потрёпанную куртку, дворецкий наматывает на мою шею шерстяной шарф, он неприятно покалывает кожу, поэтому я оттягиваю его подальше. - На улице холодно, милорд, я бы не советовал его снимать. Кто знает, сколько вам понадобится времени, чтоб привлечь к себе внимание. Чёрт задери этого демона с его фальшивой заботой! Спасибо Агни и принцу Соме за наставления… Я им это ещё припомню. - Ты что, думаешь я буду ходить вокруг поместья, ожидая, когда же меня заметят среди того количества голодранцев, что кишит в трущобах? Он смотрит на меня несколько недоумевающе, наверняка удивлён тем, что я не поделился всеми своими планами. А мне это его выражение, появившееся на лице на несколько мгновений, доставляет особое удовольствие. Люблю быть на шаг впереди. Особенно впереди демона. - Возвращайся в поместье, - говорю и выпрыгиваю из кэба, направляясь прямиком к нужным мне воротам. Сегодня зима лютует слишком сильно, лохмотья, в которых я столько раз гулял вокруг аптеки, не шибко помогают против цепкого мороза и если меня не найдут в ближайшее время, то у Себастьяна будет много работы. Делаю небольшой круг вдоль забора, пробираюсь через глубокий сугроб и не удержавшись на ногах, падаю в снег. Вышло даже лучше, чем планировалось. Я не встаю, так и лежу лицом вниз, только поворачиваю голову чуть вбок, иначе задохнусь. Со двора меня наверняка должно быть видно, остаётся только ждать. Надеюсь, мне хватит сил продержаться достаточно времени, иначе весь план покатится к чёрту, или же я просто замёрзну. Вскоре у меня начинают холодеть ноги и руки, голые пальцы леденеют, но хуже всего то, что я перестаю их чувствовать. Это плохо, очень плохо. С каждой минутой уговаривать себя лежать неподвижно становится всё трудней, но сдаться сейчас – значит проиграть битву. Зубы стучат друг о друга, кажется, внутри меня не осталось ни капли тепла, и кровь застыла в венах. Прошло около часа, двух, а может и целая вечность. До сих пор я не потерял самообладания только потому, что постоянно чувствую незримое присутствие Себастьяна, каким-то образом я знаю, что он наблюдает за мной, остался здесь… Как он посмел ослушаться меня? Ах да, конечно, я ведь не отдал прямого приказа, не указал, когда именно он должен был вернуться домой… Чёртов демон… Не могу дышать, лёгкие превратились в ледышку и сжимаются, сжимаются… Теперь при всём желании я не могу даже пошевелиться, не то что встать. Холодно. Что-то тёплое касается моего плеча. Ведь я же приказал Себастьяну уходить… А дальше моё сознание окончательно замерзает.*** Жаждущий
Мой господин безрассуден и самоуверен, что и кому он хочет доказать своей выходкой, хотелось бы мне знать?! Упрямый мальчишка! Я остановил кэб на довольно приличном расстоянии от того места, где милорд решил разыграть свою комедию, однако мои глаза зрят дальше чем любой человек может мечтать, а слух острее в разы. И то, что я вижу сейчас, вызывает во мне противоречивые ощущения. С одной стороны я должен подчиниться приказу и уехать, однако что-то во мне изо всех сил противится этому, не позволяет оставить милорда одного. Во всяком случае, не так как он того хотел. Его светлости необходимо продумывать приказы основательней, чтоб я не мог найти в них брешь, которая позволит действовать на моё усмотрение. Поднимаю воротник пальто повыше, а цилиндр, наоборот, опускаю на глаза и слежу за сугробом, в который угодил господин. Ну что за нелепость? Безумие… Как он собирается вести расследование, если будет лежать больным в постели? Абсурд, но внутри царапается какое-то чувство, которому я не знаю названия. Оно настойчиво выгрызает себе место в моей груди, вьёт гнездо, ширится, а я ничего не могу с ним поделать. Как можно бороться с тем, чего не знаешь? Смотрю на замерзающего в снегу мальчишку и сам себя удерживаю от того, чтоб не сорваться с места и мчаться к нему, вытаcкивать из колючих лап его собственного глупого упрямства, а затем закутывать в своё пальто, согревать щёки дыханием, пропускать волосы сквозь пальцы, вытряхивая из спутанных прядей слипшиеся снежинки… Одёргиваю не в меру разыгравшееся воображение. Меня не должно волновать ничего из перечисленного, и всё же я представляю, с каким удовольствием мог бы искушать своего господина, всего лишь разминая ему плечи под видом согревающего массажа. Но мысли ведут гораздо