*** Жаждущий
Прохладный ветерок, слабо подогреваемый апрельским полуденным солнцем, свободно гуляет сквозь открытое окно, наполняя комнату весенней свежестью, но мне всё равно нечем дышать, я задыхаюсь от вида двух фигур, прогуливающихся по зеленеющему саду под ручку, так близко друг к другу, что от застилающей разум ярости хочется крушить всё вокруг. Там, внизу, статный мальчишка, хотя нет, уже юноша, любезно предлагает своей белокурой леди присесть на широкие качели. Они запросто могут поместиться там и вдвоём, ведь это так романтично – находиться рядом со своей невестой, осторожно обнимать за волнующую притягательными изгибами талию, шептать на ухо всякие глупости, а возможно и целовать алые, как маков цвет, губы – однако милорд остаётся стоять, крепко берётся за поручень и начинает раскачивать свою спутницу. Ветер гуляет в её золотистых кудряшках и теребит лёгкую юбку. Она заливается радостным смехом, когда качели возносят её на самый верх. Девочка похожа на лесную нимфу или фею из добрых сказок. Кажется, что сейчас она взлетит, оставив за собой лишь след из золотой пыльцы. Полная идиллия между будущей супружеской парой. И это рвёт моё сердце в клочья, в пыль, в ничто. Внезапно порыв ветра срывает с волос белую ленту, яростно кружит в своих хаотичных потоках, будто перебрасывает из одной невидимой руки в другую, а затем плавно отпускает лететь вниз, в руки мальчишки… юноши. Качели постепенно останавливаются, леди встаёт и забирает бережно предлагаемую потерю. Всё ещё смеясь, она повязывает бант на прежнее место и подаёт руку своему кавалеру. Тот галантно целует тыльную сторону запястья и предлагает взять себя под локоть. Так, бок о бок, они продолжают свою прогулку и скрываются за высокими кустами роз. Странный звук отвлекает от созерцания опустевшего сада, а переведя взгляд, понимаю, что это хрустит деревянная оконная рама, которая за малым не разлетелась в щепки под моими пальцами. Хорошо хоть стекло не треснуло. Последний раз вглядываюсь в деревья, пытаясь высмотреть прогуливающуюся пару, но безуспешно, и почти рыча, захлопываю створки. Упираюсь обеими ладонями в подоконник, дыша рвано и часто, старательно уговариваю себя успокоиться. Позади слышатся приближающиеся шаги, вынуждающие выпрямиться и вернуть прежний образ апатичного дворецкого. - Не беспокойтесь, сэр, - тихо подходит ко мне мисс Уотерс, - иногда людям нужно время, чтоб прийти к важному решению. - Вы что-то хотели, мисс? – холоднее, чем хотелось, спрашиваю чересчур проницательную гостью. Не потерплю к себе жалости. Да ещё от кого? От человека! - Только предупредить, что мы с Эшли уезжаем, но господин Фантомхайв сейчас несколько занят, поэтому я нашла вас, сэр. - Думаю, господин пожелает лично с вами попрощаться. К тому же, насколько мне известно, он хочет кое-что вам отдать, - на этом я подбираю тряпку, которой мыл окна, и продолжаю натирать уже и так чистые стёкла. Мисс Уотерс, вздохнув, кивает и выходит из комнаты. Всё внутри сжимается от холода, когда я вижу появившуюся на ведущей к дому дорожке знакомую пару. Зубастая ревность выворачивает меня наизнанку и пожирает, с весёлым чавканьем перемалывая кости, точно гигантская мясорубка. Рука с тряпицей сама застывает на стекле, сжимаясь в кулак. Не дыша, наблюдаю, как мисс Элизабет склоняет голову на плечо господину, одновременно что-то рассказывая, а он в ответ улыбается. Наверняка они сейчас захотят выпить полуденного чая, поэтому мне нужно идти на кухню. Но ноги буквально прирастают к полу, а взгляд так и прикован к нежным розовым губам милорда. Собравшись, я заставляю себя сделать шаг от окна, ещё шаг. Поворот. И вот уже путь на кухню даётся почти легко и непринуждённо. Почти как всегда. Почти. Месяц назад я разрушил всё, чего добился с таким трудом, своим безотчётным порывом. Не знаю, что на меня тогда нашло. Такого никогда раньше не бывало, что доказывает – мой господин исключительный. Разум помутился, когда я увидел его с мисс Уотерс. Я набросился на него, как какой-то зверь. Не слушая вопящий от собственной дикости рассудок, я просто брал то, чего так давно желал, но не мог получить. А ведь я уже был так близко: стоит только вспомнить, как мой мальчик горячо отвечал на поцелуй в кэбе, как льнул ко мне всем телом. Такой отзывчивый, как скрипичная струна под смычком в умелых руках. И вот теперь он закрылся, захлопнул едва приоткрывшиеся створки, словно моллюск свою раковину при опасности. Когда господин проснулся после последствий моей несдержанности, то первое, что я услышал, было тихое безжизненное «уйди». Всё внутри меня разом превратилось в груды развалин. Уж лучше б он кричал и плевался проклятиями. Никогда не думал, что одно слово способно причинить столько боли. Ещё какое-то время я стоял у постели и наблюдал, как милорд сворачивается калачиком и сильнее натягивает одеяло, явно желая быть как можно дальше от меня. Тогда я понял, что потерял свой шанс. Мне оставалось довольствоваться лишь воспоминаниями, засевшими в груди аномальной опухолью, ведь теперь господин делает вид, что я не существую. Чай подан как раз вовремя, отставляю молочник в тот момент, когда двери в столовую открываются, и заходят господин и мисс Элизабет, так и не выпустившая его из цепких рук. Милорд учтиво помогает сесть своей подруге и занимает место на противоположном конце стола, что невообразимо меня радует. Она продолжает что-то простодушно щебетать, но я не вслушиваюсь ни в её голос, ни в смысл сказанных слов. Я наблюдаю за господином, за его мимикой, за каждым изменением положения тела, оно может рассказать гораздо больше, чем хочет показать его сдержанный хозяин. Что я хочу в этом найти? Наверное, прощение. Леди Элизабет, к моему счастью, покидает нас сразу после чаепития. Её скулы мило покрываются румянцем, когда она на прощанье быстро клюёт графа в щёку. Он торжественно помогает ей забраться в экипаж и с улыбкой провожает его взглядом до самой ограды, степенно заложив руки за спину. Стоит воротам закрыться, отрезав внутренний двор от внешнего мира, как весь налёт вежливости и гостеприимства слетают с его лица, делая вновь серьёзным и сосредоточенным. Улыбка испаряется с губ также быстро, как капля воды с раскалённой сковороды. Что доставляет мне особое удовольствие. Это означает, что общество навязчивой невесты тяготит господина не меньше, чем раньше. По возвращении в дом его встречает мисс Уотерс. - Мистер Михаэлис сказал, что вы хотели поговорить со мной перед отъездом. Как только Эшли проснётся, мы отправимся в путь. Господин кивает, подходит к стене и сдвигает в сторону гобелен, скрывающий небольшую нишу. - Я хотел бы кое-что вам отдать. Милорд достаёт из углубления обёрнутую отрезком тёмно-синего флиса маленькую шкатулку и протягивает юной мисс. - Что это? – с восхищением Роуз берёт её в руки и проводит пальчиком по резному боку. - Подарок, - непринуждённо пожимает плечами господин. – Это самое малое, что я могу дать. Поверьте, вы сделали для меня гораздо больше. Мисс Уотерс приподнимает крышку и достаёт блестящий в пробивающихся сквозь окна солнечных лучах латунный ключ. - От чего он? - Бард вам покажет, - уклончиво отвечает милорд. – Он уже готовит вам экипаж. Сможете отправиться, как только будете готовы. Она смотрит на господина подозрительно блестящими глазами и глубоко вдыхает. - И всё же, что открывает этот ключ? - Возможно дверь? – линия губ милорда смягчается лёгким намёком на улыбку. - Но какую? - В ваш новый дом. Старый непригоден для проживания новорожденного ребёнка. - Вы же это не серьёзно? – она хлопает ресницами, и недоумение на её лице борется с изумлением. - Более чем. А этого, - он вручает ошеломлённой мисс Уотерс мешочек со звонко звякнувшими монетами, - вам должно хватить примерно на год. Рядом с вами будет швейная фабрика, сможете на неё устроиться, когда Эшли подрастёт. Если возникнут какие-либо проблемы – не стесняйтесь обратиться ко мне за помощью. Девочка зажимает рот ладонью, смотря на моего графа так, словно перед ней свершилось явление ангела. - Нет, - она трясёт головой так яростно, что мне кажется, будто она сейчас оторвётся и покатится по полу. – Я не могу принять такое. Это слишком. Нет. И она протягивает дары обратно. Милорд непонимающе стоит на месте, не спеша принимать только что отданное и явно не может взять в толк, чем не понравились его подарки. Собственно, мне тоже не вполне всё ясно. Ведь деньги ей уж точно не