Высокая худощавая фигура в длинном пальто показалась в раскрытых дверях Раттледжа. Отделаны они были в готическом стиле, как и всё мрачное здание, фоном которого, служили летающие кругом вороны и бьющая в разные стороны сокрушительная, громогласная молния. Непрекращающийся назойливый ливень изгадил черный зонт, из-за чего молодой человек нервозно, несколькими яростными взмахами руки стряхнул с него капли. Бинты, к счастью, оказались нетронутыми влагой на израненном ожогами лице. Вечно хмурые пасмурные глаза презрительно оглядели впервые посещенную больницу: ничего выделяющегося и привлекательного. Тем же лучше, подумал он. Именно в таких грязных, скудных, богом забытых местах обитают неуравновешенные немощные овощи, нуждающиеся в «особом» лечении доктора Викториано.
Обшарпанная зеленая краска сыпалась с холодных бетонных стен на грязный, заляпанный в некоторых местах кровью пол. В огромных коридорах находилось по две лампы, одна из которых, по закону жанра, обязательно тревожно мигала, когда чувствовала приближение живого существа, из плоти и крови, которого так легко напугать, внушить, что в неосвещенном углу подстерегает жуткий монстр. Крики, стоны, мычания от боли и страданий нескончаемым эхом разносились в лечебнице для душевнобольных.
Здесь все равны и каждый имел право быть заключенным в палате с мягкими стенами, одетым в смирительную рубашку с кожаными ремнями на застежках. Только некоторые психи спокойно разгуливали вне клетки, гордо именуя себя «санитар» или же «доктор». Управляя другими, утратившими всякую ясность мысли людьми, они обращались с ними, как с животными, проводя различные ужасающие, отвратительные процедуры, только усугубляющие душевное состояние.
Врачам все сходило с кровавых рук. Раттледж просто так не посещали, ничего не могло быть раскрыто, никакая информация не могла просочиться в лондонские газеты. Ледяные толстые стены скрывали кишащее внутри безумие от внешнего мира.
Лечебницу часто посещали знатные, важные люди, готовые заплатить за совершенно невменяемого пациента большие деньги. Страдальцы для подобных монстров являлись кусками расходников; с ними можно совершать все, что угодно, для любой выгоды. Кому нужен свихнувшийся, абсолютно не видящий различия меж реальностью и вымыслом идиот? Вероятно, ученым, желающим достичь совершенства в науке и познать тайный, скрываемый в человеческом мозге потенциал. Желание взять контроль, высечь до идеала общество, подчинить себе разумы, — все неизбежно вело к мировому господству. Какому человеку не вскружит разум подобная идея? Психически здоровому, ответите вы?
Стук отполированных, вычищенных до блеска черных туфель морозным эхом разлетался по зданию. Держа сложенный зонт в руке, словно трость, Рубен оглядывал многочисленные коридоры, воплощающие собой запутанный лабиринт. Позади послышался мужской низкий голос, обращенный к нему.
— Иди сюда, Марсело, — прохрипел парень в ответ, замедлив шаг.
Он с особым вниманием всматривался в зарешетчатые окошки палат.
Белый, обжигающий свет резанул по глазам. Привыкнув, доктор смог разглядеть очертания сумасшедших.
От стен отлетали сумасбродные, наполненные болью крики. Жуткие, испещренные извращения, похоти, злобы, омерзения и настоящего безумия сцены. В опаленной тем же безрассудством душе подобные зрелища вызывали, напротив, наслаждение и упоение. Рубен с вожделением проникался атмосферой бессилия и беспомощности. Подобные картины вызывали в темной душе чувство бескомпромиссного превосходства. Он считал себя богом, владельцем жизней и судеб.
— Извините, но осмотр пациентов проводится исключительно работниками больницы.
Перед Рубеном появилась медсестра в испачканном белом фартуке, платье и шапочке. От нее исходил запах мочи. Видимо, только что опустошала утку.
Викториано исподлобья взглянул на неопрятную, похожую на щетинистого кабана женщину. Ее засаленные волосы торчали из-под шапочки, на затылке завязанные в пучок. Он промолчал, отведя полный неприязни взор. За него ответил подоспевший запыхавшийся Хименез, попутно поправляя пальто.
