Твоё тело - машина

Больше не осталось ни одного нераспустившегося цветка. Подметив это во время утренних сборов, Грэйвс c дежурной лаской огладил упругие листики азалии и перед самым выходом подлил воды в поддонники. Персиваль спешил, потому как знал, что Криденс уже стоял у станка. Он приходил раньше всех, чтобы размяться и растянуться, отработать проблемные места. Как-то раз, когда Грэйвс застал парня в зале за разогревом, тот сказал, что дома у него нет станка, да и места не особо много, вот ему и приходится вставать ни свет ни заря, ехать на Манхеттен первой электричкой. Тогда ранним утром в репетиционном зале, где они были совершенно одни, Грэйвс первый раз улыбнулся Криденсу интимно, почти одними глазами и без тени светской вежливости. В ответ Криденс улыбнулся широко (у него очень красивая улыбка), а потом отвернулся к зеркалам, закусив губу (у него очень красивые губы). Вся эта история с цветком, встречей спустя несколько лет, а теперь – работой вместе была ужасно милой, романтичной, и Грэйвс, известный своей сдержанностью в выражении чувств вне сцены, был вынужден признать, что его цепляют короткие взгляды Криденса, смущённые улыбки, усердная работа на репетициях. Хороший мальчик, сильный и упрямый, с широкой душой. Он молчал, когда надо было молчать, шутил метко и вовремя, когда никто не ожидал, но шутка была нужна, как воздух, его профессиональный рост был наиболее заметным. Он был из тех, кто заслуживает большего, и если рвение Криденса в балете – дело рук Грэйвса, то последний был обязан как-то помочь. Если воплощение своих амбиций через другого человека вообще можно назвать помощью. По утрам они говорили. Персиваль давал советы, Криденс – слушал и уточнял, почти не смотрел в глаза, а мужчине хотелось этого ужасно. Они почти не касались личных тем, однако просто были рядом, звук их голосов повисал в наэлектризованном до звона воздухе. Движения. Дыхание. Грэйвс глядел на мальчика, не без удовольствия отмечая, как упоительно изящно тот начинал выполнять отдельные элементы, его ноги (очень красивые сильные ноги) постепенно становились лёгкими, точными, в этих ногах была музыка. - Знал, что ты будешь тут, - обозначил своё присутствие Грэйвс, остановившись на пороге зала. - Доброе утро, - отозвался Криденс. Он выглядел забавно: лежал в поперечном шпагате, прильнув к полу так, будто пытался расслышать какие-то звуки под паркетом. – Я взял вам кофе. - Очень мило с твоей стороны, но мог не утруждаться, - мужчина взглядом нашёл нетронутый стакан с крышкой, стоявший на стуле, на котором во время репетиций сидел хореограф. Скинув пальто на один из станков, Грэйвс взял трость за опорный конец, а резной рукояткой ткнул в место чуть выше поясницы Криденса. – Опять у тебя спина коромыслом. - Я стараюсь лежать прямо, - прокряхтел Бэрбоун, прогибаясь под нажимом трости. У них было ещё полтора часа до начала репетиции, чтобы разобраться со всеми ошибками Криденса. *** - Хочу просмотреть на твои руки. Покажи, как ты делаешь пор де бра, - приглушённо, но твёрдо попросил Грэйвс, оперевшись локтём на станок. - Какое именно? – спросил Криденс, плавно отходя назад. Шаг первый, шаг второй, третий – каждый в ладной, чуть приоткрытой третьей позиции, спина прямая. - Все, с первого по шестое, - отрезал Грэйвс, глядя прямо в глаза Бэрбоуна. Мужчина пригладил свои волосы и прервал зрительный контакт. В тишине зала можно было услышать, как Криденс сглотнул, замерев. Молодой человек вздохнул, расправил плечи, чуть поёрзав на месте, Персиваль снова посмотрел на него - теперь уже на руки. Грэйвс ударил тростью по паркету: - Начинай. Раз… два… три… четыре… пять… шесть… - стук, стук, стук, стук, стук, стук, руки, глаза, губы, руки… Пальцы