помешают. - Почему? - Я не могу. Это слишком много. Да я и за полжизни столько не заработаю, чтоб вернуть. - Их не нужно возвращать, - успокаивающе поднимает руку господин, останавливая дальнейшие возражения. – Просто позвольте мне сделать хоть что-то хорошее в этой жизни. - Но вы и так уже много сделали для меня! Благодаря вам у отца были достойные похороны, а Хозяина не приговорили к смертной казни. При упоминании бывшего владельца борделя милорд заметно кривится и отворачивается. - В любом случае отказа я не приму. - Храни вас бог! – почти шёпотом выдыхает мисс Уотерс и крепко прижимает к груди шкатулку. Мысленно усмехаюсь последнему высказыванию, уж кто-кто, а ОН уж точно давно ослеп и оглох к мольбам своих творений. А я вряд ли тяну на его место в понимании этой девочки. Господин вымученно улыбается, очевидно, думая о том же, о чём и я, затем уголки губ опускаются, и лицо приобретает грустное выражение. Он мельком бросает на меня безжизненный взгляд и спешит скрыться в глубинах поместья, но на ступенях лестницы вдруг резко останавливается. - Мисс Уотерс, позвольте задать вопрос? - Всё, что угодно. - Лорд Сомерсет купил вас, надругался, пока вы были в беспамятстве, и позволял насиловать другим. Он отнял у вас свободу выбора, - милорд бросает беглый взгляд в мою сторону. - Как вы смогли его простить? Это вопрос с подтекстом? Ну, разумеется, милорд не может простить мне мою несдержанность, и я не смею винить в этом никого, кроме самого себя. Роуз задумывается на какое-то время, рассеянно поглаживая лакированную крышку шкатулочки, словно подбирает нужные слова, а затем поднимает голову. - Простила? Не знаю, насколько уместно это слово в моём случае. Скорее, я не держу на него зла. Потому что он был гораздо добрее ко мне, чем собственная мать, потому что сама мечтала о нём каждую ночь и потому что он подарил мне мою маленькую Эшли. Но это не значит, что мне не больно. Не значит, что простила. Такое забыть невозможно. Она переводит дыхание и продолжает. - Возможно, мне было бы гораздо хуже, если бы я помнила всё, что со мной происходило. Поймите, мне трудно было принять то, что со мной случилось. К счастью, я не помню других мужчин, только какие-то неясные образы и обрывки ощущений. Все они размыты и спонтанны. Все, кроме Хозяина… Его я помню чётко и ясно, и как с ним было хорошо - тоже помню. И он не вызывает во мне отторжения. - А как же смерть ваших друзей? Кэти, Мери, Джетт и другие? - Но ведь не он убил их, а его сестра и сэр Джером. - А вы не думали, что он мог бы предотвратить их гибель? – упорствует милорд, и я гадаю, что именно он хочет услышать. Мисс Уотерс открывает рот, но осекается, нервно поджимая губу. - Не думаю, что он смог бы. Хозяйка всегда была гораздо сильнее него. Некоторое время господин молчит, а потом, что-то для себя решив, кивает. - Что бы вы сказали ему, будь у вас возможность его увидеть? - Что благодарна ему за дочь, - без колебаний отвечает Роуз. - А если бы он смог остаться в Лондоне? - Остаться? – её взгляд становится потерянным и блуждает по холлу, пока не останавливается на огне в камине. – Не знаю. Между нами слишком много всего. - Уж точно не положение в обществе, он лишён своего титула. - Да, но зачем я ему? Я была всего лишь развлечением на одну ночь. Хозяина всегда окружали девушки гораздо красивей меня, - не смотря на всё мужество, которое мисс Роуз хочет показать, в её голосе звучит обида. - О, я так не думаю. Господин усмехается и торопливо поднимается наверх. Первым порывом было пойти вслед за ним, догнать, но… Зачем? Видеть его пустые глаза гораздо больнее, чем не видеть вовсе. Прихожу в себя, когда чувствую чьё-то робкое прикосновение к своей руке. - У господина Фантомхайва, как мне кажется, болит сердце, - говоря это, мисс Уотерс всё ещё смотрит на опустевшую лестницу. - Хотите сказать, ему нужны сердечные капли? – не совсем понимаю ход её мыслей. Роуз моргает, выпускает ткань моего фрака и отрицательно качает головой. - Я хотела сказать, что вы нужны ему гораздо больше, чем капли. Ещё какое-то время наблюдаю, как удаляется в свою комнату юная особа, и возвращаюсь к своим обязанностям. Оказывается, безразличие господина задевает меня гораздо сильнее, чем я думал вначале. А слова мисс Уотерс отзываются в ушах мучительным эхом. Я ведь даже приблизиться к нему не могу, так тщательно милорд избегает моего общества. Это причиняет невыносимую боль, такую, что хочется вырвать изнывающее от неизлечимой тоски сердце из грудины. Так не может больше продолжаться, я должен избавиться от этого чувства. И кто сказал, что любовь – самое прекрасное, что есть в этом мире? Ведь это она. Сжирает, угнетает, истязает. Кажется, пора вспомнить, кто я есть на самом деле. Демон. Адово отродье. Пожиратель душ. Такие существа, как я, не ощущают сердечных мук, их не терзает совесть и не гнетёт тоска. Им неведомы ни радость, ни любовь, ни счастье. Они не чувствуют ничего. Но я – чувствую. Почему я? Раз за разом задаюсь этим вопросом, но ответ так и не приходит. И с этим нужно что-то делать. Сердце бухает особенно сильно, когда слышу, как наверху закрывается дверь в кабинет господина. В груди распускается чёрный цветок пустоты, засасывающий в себя мою сущность, и чтоб не потерять себя, я принимаю решение заполнить эту брешь тем, что мне причитается. Решение приходит трудно и болезненно, но так нужно. Сегодня ночью господин расплатится своей душой.*** Ищущий
Сегодня у меня настолько насыщенный день, что заниматься излюбленным в последнее время делом – самокопанием – определённо некогда. Сначала Элизабет, потом мисс Уотерс, а теперь ко мне пожаловал отсидевший месяц в Пентонвилле сам бывший лорд Сомерсет Вилсон. Честно говоря, после общения с Лиззи у меня до сих пор в ушах звенит от её звонкого голоса, а челюсть болит от вынужденных улыбок, без которых я бы не смог спровадить её до самого вечера, поскольку моя невеста отчего-то вдруг решила во что бы то ни стало поднять моё настроение. По её словам я «в последнее время слишком мрачен». После моё душевное равновесие несколько пошатнул нелёгкий разговор с мисс Уотерс. Но если честно, её присутствие в некоторой степени приносит мне своеобразное спокойствие. Она является доказательством того, что последнее расследование не только унесло множество жизней, но и подарило новую. А ещё Себастьян всё время вьётся рядом, совершенно не способствуя ясности мышления. И теперь я даже не сразу осознаю, о чём конкретно вот уже четверть часа толкует Сомерсет Вилсон. - Граф, я прошу всего лишь несколько минут! – звякает он оковами, встряхивая запястья. - Эм, простите? – рассеянно постукиваю пальцами по столешнице, напоминающей об одном весьма пикантном приключении. Совершенно неугомонный в последний месяц детородный орган заинтересованно шевельнулся. Тьфу-ты, чёрт! - Вижу, я не вовремя. Ваши мысли заняты чем-то другим, но я обещаю, что не отниму слишком много времени. Я хочу в последний раз увидеть Роуз, попрощаться. За окном ждёт экипаж, который увезёт меня отсюда на долгие пять лет, и я так и не встречусь с ней! А, вон в чём дело. - Мне жаль, но после свершённых вами деяний она не желает вас видеть. Не далее, как две четверти часа назад мы с мисс Уотерс это обсуждали. Бывший лорд резко бледнеет и обессилено падает в кресло. - Как? Вы ведь говорили, что я смогу попрощаться с ней перед отбытием, - обречённо едва шевелит губами Сомерсет и мне становится его жалко. - Она посчитала, что встреча с вами только всё усугубит. Вилсон сгибается в кресле и закрывает лицо ладонями. - И я даже не смогу увидеть собственного ребёнка? Склонив голову чуть набок, изучаю горестно ссутулившуюся фигуру напротив. И хотя Роуз, по её собственным словам, не держит зла на этого человека, но я – нет. Ещё слишком свежо воспоминание о том, что со мной хотел сделать Ловель Оуэн. Только от одной мысли об этом озноб пробирает от пяток до самого затылка. Я и так уже достаточно сделал для Сомерсета, избавив от пожизненной тюремной камеры. Тут же перед глазами возникает печальное личико Роуз, тоскливо вздыхающей у окна, и я мысленно чертыхаюсь, потому что понимаю, что проиграл сам себе. Ведь я уже знаю, что дам Сомерсету второй шанс, будь он неладен, позволю доказать, что люди способны меняться, ради того, что им дорого больше титулов и денег. - Что вы можете ей дать? Похоже, вопрос застаёт Вилсона врасплох, от неожиданности он поднимает голову и молча на меня смотрит, непонимающе