дальше невинных прикосновений, туда, где руки свободно гладят худощавую грудь, а губы скользят по гибкой шее, ища встречи с куда более интересными частями юного тела. Я согрел бы его так, как никогда не сможет ни один смертный… И чем дольше я над этим думаю, тем больше вязну в собственных иллюзиях, тем сильнее понимаю, насколько аномальна моя тяга к человеческому ребёнку. Из погребов своей памяти вытягиваю тот момент, когда совершил первый шаг за пределы контракта, а моя мания начала обретать контуры. Но тогда, предчувствуя созревание плода на райском древе, я не мог и предположить, чем это обернётся. Что же будет дальше, если простое понимание того, что скоро граф станет взрослым, сводит меня с ума? Слегка встряхиваю потяжелевшей головой. Я точно безумен. И надо пресечь моё помешательство. Всматриваюсь в неподвижное тело перед воротами борделя и обещаю себе нарушить приказ господина, если через минуту его не обнаружат. Мне безразличен исход расследования, куда важнее сохранить мальчику жизнь, он нужен мне невредимым. О том, что для сохранения души тело не обязательно должно оставаться в целости, я предпочитаю забыть. Секунды щелкают в голове, как стрелки на часах башни Сент-Стивен, и, в конце концов, открываю дверцу кэба. Я не могу позволить моему господину замёрзнуть. Нога уже опускается на первую ступень, когда из-за густых зарослей стройных елей выходит девочка – горничная, судя по виду - с грудой постельного белья, выпирающего из плетёной корзины. Пройдя несколько ярдов, она, наконец, замечает бездвижное тело у ворот, а я снова скрываюсь в салоне. Выронив свою ношу, она вскрикивает и спешит к моему лорду, скрипит примёрзшей калиткой, опускается в снег рядом с ним, кладёт ладонь на его плечо, затем оборачивается в сторону особняка и зовёт на помощь. - Сэр Джой! Мери! Кто-нибудь, помогите, здесь мальчик! Я замечаю, как невольно вздыхаю от облегчения, когда со стороны чёрного входа спешит ещё одна девушка. - Что такое? - Мери, Мери, он такой холодный! – взволнованно причитает горничная-спасительница. - Я позову кого-нибудь из Хозяев, - неуверенно говорит вторая. - Он же замёрзнет тут, пока они будут решать отогреть его или нет! - Погоди, я позову сэра Джоя, он должен быть в конюшне. - Быстрее! - Я мигом, Кэт, - отзывается Мери и убегает. Я расслабленно откидываюсь на спинку сиденья и наблюдаю, как суетливая прислуга после некоторого замешательства всё же уносит мальчика в дом. Где-то внутри мерзко ворочается беспокойство о нём, потому что мне прекрасно известно, в какой улей так бесстрашно лезет господин. Если тот, кого мы ищем, действительно живёт здесь, а я в этом не сомневаюсь, то с этого момента милорд находится в гораздо большей опасности, чем он может себе представить. Во имя сохранения своих секретов человек, который взял на себя бремя детоубийства, не остановится перед ребёнком старше на каких-то четырнадцать лет. Если только Невидимка узнает, кем на самом деле является мальчик… Внутри меня словно бьют в барабаны, в висках вибрирует кровь, и я глубоко вдыхаю. Что со мной происходит? Расстёгиваю несколько пуговиц пальто и втискиваю руку под одежду, прикладываю ладонь к груди и изумлённо слушаю, как в ней часто стучит сердце, отдаваясь толчками на кончиках пальцев. Неслыханно. Чувствую, как глаза расширяются от удивления, ведь я не ощущал ничего подобного даже когда коса жнеца вероломно вырвала из моего тела ленту воспоминаний. Осторожно ощупываю грудь, словно она принадлежит не мне, а какой-то неведомой твари, хотя, возможно, так оно и есть. Не могу поверить, что подобную реакцию вызвали одни лишь предположения об участи мальчишки в случае провала его легенды. Прикрываю лицо второй рукой, провожу по лбу, ныряю пальцами в волосы, отводя их назад, запрокидываю голову и смеюсь над собой, беззвучно, дико. Потому что я смешон. Невозможно смешон. Позволил человеку влезть в свой разум и отравлять его изнутри. Выбираюсь наружу, усаживаюсь на кОзлы и стегаю лошадей, вымещая злость на самого себя. Животные недовольно фыркают и ржут, срываясь сразу в галоп, уносят всё дальше от злополучного поместья, но недостаточно быстро. Чувствую острую потребность повернуть назад. Сейчас. Немедленно. Однако я помню приказ, сжимаю крепче поводья и, стиснув зубы, гоню в лондонское поместье Фантомхайвов.