i don't fucking care

      пейдж устает от отношений с гарри, от жестокости, от неопределенности, от всего, что окружает ее в богато обставленной, но до безумия холодной их с озборном квартире; пейдж не может покончить с этим, но она может сбежать. собрать вещи и вырваться из этого безумия хотя бы на неделю. купить подарки на рождество, заявиться к тете мэй, улыбнуться кривовато, но искренне, заключить женщину в объятия и слезы в себе держать, держать. это паркер может.       только вот учесть, что озборн никогда ничего и никого не отпускает — пит не смогла.       он заявляется ночью двадцать третьего, настойчиво стучит в дверь и питер понимает — попала. она для тети мэй выдавливает из себя улыбку, но выходит с натяжкой, на троечку. она говорит, что вернется через минуту, но в этом совершенно не уверена. она ватные ноги переставляет, и сердце в груди у нее грохочет в такт неистовым ударам кулака озборна по хлипкой деревянной поверхности.       дверь пейдж открывает со слезами на глазах.       — малышка пит решила спрятаться, ха? — издевательски тянет гарри, опираясь локтем о дверной проем. от него тянет спиртным и сигаретами. как обычно. он пьяный и неадекватный. как обычно. паркер бояться уже устала и потому даже голову не втягивает как обычно. только плечи свои обнимает худенькими руками и смотрит. смотритсмотритсмотрит. на гарри, честно говоря, смотреть противно, но взгляд отвести от него невозможно. иначе почувствует твой страх, как акула кровь. и пиши пропало.       озборн, впрочем, страх чувствует и без этих уловок. озборну, впрочем, глубоко плевать. он хватает пит за шею, большим пальцем удерживает подбородок и склоняется над ней, как над умирающим смерть. приоткрывает искусанные губы, которые на вкус как водка, прижимается к губам напротив, но не целует. коротко шепчет:        — моя.       — нет, — глухо, но твердо отвечает пит и хватается тонкими пальцами за запястье озборна.       озборн возражений не слушает и не хочет слушать. он языком проводит по нижней губе девчонки и толкается внутрь. хватка на шее пропадает, но дышать от этого паркер вовсе не легче. гарри целуется жестко, горячо, выжигая из легких кислород. питер думает, лучше бы он себя из-под ее кожи — из ее сердца — вытравил. питер одинокие слезы глотает в поцелуях, на которые не отвечает.       гарри же такое не нравится. гарри отстраняется, нетерпеливым жестом убирает волосы пит с ее крохотных плеч, обнажая по-птичьему тонкую шейку и выпирающие ключицы. он толкает девчонку в темную прихожую и прижимается губами к бешенно бьющейся на шее венке. широко мажет языком, прикусывает бледную кожу, оставляет подряд сразу несколько алых меток, вплавляет с поцелуями свою зависимость. грязно.       эти пошлые касания — грязно. эти отношения — грязно. этот чертов гарри озборн — грязно. он распространяется по венам словно инфекция. его не вывести антибиотиками. против него не придумали антидота. поэтому паркер решает сдаться ему.       — пусти, гарри, — шепчет пейдж, толкая сжатыми в кулаки ладонями в грудь.       — ты идешь со мной, — даже не вопрос.       — иду, — но девчонка все равно отвечает.       опускает голову низко так, чтобы скрыть пылающие губы и отвратительные засосы. быстро-быстро говорит тете о том, что надо ехать; что гарри в беде. плетет какую-то чепуху, но встревоженная мэй верит. пейдж не выдерживает и стремительно обнимает ее на прощание, прошептав, что любит, а затем подхватывает пальто с вешалки и бросается на улицу. на улице стоит гарри, курит нервно, но завидев девчонку тянет губы в полуулыбке. питер думает, что он выглядит зловеще. питер мысленно поправляет себя: он выглядит как наркоман, у которого началась ломка. только вот даже зависимость эта — неправильная. озборн одержим малышкой пит в большей степени, чем героином.       гарри, вообще-то, времени зря не терял. такси вызвать успел, сигарету скурить, мысленно отыметь паркер. дважды. садясь в кэб, паркер чувствует, что хочет сбежать. снова., но потом вспоминает, что от гарри не сбежишь. и потому прижимается дрожащим телом к парню. цепляется пальцами за рукав пальто, шепчет в ухо «я не хочу возвращаться домой, гарри». и это ее «гарри» действует сильнее любого наркотика. озборн слабо кивает, но уверенным голосом диктует адрес какого-то дорогущего отеля. опаляет горячим дыханием ухо пит. отчего оно так обжигает?  может, лихорадка у гарри, а может, причиной тому градусы алкоголя, который озборн в себя накануне залил. думать не хочется вовсе. хочется мечтать о том, что добравшись до отеля гарри вырубится прямо на пороге. рухнет на пол, и все, что останется паркер — дотащить парня до кровати и свалить к чертовой матери.       но в отеле гарри не вырубается. этой ночью пейдж не возвращается домой.

***

      — пейдж, милая, что такое? что случилось? — в голосе у тети мэй столько тепла, столько заботы, что сердце пит крошится и оседает удушливым пеплом в легких.       хватает обеспокоенного взгляда и ласкового объятия, чтобы девчонка обняла тетушку в ответ и разрыдалась. громко, надрывно, безумно. хватает нежного прикосновения к уродливым синякам на запястьях и ключицах, чтобы паркер наконец призналась, что ее изнасиловали.       в то утро мэй плачет вместе с питер, а гарри молча наблюдает за этим, редко вставляя обжигающие ремарки «мне очень жаль». в то утро ни паркер, ни озборн не признаются, что синяк на лице у гарри не от рук насильника, от которого он пытался защитить пит, а от рук жертвы. в то утро ни паркер, ни озборн не признаются, что гематомы, сложившиеся созвездиями на теле питер — метки, оставленные гарри. в то утро мэй не узнает, что гарри впервые изнасиловал пит. она никогда не узнает.       не узнает и то, что в прошлое рождество, когда у озборна диагностировали рак крови, питер молилась, чтобы он жил; и она плакала от счастья, узнав, что анализы были перепутаны. не узнает, что в это рождество питер потеряла веру, перестала молиться и плакала от боли, жалея, что диагноз не подтвердился.