моргая. - Вы больше не лорд, у вас нет денег и нет дома. Вы бывший заключённый и будущий каторжник. Что вы можете предложить девушке с ребёнком на руках? Плечи мужчины поникают, и он отводит взгляд. - Вы правы. Во всём. Я не должен был приходить. Он сжимает пальцы в замок, резко поднимается и идёт к двери. - Простите за беспокойство, граф. Передайте Роуз… Он останавливается, на миг задумавшись. - Хотя нет, ничего не нужно, забудьте. Всего доброго, граф, - поворачивает ручку и открывает дверь, за которой его ожидает охранник. - Вы действительно её любите? – Сомерсет замирает и растерянно глядит в мою сторону. – Вы ни словом не обмолвились о своей ныне покойной сестре, но всё время говорили о мисс Уотерс. - Да. Думаю, люблю. Я был со многими женщинами, но ни одна из них не вызывала во мне того, что чувствую рядом с ней. Открываю верхний ящик стола, достаю небольшой кожаный футляр и протягиваю Сомерсету. Тот возвращается и с сомнением принимает его. - Вам везёт, у меня сегодня на редкость хорошее настроение. Бывший лорд бросает на меня скептический взгляд и открывает крышку. - Это же… - Сомерсет вынимает отлитую из бронзы фигурку Ямы. - Мой подарок. Олицетворяет… - Индийского бога смерти, я помню, спасибо. - Именно. Вы забыли его в своём бывшем особняке. Также надеюсь, вы не запамятуете в будущем, что он означает. Боль и горечь проступают на лице Сомерсета, и он сжимает в ладони смертельный символ. - А что значит это? – он достаёт из футляра сложенный лист бумаги и читает. – Адрес? Что я там найду? - Если через пять лет ваши чувства не изменятся, возможно, он приведёт вас к тому, чего вы хотите. Дальше всё будет зависеть только от вас. Осознание приходит к Вилсону Сомерсету довольно быстро, его глаза расширяются в немом изумлении и смотрят на меня так, будто я стал самим Буддой. - Хотите сказать, что вы… дарите Роуз дом? Молча коротко киваю. - И мы сможем в нём жить? Но пять лет достаточно долгий срок, и измениться может её отношение ко мне. Или она найдёт кого-то более достойного, чем я. Фыркаю от такого предположения, встаю из-за стола и разворачиваюсь к окну, сложив руки за спиной. - Мистер Сомерсет, после случившегося с мисс Уотерс вы ещё считаете, что она может захотеть в ближайшее время мужской ласки? На её месте я бы шарахался от любого проявляемого ко мне интереса. Вилсон отступает и съёживается от моих грубых слов, явно чувствуя себя виноватым. - Но, поверьте, исправить это можете только вы. Он удручённо опускает голову и бережно возвращает в футляр листок и фигурку. В этот момент наш разговор прерывает стук в дверь, которая в следующую секунду распахивается, впуская Роуз с корзинкой в руках. - Граф, мы с Эшли готовы ехать… - девочка моментально осекается, увидев гостя, и радостное предвкушение постепенно сползает с её лица, когда она узнаёт своего бывшего Хозяина. Его взгляд буквально приковывается к корзинке с пыхтящей что-то малышкой, которую Роуз тут же инстинктивно прижимает к себе. Сомерсет поднимает несчастные и полные раскаяния глаза на девочку, одними губами шепча слова прощения. А затем делает первый неуверенный шаг в её сторону, но тут же пытается спрятать подальше звякающие цепями скованные руки. Наступает тишина, если не считать долетающий до нас из приоткрытого окна щебет радующихся весне птиц и шум потревоженной ветром листвы. Думаю, сейчас самое время оставить наедине этих двоих. Пусть сами решают свою судьбу, а я уже сделал достаточно, указав им возможный вектор. - Думаю, вам стоит поговорить без моего присутствия. - Что? Но… - Роуз замолкает под моим многозначительным взглядом и остаётся на месте. Оказавшись в коридоре, с облегчением вдыхаю полной грудью. Как же я устал. Слишком много эмоций. Остаток дня я провожу в непонятном смятении, нигде не находя покоя. Инстинкты буквально вопят о затаившейся совсем рядом опасности, но от кого и где - понять не получается. А глубоким вечером, когда белобокая луна появляется в небе, я не нахожу себе места от накатывающего волнами и уже вполне привычного за этот месяц томления. Как я ни старался справиться со своим бунтующим телом, никак не выходило игнорировать его желания. Едва ли не каждый день я вынужден сгорать от стыда и удовлетворять неугомонную плоть, почти до мозолей стирая пальцы. А всё это началось из-за Себастьяна, и я ненавижу его за то, что теперь беспрестанно хочу снова ощутить то же, что и тогда, возле дверей своей спальни. Бунтующему телу плевать на нравственность, приличия и законы общества, оно совершенно не желает понимать, что связь двух мужчин противоестественна и аморальна. Не говоря уже о последующем скандале и осуждении общества. Долгое время я посвятил размышлениям над мотивами Себастьяна и его действиями. Что им двигало, когда демон целовал меня и совершал те стыдные вещи, о которых даже думать было зазорно. Хотел посмеяться, поэкспериментировать, узнать, как будет вести себя глупый юный господин, если показать ему чувствительность его тела? От этой мысли кровь в венах вскипает от ярости и хочется крушить всё вокруг. Нет уж, насмехаться над собой я не позволю никому, даже демону. Уж лучше я буду всю оставшуюся жизнь натирать мозоли на руке, чем унижусь до выспрашивания тепла и ласки. А ведь это было так приятно, ощущать тяжесть и жар его жёсткого крепкого тела… А-а-аррр! Нет, ну сколько можно над собой измываться? Хватит, Сиэль, забудь о Себастьяне! Что же он со мной сделал!? От накипевшей злости начинаю быстро сдирать с себя вещи, не заботясь о сохранности пуговиц и застёжек. Хочу одного – поскорее оказаться в постели и уснуть. Хотя тут тоже не всё так просто, ведь если в реальности я могу обойти Себастьяна стороной, то во сне он пользуется моей абсолютной беспомощностью, вытворяя всё, что захочет. Откинув на пол покрывало, ныряю в мягкость одеяла и подушек, не обращая внимания на засевшее в паху возбуждение. Мысли о Себастьяне в очередной раз придают твёрдости плоти, нагло требуя внимания и ласки. Застонав, плюхаюсь на живот и утыкаюсь лицом в подушку. Нет, сегодня никакого самоудовлетворения не будет, пусть хоть лопнет, мне всё равно. Осторожно поворачиваюсь на бок, стараясь как можно меньше тереться о простыню, задуваю свечу и закрываю глаза в ожидании, когда утихнет желание прикоснуться к себе. Но когда сон уже подбирается совсем близко, и я готов пасть в его объятия, всё портят чьи-то шаги в коридоре. А после того, как поворачивается ручка двери в мою спальню, все чувства разом обостряются. На пол падает расширяющаяся полоска тусклого света, обрамляющая высокую фигуру, в которой я сразу узнаю своего дворецкого. Что ему могло понадобиться в такое время? Прежде чем войти, он задувает свечу, а я закрываю глаза и притворяюсь спящим, хотя понимаю, что вряд ли удастся его обмануть. И без того мягкую поступь заглушает ворс ковра, он останавливается рядом с кроватью, и я затылком ощущаю на себе его взгляд. Кажется, он действительно способен прожечь во мне дыру. Некоторое время он так и стоит рядом, будто что-то решая, а потом наклоняется. Тело каменеет, и волоски на шее становятся дыбом, когда тепло его дыхания касается моей кожи. Внутри всё замирает, даже дыхание останавливается, а вот сердце наоборот, кажется, сейчас выпрыгнет через глотку прямо в руки Себастьяна. - Вы ведь не спите, милорд, - тихо и как-то проникновенно, что аж мурашки бегут по спине, шепчет он. Очень хочется прочистить горло, потому что я совершенно не уверен, как будет звучать мой голос. Именно поэтому тоже шепчу, но более громко, добавляя в тон твёрдости. - Я не звал тебя! В ответ слышу лишь молчание, от которого появляется нехорошее предчувствие. Беспокойство нарастает, когда кровать рядом со мной прогибается, тогда я резко подскакиваю и почти сталкиваюсь с Себастьяном нос к носу. Одной ногой он стоит на полу, а колено другой упирается в постель, руки опускаются по обе стороны от моих плеч, словно запирая в клетке. В голове гудит от напряжения и потрясения, меня даже начинает мутить от грохота разбушевавшейся в ушах крови. Мы оба замираем в ожидании. Но кто и чего ждёт пока неизвестно. И как ни стыдно признаться, в данный момент я думаю только о том, как близко сейчас губы Себастьяна. Нужно лишь чуть-чуть повернуть голову - и они столкнутся друг с другом. Взгляд сам собой поднимается к губам демона, отливающим синевой в лунном свете, сочащимся через незашторенное сегодня окно - я был слишком измотан, чтоб заботиться