Криденса, длинные, убийственно музыкальные, рассекали воздух медленно, плавя его, как тёплый нож - масло, и не успели руки парня опуститься на завершение такта, Грэйвс чуть стукнул его тростью по запястьям. - Остановись здесь. - Персиваль оторвался от станка и сделал широкий шаг к Криденсу, застывшему, словно собака, по команде. – Понял, в чём твоя проблема. У тебя суставы видно. – Больше ничего не сказав, мужчина за локоть повёл Бэрбоуна к другому концу станка, поближе к зеркалу. Бэрбоун только посмотрел вопросительно, с долей недоверия: «Как это «суставы видно»? Их должно быть видно, они же у меня есть!». Грэйвс хотел бы улыбнуться от умиления, но всё равно оставался немного холодным, потому как ещё не решил, хочет ли переходить черту или нет. - Повернись так, - Персиваль остановил Криденса, скорректировав прикосновением к его талии угол поворота относительно зеркала, - правой берись за станок, левой повтори исходную так, как ты её делаешь, - дождавшись исполнения просьбы, Грэйвс встал под тем же углом, что и Криденс, а затем поставил свою левую руку в исходную позицию. – Разницу видишь? - Эм, да, кажется, вижу. У меня суставы видно. - Криденс с трудом верил, что изгиб его руки не такой уж плавный, как ему казалось раньше. По сравнению с Грэйвсом его исходная позиция напоминала соединённые между собой недопрямые-недокривые линии. Стало вдруг очень стыдно, а потом стало ещё и жарко, когда Грэйвс ощутимо провёл ладонью по его руке от плеча до пальцев. - Ты держишь руку плечом и запястьем, а локоть как бы между делом сам сгибается. Так делать нельзя. Надо напрячь мышцы по всей длине равномерно, но не сильно. Попробуй. - Первая попытка Криденса Грэйвса не удовлетворила. – Да нет, по-другому. Давай так… - мужчина приблизился к Бэрбоуну вплотную, привстал на полупальцах здоровой ноги, чтобы сравняться с ним в росте, а потом совместил их руки. Грэйвс стал живым трафаретом для Криденса, «колодкой» для позиции. – Посмотри в зеркало. Видишь, моя рука стоит правильно? Вот сейчас ты сосредотачиваешься и вжимаешься в неё своей. Знаешь, как пары иногда лежат вместе? - Как маленькая и большая ложка? – перед глазами будто начали плыть цветные круги. Бэрбоун вошёл в состояние, близкое к сонному параличу, когда во время кошмара ты совсем не можешь шевелиться, и от этого становится ещё страшнее. Однако в действительности ничего кошмарного не происходило, ибо Криденс не мог двинуться от пьяного восторга, какой, наверное, испытывают щенки, балансирующие на кончике носа кусочек рафинада. Грэйвс дышал ровно, и молодой человек ощущал это тем местом за ухом, где кожа была наиболее нежной. Бэрбоун почти застонал. - Да, и ты сейчас маленькая. - Кивнул Персиваль, стукнув пальцами по пальцам Криденса. Ну, вот и стёрта грань, любимчик был определён сию же секунду, почти нечаянно. Грэйвс наслаждался своей свободой, возможностью прямо сейчас взять и прижаться губами к пульсирующей жиле на шее Криденса, потому что тот не откажет ему ни за что. Чужие плечи плотно прижимались к груди, бёдра искали прикосновения с бёдрами – тело Криденса не давало ни единого намёка на неприязнь. Мужчина дождался момента, когда танцовщик выставит руку в правильную позицию. – Молодец. Вот так бы с самого начала. – Мужчина бросил трость. – Подбери задницу и стой твёрдо, чтоб я мог держаться за тебя. – Освободившейся рукой Грэйвс перехватил Криденса поперёк груди. Продолжая стоять на полупальцах одной ноги, он словно подогнал тело Бэрбоуна под своё: выгнул его спину лёгким толчком в лопатки, поправил положение его ног прикосновениями своей «нерабочей» ноги. – Делаем пор де бра. - Тон повелевающий, но тихий. – Раз… два… три… четыре…