Молодой доктор направился в противоположное крыло здания, осматривая содержимое и стараясь как можно больше запечатлеть в памяти. Жуткие, мрачные и неухоженные виды вдохновляли его на новые идеи для собственных ужасающих произведений.
Рубен заметил впереди дверь, освещенную темно-зеленым светом, над которой висела табличка, гласящая: «Электрошоковая терапия». Из кабинета слышались сдавленное мычание и неразборчивое бормотание как минимум двух людей. Он не спеша подошел ближе. Подсмотреть не удалось — дверь плотно закрыта. Зато подслушать оказалось вполне возможным.
— Она никогда не перестанет упрямиться.
— И ей ничего не поможет.
— Упертая… как… как…
— Как кот.
— Коты не упертые, они наглые.
— Тебе по чем знать?
— По опыту.
— А почему не по полу?
— Потому что мы стоим на нем, идиот.
— Разве? Я думал, это потолок…
— Я тебе сейчас как дам…
— Подарок? Спасибо, не стоит. У меня нет ничего для тебя взамен.
— Безумец. Закрой свою пасть. Она просыпается.
— Противная девчонка.
Отчетливо раздался щелчок повернутого рычага. В тот же момент послышался треск, который длился всего секунду, но засел в мозгу надолго, как и последующий молодой женский крик, наполненный невыносимой горечью и ужасной болью. По спине Рубена пробежались мурашки, он в тотчас попятился от двери, испытав странные эмоции, скручивающие все внутри в одну массу, которая все сильнее сжималась от воплей и плача за дверью комнаты. В сознании невольно прорисовывались до мельчайших деталей моменты, творящиеся внутри.
Душераздирающий крик показался ему до невыносимости знакомым. Призрак из прошлого, он вгрызся в уши, заставляя мозг полностью отключиться от реальности и впасть в кататонию. Воспоминания издевательски вскрывались мучительными ранами, приносившие ему слишком много скорби и тоски. Он долгое время хранил их глубоко внутри, в надежно запертом от всего мира сейфе. Лишь этот крик смог с треском разломать все замки, расшифровать все коды, получить доступ к неприступному мозгу Рубена, центру всех темных, мрачных мыслей. Все, что он старался забыть, отрицать, запрятать как можно глубже, мощным потоком просилось вырваться наружу.
Голова закружилась. Ученый на пошатывающихся ногах поспешно отошел от двери. Он прислонился забинтованной рукой к стене. Вновь посыпалась засохшая краска, разбиваясь о ледяной пол. Следом вниз полетел зонт, что Рубен не смог удержать тонкими трясущимися пальцами. В глазах все размывалось. Живот скрутило, и парень почувствовал рвотный позыв. Крик все не прекращался.
— Рубен? Рубен, ты в порядке? — К нему подошел Марсело.
Викториано с усилием спокойно кивнул.
— Присмотрел уже кого-то особенного?
— Возможно.
***
Туманные зеленые глаза не смыкаясь глядели на растрескавшийся, сырой, местами обвалившийся потолок. Синяки под глазами свидетельствовали о том, что веки не смыкались всю ночь, только изредка, когда приходилось прятаться от темноты и от обитающих в ней чудовищ. Она была беспомощна перед собственными кошмарами. Во мгле ее сознания гораздо не безопаснее, чем наяву.
Мертвенно-бледное лицо не выражало никаких эмоций. Впалые щеки, практически бесцветные засохшие тонкие губы не открывались, казалось, целую вечность. Девушка издавала порой лишь мычания и отстраненные звуки. Из-за этого ее никто не понимал. Если бы она еще понимала саму себя.
Гром с грозой за окном пугали пациентов, находившихся в других палатах, но ее ничего не беспокоило. Взгляд сфокусировался на стекающих по стеклу каплях дождя. Точно слезы, они все скатывались вниз, позже ударяясь о землю и разлетаясь на тысячи хрустальных осколков. Девушка желала заплакать вместе с темно-серым Лондонским небом, тем самым хоть немного освободить душевный груз. Если бы она вообще была способна испытывать рациональные эмоции.