о бытовых мелочах. Демон замечает, куда устремлены мои глаза, и легко усмехается. Его рука поднимается и скользит по моей щеке кончиками пальцев, вызывая во всём теле неконтролируемую дрожь. - Что ты делаешь? – слова приходится буквально выталкивать из себя, поскольку в голове сплошная чехарда. Вместо ответа только что ласкавшие кожу пальцы внезапно вцепляются в мой подбородок и жёстко вздёргивают повыше. Себастьян тяжело дышит, глаза напротив загораются двумя яркими факелами, вызывая озноб во всём теле и тяжёлое предчувствие опасности. - Вы не оставили мне выбора, господин, - с сожалением в низком баритоне горячо выдыхает мне в лицо дворецкий, наклоняясь всё ниже. И тут на меня обваливается гранитной скалой осознание намерений демона. Он пришёл за обещанной когда-то платой – моей душой – и хочет получить её прямо сейчас. Разумеется, я готовился к этому моменту с самого начала заключения сделки, но теперь, когда он настал, уверенность в своём решении отдать долг уже не так тверда, как раньше. Я не хотел тогда задумываться, как это произойдёт, будет ли больно, или же я просто усну и никогда больше не проснусь, а может демон варварски разорвёт мне горло и выпьет то, что ему нужно, вместе с кровью. Страх подбирается тихо и незаметно, сковывая внутренности трескучим льдом. Да, мне страшно, только дураки не боятся смерти, но я не могу позволить себе потерять лицо, поэтому, вдохнув поглубже, надеваю самую лучшую маску невозмутимости и закрываю глаза. Жду неизбежности в кромешной тьме. Расслабляюсь. Я считал, что так лучше всего получится отрешиться от надвигающейся участи, но, оказывается, гораздо хуже. Ожидание смерти хуже самой смерти. Ведь после неё нет ничего. Время тянется, тает, размывается, складывается в секунды, а секунды - в минуты, споро подтачивающие стержни моего терпения и выдержки, стирая их в колкую пыль. - Я готов, Себастьян, - решительно роняю я, ожидая наихудшего расклада с разодранной глоткой и морем алой крови на белых простынях. Не вижу, но чувствую шевеление рядом, скулы касается лёгкое колыхание воздуха, будто невесомое дыхание. И… Ничего. По-прежнему ничего не происходит, я жив и вполне здоров. Да что же это за издевательство такое?! Могу я умереть спокойно или нет, почему он медлит? В раздражении открываю глаза и тут же наталкиваюсь на неправдоподобно неуверенный, болезненный, потухший взгляд, полный невыразимой муки и внутренней борьбы. Уголки тонких, почти всегда изящно изогнутых в ухмылке или полной превосходства улыбке, губ опущены, а сами они скорбно поджаты. Я не чувствую облегчения, скорее разочарование и ещё что-то, не поддающееся анализу. Может быть это сожаление об упущенном времени и возможностях, а может о несбывшихся грёзах или ещё что, но отчего-то становится так тоскливо. Я понимаю, что уйду из жизни совсем юнцом, так толком не познавшим не только тепла родительской любви, но и другой, не платонической, а вполне телесной. Пребывание в борделе растормошило, разожгло что-то дремлющее и большое, и оно настойчиво просит о чём-то, что за гранью моей морали. Становится так горько и грустно за свою несостоятельность, что возникает настолько яркое желание хотя бы перед отходом в мир иной ещё раз ощутить, что значит поцелуй и сопровождающее его невероятное чувство эйфории. Ещё разок. Последний. Ведь всё равно о моём грехе никто не сможет узнать, а что неведомо другим – не имеет места быть. Пусть чёртов демон забирает душу, но только после моего последнего желания. Имею право! И я тянусь вперёд, поражаясь собственной храбрости, обхватываю крепкую, но изящную шею и целую сжатые в полоску губы. На какое-то время Себастьян будто каменеет, напрягается всем телом, не отвечая на мои посягательства, вызывая острое разочарование и негодование – раньше он был настроен гораздо активней – но уже в следующую секунду, когда я отстраняюсь, он притягивает меня обратно и отвечает с неистовым энтузиазмом, видимо, придя в себя от изумления. Он быстро перехватывает инициативу, и роль ведомого теперь отводится уже мне. Будто прочтя мои мысли, Себастьян то ласково скользит по моим губам языком, то прикусывает острыми зубами, перемежая боль с нежностью, словно показывает варианты близости со всех ракурсов: есть боль и давление, а есть ласка, терпение и сладость томления. Под то чуткими, то болезненными знаками внимания постепенно теряю связь с реальностью, всё глубже погружаясь в мир искушения, желая выяснить как можно больше подробностей о новом для себя занятии. О, как оказывается волнительно чувствовать чьё-то дыхание и познавать гладкость кожи, упругость скрытых раздражающей тканью мышц, перекатывающихся под ладонями, ставшими вдруг жадными до чужой плоти. Хотя почему чужой? Со всей ясностью, на какую сейчас способен отказывающий мозг, я понимаю, что ближе и родней, чем Себастьян, у меня никого нет, и теперь уже никогда не будет. Губы дворецкого, мягкие и гладкие, на этот раз с преувеличенной осторожностью целуют снова и снова, пока кожу не начинает саднить от длительного и непривычного сладкого истязания. А потом… Потом его язык скользит мне в рот, гладит кромку зубов и ласкает нёбо, отчего приходится запрокинуть голову и дышать, дышать, дышать, чтоб снова вернуться к прерванному, такому желанному занятию. И чёрт с ней, с моралью. О какой морали может идти речь, если я практически одной ногой на том свете. Только бы успеть познать, распробовать, понять каково это – любить. Стоп! Любить? Это слово застряло в черепной коробке и принялось со звонким эхом биться об стенки, как искра в бочке с порохом, грозя взорваться в любой момент. Откуда только взялась такая беспросветная глупость? Но отголоски засевшей в голове мысли цепко вонзились в подкорку, назойливо нашёптывая «любишь, любишь, любишь». Люблю? Вздор! Чушь! Неправда! Я не знаю как. И тут же тоненький внутренний голосок пищит в глубине сознания: «лжец, лжец, лжец!» Ты прекрасно знаешь, Сиэль, что без любви ревность не появляется. И тут яркими вспышками одно за другим всплывают воспоминания о жизни в борделе, о чувствах, возникавших каждый раз, когда пресыщенные одалиски проявляли внимание к моему дворецкому, или касались его. Жгучее и всеобъемлющее нечто разрастается в душе настоящим пожарищем, вот оно, неконтролируемое и жадное, стремящееся отвоевать законную добычу и никому больше не позволять прикасаться к ней, как дракон, стерегущий гору золота. Задыхаясь от нахлынувшего острого чувства ревности, сжимаю пальцы в тёмных волосах, притягиваю покорную голову ещё ближе и кусаю нижнюю губу, необъяснимо желая причинить боль тому, кто стал причиной моих собственных мучений. Кровь моментально заполняет рот металлическим привкусом, но Себастьяна это ничуть не смущает, кажется, он даже не замечает полученной раны, продолжая изучать меня языком, пока я не отстраняюсь, дрожа всем телом от звенящего в мышцах ноющего возбуждения. Волнующе. Чудесно. Сладко. Невероятно медленно демон обводит губы языком, слизывая кровавые следы недавнего безумства, и с нечитаемым выражением смотрит мне в глаза. Глубоко вдохнув, упираюсь спиной в изголовье кровати, откидываясь затылком назад и смиренно прикрывая веки. Жду, когда сердце перестанет трепыхаться в бешеной скачке, а мысли вернутся в подобие стройных рядов. - Я готов, - повторяю уже прозвучавшие некоторое время назад слова. - К чему, милорд? – вкрадчиво звучит низкий голос. - Ты ведь за моей душой пришёл, - утверждаю, не спрашиваю. – Правда, я рассчитывал, что это произойдёт несколько позже. - Вы действительно думаете, что теперь это имеет значение? – не совсем понимаю, что значит его вопрос. - Разве ты хотел чего-то ещё? - Кажется, да. Матрас подо мной смещается, и я ощущаю на своей неосознанно подставленной шее необыкновенные горячие губы. Глаза сами собой распахиваются, а горло готово издать самый непристойный из возможных звуков, который вовремя удерживаю еле обретённой силой воли. Тело инстинктивно выгибается навстречу, желая быть как можно ближе, приникнуть, впитать, слиться в единое целое с источником невероятного наслаждения, даримого так открыто и щедро. Жадно внимаю каждому движению, каждому вздоху, с готовностью отвечая, но внезапно руки Себастьяна оказываются под моей рубахой, ошеломляя совершенно новыми ощущениями. В испуге я подаюсь назад, удерживая запястья дворецкого вдали от своего тела. Ночные кошмары – кошмары ли? – решительно обретают материальность, ведь если быть до конца честным, то я совершенно не задумывался о том, что за поцелуями последует что-то ещё. Сны снами, но реальность – совсем другое дело! - Вы не должны меня бояться, господин, я никогда не сделаю вам больно - Себастьян берёт в свои ладони мои руки и успокаивающе поглаживает пальцы, подрагивающие от избытка эмоций, рвущихся наружу, как вода из прорванной плотины. Собираюсь возразить, но слова тонут в глубоком вдохе, когда его губы касаются мизинца, затем медленно перекочёвывают на подушечку безымянного, который исчезает во влажной глубине умопомрачительного рта. Иисусе, я никогда не подозревал, что у меня настолько чувствительные пальцы! Это зрелище столь необъяснимо волнующе и эротично, что любая куртизанка позавидовала бы. Пытаюсь отнять руку от жаркой глубины, но Себастьян сам отпускает меня с непристойным чмокающим звуком. - Хватит! – мой голос превращается в нечто сиплое и едва различимое, когда демон переплетает наши пальцы вместе. - А! Вы боитесь не меня, - он щурит свои пронзительные глаза и изучающе склоняет голову к плечу, - но боитесь того, что я могу с вами сделать. А ещё… От его проникающего в самую душу взгляда мурашки пробегают по коже и топорщатся волоски на всём теле. - Ещё вы боитесь того, что чувствуете. Боже, он что, мысли мои читает? Пытаюсь выдернуть свою руку из хватки демона, но не тут-то было, он только сильнее тянет меня на себя, пока я не оказываюсь полностью прижатым к его груди. О, это невероятное ощущение – чувствовать Себастьяна настолько близко, слышать его дыхание и запах кожи. От всего этого у меня начинает кружиться голова. - Не стоит страшиться, - тёплые губы почти касаются мочки уха, продолжая настойчиво шептать слова, которые с большим трудом достигают моего сознания. Чёрт, интересно, а знает ли Себастьян, что от его голоса у меня сами собой пальцы на ногах поджимаются? А от почти волшебных мурчащих интонаций в паху становится тяжело, отчего я старательно свожу колени вместе, лишь бы не выдать своего смущающего состояния. - Я не враг вам и не стану делать того, чего вы бы сами не пожелали, - его рука внезапно накрывает меня между ног прямо через ткань ночной сорочки, смывая все возражения потоком непередаваемых, совершенно новых ощущений. Накрытая наглой рукой плоть абсолютно бессовестно дёргается и твердеет ещё больше, обрекая меня на демонстрацию стыдливого румянца. Да в конце-то концов, что я теряю?! Это единственный мой шанс узнать, что значит быть с тем, кого любишь. Поэтому, пока не передумал, решительно хватаю Себастьяна за галстук и притягиваю к себе. Изумлённо приподняв брови, он падает на меня, успев упереться локтями в подушку, чтоб не придавить весом своего тела. Наши губы находят друг друга быстрее, чем я успеваю осознать это. Его ладони моментально пробираются по бокам, собирая ткань рубашки и, в конце концов, окончательно стаскивая её через голову. Прохладный воздух тут же принимается кусаться, набрасываясь на незащищённую кожу, но замёрзнуть я не успеваю, потому что сверху на меня снова опускается Себастьян, щекоча всё ещё неснятым фраком. Пальцы цепляются за раздражающую ткань, сводя с ума от чудовищной несправедливости – я полностью обнажён, а он в одежде, как лук в шелухе. В попытках исправить сие неравноправие бестолково царапаю крупные пуговицы, проваливаюсь в петли, тяну цепочку от часов, но добиваюсь в итоге лишь того, что мне на живот падает тикающий механизм, по температуре очень похожий на кусочек льда, от которого я вздрагиваю всем телом. Понаблюдав за моими попытками раздевания Себастьян тепло усмехается и, наконец, сам сбрасывает одежду. У него это получается настолько легко и грациозно, что я даже начинаю завидовать. В лунном свете его кожа почти светится мягким серебром, восхищая перекатывающимися при движении мышцами и упругим рельефом. Так и хочется прикоснуться к такому притягательному торсу, узнать каковы на ощупь эти идеальные формы, больше похожие на ожившую картину, чем реального человека. А может я снова сплю, и всё это только плод моего больного воображения? Будто уловив мои сомнения, Себастьян берёт мою ладонь и прикладывает к своей обнажённой груди, под которой ритмично бьётся сильное сердце. Кожа тёплая и гладкая, почти не отличается от моей, разве что более упругая благодаря жестким мышцам. Я провожу пальцами от ключицы к тёмному ореолу соска и с замиранием трогаю притягательную горошинку, мгновенно твердеющую прямо на глазах. Удивительно, невероятно, волшебно. Эти сложные ощущения настолько захватывают меня, что лишь спустя какое-то время замечаю, как тяжело начал дышать Себастьян. Поднимаю голову и мы легонько сталкиваемся с ним лбами, но никто из нас не торопится отстраняться, наоборот, его ладонь ложится на затылок, притягивая мою голову ещё ближе, и мы замираем, соприкоснувшись ещё и кончиками носов. Мы так близко и это невероятно волнительное чувство. Для меня вообще странно находиться с кем-то в такой непосредственной близости, но я не ожидал от демона настолько… сентиментальных действий. - Себастьян? – зову его, когда пауза слишком затягивается. - Одну минуту, милорд, это оказалось слишком… - он глубоко вздыхает и отпускает меня. - Что? - Не важно. Вы не передумали? Что? Передумать и отказаться от единственного шанса стать мужчиной?! Приподнимаюсь, обвиваю его за шею и с вызовом целую, неловко, неумело, наверняка он знал куда искуснее партнёров, чем я, и это безумно злит. Сминаю чужие губы, кусаю, но Себастьян, кажется, совсем не против, наоборот, он словно впитывает мои эмоции до тех пор, пока у меня не заканчиваются силы, тогда он укладывает меня обратно на подушку и буквально пригвоздив бёдра к постели, опускает лицо к моему животу. - Полагаю, это означает, что не передумали. Не отвечаю. Он долго осматривает мой живот, настолько долго, что становится неловко, и я начинаю непроизвольно елозить по простыне, но Себастьян неожиданно опускает голову и ныряет языком в пупок. Это оказывается так влажно и щекотно, что я захожусь смехом – господи, я боюсь щекотки! Не глядя, хватаюсь за первое, что попадается под руки, - а это очень удобные для моих целей волосы Себастьяна, - и стараюсь оттянуть его от слишком чувствительной точки своего тела. После нескольких безуспешных попыток я сдаюсь, обессилено опуская руки, и тогда мой мучитель поднимает на меня глаза, облизывая при этом губы с таким аппетитом, будто съел что-то невероятно вкусное. Замираю на полувдохе, такого выражения на лице своего дворецкого я не видел никогда, за чёрными сводами тонких ресниц плещется невозможная для демона нежность и теплота, которые он явно не пытается скрывать, хотя обычно его эмоции тщательно прикрыты либо снисхождением, либо насмешкой. Он подаётся вперёд, и наши губы снова встречаются, в который раз за этот вечер. Кое-кто явно любит целоваться. Впрочем, я, пожалуй, тоже. От количества новых, непознанных ощущений я растекаюсь бесформенной лужицей по постели, но тут ладонь Себастьяна накрывает пах, и я задыхаюсь от захватывающего меня томительного жара. Его губы жадно скользят по шее, пока настойчивые пальцы уверенно обхватывают моё естество, двигаясь вверх и вниз, собирают с головки выступившую влагу и размазывают по стволу, придавая остроту ощущениям. А всё, что могу я – это цепляться за его широкую спину в попытках не провалиться в беспамятство в самый неподходящий момент. Слишком много поцелуев, слишком много прикосновений, совершенно новых чувств, вообще всего слишком! От стонов уже болит горло. Не помню, когда я перестал сдерживать их, и они прорвались наружу, даже сам Себастьян пару раз издал невероятно приятные, рокочущие звуки, от которых кровь забурлила с новой силой. Возбуждение добралось до невероятных высот, ещё чуть-чуть, осталось совсем немного до уже знакомого благословенного освобождения, однако весь мой предыдущий опыт самоудовлетворения никогда и близко не приближался к тому, что я чувствую сейчас. Неожиданно Себастьян останавливается и с силой пережимает член у основания. - Нет-нет, милорд, не сейчас! Что? Что значит не сейчас?! Едва не хныкаю от горечи обиды, а он утешительно что-то шепчет мне в ухо. И хоть смысл слов я не понимаю, от его голоса действительно становится легче. - Ещё слишком рано, - отпечатываются на моих губах слова Себастьяна. – Я хочу кое-что вам показать. - Так показывай! – кричу, но на самом деле получается нечто булькающее и невнятное. - Не будьте таким нетерпеливым, всему