Глубокая рана прошлого словно панцирь прятала Алису от злого внешнего мира. Скорлупа сдавливала ее, стискивала горло, когда Алиса хотела что-то сказать, связывала руки и ноги тугими ремнями. Однажды у нее получилось высвободить свое тело из собственных оков. Она напала на санитара. После чего ее облачили в смирительную рубашку. Снаружи ее все видели жертвой депрессии, посттравматического стресса и психоза. Но никто даже не догадывался, как усердно она борется с этим недугом внутри себя и желает лучшей жизни.
Металлическая дверь с продолжительным скрежетом отворилась. В палату вошел низкий пухлый мужчина с очень угрюмой и неприятной физиономией. В коридоре стоял еще один, только гораздо выше и жирнее своего брата-близнеца. Он не входил, так как дверь палаты была для него чрезвычайно маленькой.
— Погляди-ка, спит.
— Глаза открыты, идиот.
— Но она не слышит. Умерла?
— Если бы. Дышит.
Алиса пропускала их разговор мимо ушей, продолжая смотреть в окно. Сфокусировав свое внимание на небе, она заметила клубы черного дыма вдали. Черный смог струйками выплывал из многочисленных труб, отравляя собой воздух.
— Просыпайся, дурочка.
Девушка увидела перед собой руку с короткими пухлыми щелкающими пальцами. Алиса плавно перевела безразличный и холодный взгляд на хозяина руки.
— О, реагирует.
— Доктор Уилсон сказал, что тебя нужно накормить. А если ты не будешь нас
слушаться, мы тебя можем наказать.
— Да-да. Наказать.
Оба брата плотоядно улыбнулись. Им было только в радость издеваться над пациентами. Алисе было все равно, и она отвернулась к окну от двух тупоголовых болванов.
— Как пожелаешь.
***
— Так скольких вы забираете?
— Ровно тридцать. Завтра утром сотрудники «Мебиуса» посетят вас. Им можно смело передать… груз.
Добродушное лицо доктора Уилсона скрывало очень много мрачных вещей, о которых даже не подумаешь, глядя ему в глаза. Напомнив о цене переезжающих на скотобойню безнадежных, не подающих малейших надежд на выздоровление пациентов, он со сдержанной улыбкой учтиво поклонился и попрощался с двумя учеными.
Двое шли по коридору, направляясь к выходу. Марсело что-то говорил, но Рубен не вслушивался. Он витал в своих мыслях, не находя покоя и ощущая разъедающее мозг необъяснимое тревожное предчувствие. Исполнение оного не заставило себя долго ждать.
Женский истеричный вопль вновь взбудоражил больницу. Алиса билась в попытках удрать от двух амбалов, что после электрического стула решили воспользоваться беспомощным положением и надругаться над девушкой. Подобное спровоцировало мощную психическую негативную реакцию. Она бешено отбивалась, верещала и кусалась. Одному из близнецов, низкому, она разодрала палец зубами, испачкав лицо и смирительную рубашку в крови. Второй занес массивный кулак для ответного удара, но его остановил неизвестный юноша с перебинтованными руками. Хриплым, угрожающе спокойным тоном он промолвил:
— Отойдите от нее, сэр. — Рубен вытянул руку, как бы заставляя полоумного санитара отойти назад.
Тот насупился и угрюмо отстранился, глянув на рыдающего в конвульсиях брата с прокусанной до сухожилия рукой. Алису насквозь пробивала дрожь, пока охрана уводила орущих близнецов. Рубен неспешно подошел к ней вплотную, склонился, и бережно убрал тонкими пальцами черные пряди с лица, не обращая внимания на испачканные кровью губы. Покрасневшие глаза угрожающе взглянули на него.
Воспоминания взбудоражили мозг. Юноша остолбенел, точно увидел перед собой призрака. Так сознание не обманывало его. Перед ним находилась то, что он так долго искал. Достойную оболочку для его любимой, потерянной в пожаре Лауры.
— Как же ты прекрасна… — прошептал Викториано, плавно стирая платком алые пятна на фарфоровой коже.
Алиса в недоумении нахмурилась и заметно притихла.
— Не волнуйся, я заберу тебя отсюда. Ты ведь хочешь этого?
Девушка неуверенно кивнула. Рубен ласково погладил ее по щеке, вызывая непонятные, доселе не испытываемые чувства в груди.
— Поехали домой.