своё время. Доверьтесь мне. Разочарованно закрываю глаза, чтоб успокоиться и отвлечься от скопившегося в паху болезненного ощущения, и когда у меня это почти выходит, сжимающая ладонь пропадает, сменяясь невообразимой влажностью горячего рта. Захлёбываюсь собственным возгласом, кусая указательный палец, а тело подбрасывает на постели, как от электрического разряда. Наверное, я бы вовсе слетел с неё, если бы не железная хватка Себастьяна, мигом вернувшего меня обратно. Невольно вспоминаю случай в коридоре и понимаю, что происходящее сейчас не имеет ничего общего с предыдущим опытом. Тогда Себастьян был груб, ошеломителен, почти жесток, сейчас же он медленно, изысканно и неотвратимо сводит меня с ума неспешными ласками. С трудом отличаю, куда пробирается невообразимо ловкий язык: то он широким мазком проходится по члену снизу вверх, то оглаживает головку, то ныряет под уздечку и тут же углубляется самым кончиком в маленькое отверстие, ослепляя и оглушая новыми ощущениями. Горло уже саднит от частого дыхания и почти непрерывных стонов. О том, чтобы держать рот на замке, я давно забыл, поскольку сопротивляться рвущимся наружу почти непроизвольным звукам фактически невозможно, хотя я честно пытаюсь. А затем все мысли, какие ещё оставались в моей голове, благополучно растворяются в потрясающем выплеске феерии и особенно громком вскрике, оказавшимся моим собственным. Перед глазами медленно проплывают целые галактики, сверкая вкраплениями многочисленных звёзд, погружая разум в посткоитальный транс. Я даже представить себе не мог, что моё тело способно чувствовать нечто подобное. Какого чёрта я был таким упрямым ослом и лишал себя всего этого?! Червячок морального облика делает попытку трепыхнуться, но абсолютная удовлетворённость давит на корню любые возражения. А потом сквозь густой туман в разум пробирается мысль: боже, я ведь сделал это прямо в рот Себастьяна! И он, чёрт побери, проглотил! Со стороны раздаётся какое-то странное шуршание, шевелиться абсолютно не хочется, как и выплывать из киселя полнейшей расслабленности, но любопытство перевешивает, открываю глаза и поворачиваю голову на источник звуков. Осоловелым взглядом окидываю идеальную фигуру роющегося в моей прикроватной тумбочке Себастьяна, не понимая, что он там забыл. Собственно, долго гадать не приходится, через секунду в его руке блестит стеклянным боком бутылочка с украденным когда-то маслом, и в моём сознании стыд борется с вызовом, окрашивая щёки непрошенным румянцем. Чёрт побери этого демона, он всё знал! Знал, чем я занимался почти каждое утро, а иногда и вечер. И кем я теперь выгляжу?.. Мои мысленные метания прерывает ласковое прикосновение к бедру. - Вам нечего стыдиться, - жарко выдыхает он в моё ухо, захватывая губами мочку. Кажется, это ещё одно из чувствительных мест, к которому мы оба неравнодушны. - Я так не считаю. Это унизительно, - после продолжительных стонов могу только шептать в ответ. Себастьян тяжело вздыхает и укладывается рядом, подперев голову одной рукой, а в пальцах другой ловко вертя открытый флакон. - Вы так считаете только потому, что мнение общества вам небезразлично, а оно вкладывает в умы людей придуманные ими же правила. Для вашего здоровья даже необходимо удовлетворять потребности плоти. В некоторых случаях сдержанность приводит к непоправимым результатам. - По-твоему, герцог Оуэн тоже должен был осуществить со мной свои желания? – злость во мне вспыхивает, как соломинка от искры. - Вообще-то я имел в виду взаимность, - невозмутимо объясняет Себастьян. – Полное доверие между партнёрами. Разве вам не понравилось то, что мы делали? Ещё как понравилось, но он же не рассчитывает, что я признаюсь в этом, верно? - Когда между людьми возникает обоюдное влечение, то их близость приобретает более полную окраску, меняется восприятие ощущений, которые не идут ни в какое сравнение с механическим совокуплением, даже если его дарит самая искусная куртизанка. - Могу представить, насколько у тебя богатый опыт, - вырывается язвительное замечание, от которого я не успеваю себя удержать. Внезапно он оказывается сверху, прижимая меня к кровати, так тесно, что я чувствую его возбуждение. Это странным образом смущает и одновременно заводит. Оу, а ведь удовольствие получил только я один. - На самом деле мне всё это было не интересно, пока не встретил вас, - и я вижу, как сверкают в темноте необычные глаза. Его губы на моей шее ощущаются, как молитва, как поклонение великой ценности, и я не верю, что могу быть этому причиной. Чувствую уже знакомое натяжение внутри, придающее твёрдости определённой части моего тела, ноги сами собой разъезжаются в стороны и обнимают бёдра Себастьяна, волной подавшегося вперёд, отчего у меня, кажется, искры из глаз начинают сыпаться. Он приподнимается, чуть смещается, возвращается обратно, и наши члены соприкасаются, вызывая полнейший восторг. Выгибаюсь навстречу, желая продлить это чудесное чувство. - Не торопитесь так, - едва понимаю его слова, у меня в голове сейчас полный хаос, будто кто-то сложил все мысли в сундук, а потом хорошенько его встряхнул, перевернув напоследок вверх дном. Цепляюсь за Себастьяна в попытках охватить всего и сразу, царапаю гладкую кожу на плечах, путаюсь в волосах и даже выдираю клок, когда скользкие пальцы дворецкого совершенно неожиданно ныряют гораздо ниже, пройдясь между ягодиц, прямо в ложбинку. Страх и понимание сковывают движения, а дыхание замирает. - Вам не нравится, - с сожалением шепчет Себастьян, тяжело вздыхает и медленно отстраняется. Я, наконец, вижу на его лице настоящие, неприкрытые эмоции, которые он позволяет увидеть именно мне, что не может не льстить. – Я ничего не сделаю без вашего согласия. Ничего не будет, пока вы сами не пожелаете. Его глаза сужаются в понимании. - И я не герцог Оуэн. Я никогда. Не причиню. Вам. Боль, - чеканит каждое слово Себастьян, словно высекая из гранита. – Вы сами решите чего хотите и когда хотите. Его рука поднимается к моему лицу и кончики пальцев, едва касаясь кожи, пробегаются по щеке. Так и хочется придвинуться ближе и прильнуть, полноценно почувствовать теплоту его ладони на себе. - И сколько ты будешь ждать? – с большим трудом удаётся сохранять глаза открытыми. - Столько, сколько потребуется, - твёрдо произносит он, продвигаясь пальцами ближе к волосам и потирая подушечкой большого скулу. Это так приятно, что хочется замурлыкать от удовольствия и согласиться на всё, чем бы это «всё» ни было. Однако в следующее мгновение контакт исчезает, а демон отодвигается. Острая пустота и глубокое разочарование захлёстывают меня, заставляя податься следом. Повинуясь инстинктивному импульсу, хватаю Себастьяна за ускользающую руку, обнимаю за шею, наваливаюсь всем телом, и он безропотно поддаётся, падает на кровать, и теперь уже я оказываюсь сверху сидящим на его бёдрах. - Но дело в том, - с трудом перевожу дыхание, потому что оно почему-то становится тяжёлым и глубоким, - что я сам не знаю, чего хочу. Глаза Себастьяна сверкают надеждой, а рука скользит по моей ступне. - Могу я предложить начать с малого? У меня вырывается слабый смешок. Он глотал моё семя, разве это похоже на «мало»? Однако, несмотря ни на что, согласно киваю. - Дотроньтесь до меня, я не кусаюсь, - низко рокочет Себастьян, вызывая одним только голосом сладкую тягу в мошонке. Кладу ладони на грудь, наслаждаясь её упругостью и теплотой, уверенным сердечным ритмом. Хочу сделать ему что-нибудь приятное, но глядя на темнеющие в неверном лунном свете ореолы сосков, понимаю, что совершенно не представляю, как нужно поступать дальше. Старательно вспоминаю, что делал со мной сам Себастьян и неуверенно веду руками ниже, наблюдая, как от дыхания вздымается грудь и плавно играют рельефные мышцы торса. Отсчитываю пальцами каждое ребро, поднимаю взгляд, чтоб оценить реакцию подопытного, и встречаюсь с пронзительными глазами, с любопытством наблюдающими за мной. Чувствую себя неловко, но всё же продолжаю своё исследование, постепенно пробираясь к пупку, от которого вниз стекает дорожка тёмных волосков. Меня охватывает первобытный азарт и прежде, чем понимаю, что делаю, запускаю пальцы в оказавшийся довольно мягким и приятным на ощупь пушок. Относительно мирно покоившийся до сих пор внушительных размеров член дёргается, приподнимается, вгоняя меня в краску, и буквально на глазах увеличивается в размерах. Почти бессознательно протягиваю руку и касаюсь блестящей гладкой головки, обвиваю пальцами твёрдый ствол, оценивая, как он лежит в ладони – совсем не так, как мой собственный. Ощущения довольно необычные и странные, но никакой брезгливости не чувствую. И почему мне казалось раньше, что это мерзко? Можно даже сказать приятно. Особенно приятно, когда проведя несколько раз ладонью от основания к головке, слышу слабый выдох. Не поднимаю голову, я слишком увлечён своим новым занятием, ведь это так захватывающе – видеть, как от растущего напряжения выступает на бедре толстая вена, как подрагивает от каждого движения плоский живот, как на кончике появляется прозрачная капелька смазки. Всё это вместе будоражит моё эго, ведь именно от моих действий с Себастьяном происходят такие изменения. Но я и сам начинаю возбуждаться. Снова. Внезапно он резко втягивает носом воздух, глухо рычит и поднимается, усаживая меня к себе на бёдра, и наши члены соприкасаются так тесно, что голова идёт кругом. Обнимаю его за плечи, утыкаюсь носом куда-то за ухо, вдыхая аромат волос, и зажмуриваюсь от удовольствия, сопровождаемого лёгким движением таза навстречу. Низ живота снова будоражат волшебные фейерверки, и Себастьян зажигает их, кладя ладонь на наши члены и крепко сжимая их в кулаке. Вскрикиваю и безудержно толкаюсь в блаженную тесноту, не веря, что может быть так… «хорошо» - не совсем то слово, которое может передать весь спектр ощущений, накрывающих меня, как волна цунами. Бёдра почти непроизвольно подаются вперёд и назад, подстраиваясь под движения ладони Себастьяна, и через какое-то время мы находим общий ритм. Он кладёт другую руку мне на спину, притискивая к себе вплотную, и я не выдерживаю – зубы сами впиваются в изгиб между плечом и шеей, прокусывая кожу до крови, но, испугавшись своего безумия, тут же отклоняюсь назад, чтоб оказаться в ещё более твёрдой хватке моего дворецкого. - Тшш, всё хорошо, - шепчет он ласково, перебирая пряди у меня на затылке. – Всё в порядке. Можете делать всё, что захотите. Он ослабляет захват и опускает меня спиной на постель. - Похоже, для вас этого пока слишком много. Позвольте попросить вас перевернуться на живот. После некоторых усилий, которые пришлось применить к ставшему совершенно непослушным телу, я выполняю просьбу. Оказавшись на животе, становится несколько неспокойно, поскольку я не вижу, что делает Себастьян, но расслабляюсь, когда обе его руки опускаются на мою спину, оглаживают лопатки и легонько сминают плечи. От избытка возбуждения трусь об простыни оставшимся без внимания членом, но демон не позволяет, сразу же сжимая мои бока и подтягивая их вверх. Приходится встать на колени и упереться локтями в подушку. Честно говоря, такое положение обескураживает ещё больше, я чувствую себя слишком открытым, выставленным напоказ, а если подумать, какой вид сейчас представляется Себастьяну, краска стыда мгновенно приливает к щекам. Широкая ладонь успокаивающе ложится на поясницу и скользит вверх, пересчитывая позвонки. - Я хочу, чтобы вы поняли, насколько восхитительны, - к огромному изумлению чувствую, как мягкие губы целуют кожу чуть выше крестца. – Разумеется, мне доставляет определённое удовольствие наблюдать, как вы смущаетесь, но сейчас не тот случай. Мне придётся объяснить некоторую разницу в близости между мужчиной и женщиной и двумя мужчинами. В первом случае у вас есть некоторый опыт, изъятый из случайного наблюдения во время нашего расследования. Закусываю губу, вспоминая подсмотренную запретную сцену, но Себастьян отвлекает меня, пробравшись рукой под живот, осторожно тянет назад. Оказывается, демон успел поменять положение, теперь он сидит на пятках, а я прижат спиной к его груди. Да, так гораздо удобнее, можно даже положить голову ему на плечо – что я и делаю - и ощутить исходящую от крепкого тела силу. - Но в нашем случае я поведаю о втором варианте, - голос Себастьяна льётся ровно и спокойно, передавая и мне свою уверенность. – Наверное, я должен был с этого начать, но когда вы рядом, со мной происходит что-то очень странное. Последние слова взращивают в моей душе росток сладкого блаженства, пускающего корни в самое сердце, забившегося чаще, чем нужно. - Мужчины устроены не так, как женщины, но у них тоже есть центр удовольствия, которого нет у прекрасной половины человечества. В традиционном смысле, - голос Себастьяна понизился до томного урчания. - И где же он? – что-то мне подсказывает, что демон ждал именно этого вопроса, уверен, он сейчас улыбается мне в макушку во все тридцать два зуба. - Я могу показать? Что-то в его тоне меня настораживает, но я всё же неуверенно киваю. Покоящаяся до сих пор на животе рука перемещается на грудь, а другая медленно спускается по бедру, оглаживает ягодицу, – мышцы сразу же напрягаются, - осторожно углубляется в ложбинку и касается скользким пальцем панически сжавшегося ануса. Скользким? Он что, успел воспользоваться маслом?! - Тише, тише, милорд, дышите, сделайте вдох, - нежно обнимает меня Себастьян, но рука так и остаётся у меня между ног. – Теперь выдох. Ещё раз. Помните, я ничего не сделаю без вашего позволения. Подушечкой указательного пальца он осторожно гладит сжавшиеся мышцы, посылая покалывающие импульсы в слегка опавший член. - Я введу палец внутрь и дотронусь до железы, благодаря которой мужчины испытывают удовольствие, занимаясь любовью друг с другом. Обещаю, вы не почувствуете никакой боли. Вопрос в том, позволите ли вы мне продолжить? – честно говоря, всё моё внимание сейчас сконцентрировано на одном-единственном месте, где прикосновение ощущается слишком интимным, слишком откровенным, слишком острым, поэтому киваю я скорее по инерции, чем осознанно, но поняв это, уже поздно что-либо менять. Себастьян прижимает меня к себе ещё теснее, и кончик намасленного пальца скользит внутрь. Ошеломлённо замираю, задерживаю дыхание, прислушиваюсь к своим ощущениям, находя их вполне приемлемыми, если не считать, что это самое странное, что случалось со мной за всю недолгую жизнь. Палец немного смещается и покидает меня, а затем возвращается, но не проникает внутрь, а надавливает на вход, разминает его, так, будто в этом нет ничего особенного, как если бы я находился на сеансе массажа. Себастьян добавляет масла, наливая его прямо на спину, и собирает стекающие струйки, размазывая по ягодицам, яичкам и члену, возвращая ему твёрдость. Через какое-то время, кажется, начинаю привыкать к его действиям, и когда я расслабленно прикрываю веки, палец неожиданно входит глубже, проворачиваясь внутри, и задевает что-то невероятное, от чего у меня ноги начинают неконтролируемо дрожать, а в животе зарождается нечто абсолютно новое, не похожее на уже испытанное удовольствие. Себастьян смещается, продвигаясь ещё дальше, я даже чувствую его ладонь, прижавшуюся ко мне сзади. Он что-то поглаживает там, внутри, и я превращаюсь в его руках в музыкальный инструмент, моё горло само по себе исторгает незнакомые хрипящие звуки-стоны, потому что удерживать в себе всё, что я ощущаю, невозможно. Я словно заживо сгораю в охватившем меня огне и возрождаюсь из пепла, как мифический феникс, запоминаю каждое невероятное мгновение и хочу знать ещё больше. - Тише, тише, - шёпот Себастьяна медовым нектаром расползается по затылку. – Наклонитесь вперёд, пожалуйста. С непристойным энтузиазмом исполняю просьбу и вновь упираюсь локтями в подушку, но уже не испытывая ни стыда, ни угрызений совести. Знаю только, что хочу опробовать эти удивительные ощущения ещё раз и сам подаюсь назад, когда изумительный палец возвращается на место. К моему удивлению, он уже не один: к нему присоединяется средний, подстёгивая ощущения дополнительным растяжением. Не найдя в этом ничего плохого, подаюсь назад в поисках нового взрыва и охаю от ещё одного импульса чистого удовольствия. О, боже! Это невероятно, и я хочу ещё. Улавливая мои желания, Себастьян сгибает внутри пальцы, потирает заветное место, вынуждая меня стонать в полный голос. Хватаюсь за подушку, как за спасательный круг, кусаю уголок в попытках заглушить неконтролируемо изливающиеся из моего горла звуки, хотя меня, наверное, даже так слышно на другом конце поместья. Надеюсь, у моих слуг крепкий сон. В конце концов, утыкаюсь лицом в наволочку, не в силах совладать с обрушившимся на меня шквалом ощущений, и протяжно всхлипываю. Неожиданно пальцы останавливаются и медленно покидают моё тело, оставляя чувство пустоты. Отклоняюсь назад, в попытке вернуть утраченное удовольствие, сопровождая движение позорно тонким хныканьем. Сильные руки бережно обвивают мою грудь, приподнимают и переворачивают, усаживая на колени Себастьяна с такой лёгкостью, будто я вовсе ничего не вешу. Хотя для демона это точно не проблема. Находиться лицом к лицу оказывается довольно смущающе, поэтому быстро прячу нос в густых волосах, обняв своё наваждение обеими руками за шею. Глубоко вдыхаю, наслаждаясь умиротворяющим приятным ароматом и запускаю пальцы в чёрные пряди. Рыкнув что-то, Себастьян кладёт широкую ладонь на наши напряжённые члены, на этот раз двигая кулаком резко и быстро, что оказалось не менее волнительно, чем медленный процесс. А когда он начинает толкаться бёдрами навстречу, у меня непроизвольно получается отвечать тем же. С каждым движением в паху разливается удивительное тепло, которое хочется ощущать снова и снова. Никогда бы не подумал, что когда-нибудь буду наслаждаться прикосновениями к телу мужчины, но это так, и с каждым толчком я хочу быть ещё ближе, прижиматься ещё теснее, пока не стану с ним одним целым. Буквально оплетаю его руками и ногами и слышу одобрительное урчание, заглушаемое поцелуем в шею, от которого внутри всё трепещет. Постепенно тепло превращается в жар, расползающийся по венам ко всем конечностям, размягчающим, кажется, даже кости и с восторгом понимаю, что с Себастьяном происходит нечто похожее. - Господин!.. – глухо шепчет мне в ухо и притискивает меня к себе ещё сильнее, зажимая между телами наши эрекции, мокрые от масла и естественной смазки. Внезапно придерживавшая меня под спину рука сползает ниже, и два пальца безошибочно находят не ожидавший вторжения вход, проникая на всю длину и попадая точно по волшебной струне. Это выше моих сил. Возбуждение, достигшее пика с двух сторон одновременно, выплёскивается жемчужными каплями на наши животы и ласкающую руку в сопровождении моего вскрика. Через несколько движений вверх и вниз наступает очередь Себастьяна излиться двумя вязкими струйками семени, дополнившими общую картину. Обмякнув на нём, как на плюшевой игрушке, отстранённо отмечаю неторопливо выскальзывающие из меня пальцы, ласково огладившие напоследок бедро и нашедшие свой приют на неуклюже откинутом колене. Всё тело бесконтрольно подрагивает от резко схлынувшего напряжения, кажется, что каждая мышца сокращается, приводя к полному изнеможению. Несколько минут мы сидим в полнейшей тишине, приходя в себя, не в силах расцепить объятия, но потом Себастьян всё-таки шевелится и трётся носом о мой висок. - Милорд, - лениво тянет он гласные. - Мм? – говорить сейчас совершенно не хочется. С большим удовольствием я бы сейчас уснул, прямо так, переплетённым с любимым демоном в одно существо, не открывая глаз, как минимум, до следующего тысячелетия. Хм, я действительно подумал о нём, как о любимом? Брось, Сиэль, хватит уже врать самому себе и признай, что он тебе гораздо дороже, чем хочешь показать. - Вы до сих пор считаете, что делить постель с мужчиной неестественно? Неестественно? Не знаю, мне вообще сейчас кажется, что в мире нет ничего правильней, чем ощутить губы Себастьяна на своих сию же секунду. Именно это я и воплощаю в жизнь, целуя невероятно восхитительный рот. Крепкие руки трепетно обнимают меня за талию и мы плавно опускаемся на постель, точнее, дворецкий ложится на спину, а я на его грудь, распластываясь сверху. - Полагаю, это значит «нет»? – мурчит он мне в висок и тут же целует его. - Значит, нет, - подтверждаю, глубоко и расслабленно вздыхая. – И я хочу повторить прежде, чем ты заберёшь мою душу. - Думаю, с первым проблем не будет, а с последним можно немного подождать. - Хорошо. - А как же леди Элизабет? – слишком равнодушно, на мой взгляд, задаёт он вопрос. - Уверен, ты что-нибудь придумаешь. Себастьян не отвечает, только усмехается мне в ухо и сильнее, я бы сказал собственнически, прижимает к себе. Я совершенно не против. Несмотря на то, что тело демона гораздо теплее, чем казалось раньше, кожа обнажённой спины начинает остывать, вызывая неприятные ощущения, и я вздрагиваю от холода. Себастьян сразу же всё понимает и перекатывается на бок, укладывая меня рядом. Он что, собирается уйти? Протестующе мычу и вяло шевелюсь, однако мой дворецкий что-то успокаивающе бормочет, вытягивает из кучи снятой одежды свою рубашку и вытирает наши тела от следов недавнего безумства, а затем просто бросает её обратно, укрывает нас обоих одеялом и обнимает, целомудренно целуя куда-то в макушку. В уютном тепле и под защитой Себастьяна засыпаю быстрее, чем когда бы то ни было.*** Жаждущий
Наверное, я выгляжу глупо, но не могу ничего с собой поделать, проклятая улыбка так и лезет на губы сама собой. Особенно, когда рядом появляется господин. Он даже пару раз с подозрением на меня косился, но это не умаляет желания погружаться в поток воспоминаний о прошлой ночи. И об утре. Когда можно было без сопротивления брать то, о чём грезилось уже многие месяцы. Такой желанный, расслабленный, податливый, позволяющий сосать свой член так, как мне всегда того хотелось. Слушать рваные выдохи и старательно заглушаемые краем одеяла стоны не менее приятно, чем ощущать языком солоноватую гладкость твёрдого ствола, выплёскивающего своё удовольствие тугой струёй прямо в горло. К сожалению, долго нежиться в постели у нас не было времени, у его светлости была запланирована встреча с Её Величеством ровно в полдень. И сейчас я разбавляю скучное ожидание под дверью приёмного зала будоражащими воображение воспоминаниями. С другого конца холла раздаются чьи-то быстро приближающиеся уверенные шаги, и через несколько секунд я удостоен сомнительным удовольствием лицезреть самого британского пэра герцога Ловеля Оуэна. Увидев меня, он замирает в нескольких шагах, явно не зная как себя вести, определённо, этот человек узнаёт меня. Через несколько мгновений он делает шаг навстречу, вежливо кивает и приветливо улыбается, отчего его лицо становится похожим на морду бульдога. В этот момент дверь за моей спиной открывается, выпуская господина. - Идём, Себастьян, - говорит, величественно проходя мимо, но едва не спотыкается, встретившись взглядом с герцогом. Маленькие глазки жадно окидывают фигуру милорда, не успевая скрыть голодный блеск, выдающий все грязные желания пэра по отношению к высокомерно вытянувшемуся мальчишке. Совершенно дикий собственнический инстинкт так и подмывает закрыть милорда собой и оскалиться, подобно волчице, защищающей детёнышей от нарушителей границ её владений. Неоправданная ревность вгрызается в самоконтроль остро заточенными клыками, и мне приходится приложить немалые усилия, чтоб остаться на месте. - Приветствую, герцог Оуэн, - надменно, с толикой презрения кивает господин. - И вам здравствовать, граф Фантомхайв. Получили новое задание? – звучит до приторности слащаво, словно он одним голосом раздевает моего мальчика. Будто имеет на это право. Жаль, что я не свернул ему шею ещё в борделе. - Докладывал о старом, - невозмутимо отвечает милорд, - но вам вряд ли будут интересны подробности. Ничего особенного. Бордель. Куртизанки. Незаконная торговля интимными услугами несовершеннолетних. Содомия. Словом, не буду оскорблять ваш слух столь непочтенной историей. О, я готов рукоплескать многозначительному взгляду, которым одаривает мой господин герцога Оуэна! Тот изумлённо распахивает глаза, краснеет, а потом лицо его меняется, бледнеет, пока не приобретает почти землистый оттенок. Работа мысли определённо идёт ему на пользу. Герцог открывает рот, закрывает и снова открывает, но так и не издаёт ни звука. Затем переводит взгляд с милорда на меня и обратно, прослеживая обрисованные связи. К своему удовлетворению наблюдаю, как страх искажает черты оплывшего лица, добавляя ему серости. Господин же, полюбовавшись на произведенный эффект, гордо шагает мимо ошеломлённого Оуэна, гулко цокая каблуками. - Если вам дорога жизнь, то вы больше даже не взглянете в сторону моего господина, - доверительным шёпотом советую любителю юных мальчиков и спешу догнать своё сокровище, отмечая, как оставленный позади герцог тяжело рухнул на стоящую у стены лавочку. Но для меня он больше не имеет значения, важен только тот, кто уверенно идёт впереди, величественно выпрямив спину и широко развернув плечи, как истинный потомок своего рода, с лёгкостью преодолевающий препятствия на своём пути, чем бы они не оказались. Ведь за его спиной всегда буду стоять я.