Среди роз

- Ты так грустна, милая Санса. Что нам сделать – хочешь, Лорас кого-нибудь поколотит, или вызовет на поединок и убьет? Запах розового масла, звон струн и сладкие голоса кастратов доводили ее до исступления, но она терпела, глядя только на свою работу, ей казалось, в квадрате пялец заключена вся ее жалкая нынешняя жизнь. Рано или поздно это должно кончиться. Должно же? Когда-то же это кончится? - .. конечно, он безрассуден, но он же еще очень молод, – доносился до нее голос Маргери. – Глупо всегда оправдывать братьев, но я так люблю его! Санса вежливо улыбнулась, пряча глаза. Робб не пришел за ней. «Я жил среди роз! Был молод и глуп! Теперь мои губы полны-ы-ы тишины-ы-ы... – заливался певец. - Тебе нравится этот узор? Мама выбрала его, а я не была уверена, но этот зеленый мотив… Мать не вспомнила о ней, умирая. - Почему ты молчишь? Я ведь тебе как сестра. Ласковая дрянь. Санса нервно скомкала вышивку, извинилась и вышла вон, провожаемая жадными взглядами придворных, изголодавшихся по свежим сплетням. Не забывай дышать. Ни утром, ни днем, нет тебе покоя. *** - Рановато для прогулок, миледи. Впрочем, утренняя прохлада лишь красит нежнейшим румянцем лица прелестных северных дев. Санса обернулась и встретилась глазами с Мизинцем. Он поклонился и продолжал: - Могу я покорнейше испросить вашего разрешения сопровождать вас на прогулке какое-то время? Ей было абсолютно ясно, что он здесь не из желания насладиться ее обществом, поэтому Санса продолжила свой медленный путь по аллее, жестом позволив ему идти справа от нее и притворившись, что не замечает руки, которую он было предложил ей. - Вам не скучно гулять здесь одной каждое утро? – спросил Бейлиш, в свою очередь, сделав вид, что ее молчаливый отказ никак его не задевает. - Нет, - сказала Санса, глядя перед собой в одну точку. – Здесь, в Красном замке, мне никогда не бывает скучно и одиноко. Все так заботятся обо мне. О моем здоровье. О моих развлечениях. Так пристально следят за мной. Даже знают час, когда я выхожу гулять по утрам. Он понял намек и развел руками. - Простите, что мне пришлось проявить неуместное любопытство и выяснить это последнее обстоятельство. Мне было крайне необходимо поговорить с вами наедине. - Сожалею, что вам довелось встать так рано, - сказала она, искоса бросив на него взгляд и заметила, что кончик его тонкого носа слегка покраснел от ветра. Усы и короткую бородку припорошил иней и, казалось, они за утро поседели, как его виски. - О, не беспокойтесь, миледи – я и вовсе не ложился! В это время я еще только готовлюсь урвать три-четыре часа для сна, оставив бумаги, - беспечно сказал Бейлиш, поддевая носком сапога камешек, встретившийся на его пути. – Но вы не спрашиваете, что привело меня сюда, помимо желания доставить себе удовольствие от прогулки в вашем обществе. - Полагаю, неусыпные заботы о государственных делах. Мизинец рассмеялся. Ни днем, ни на рассвете, никогда не будет тебе покоя. Казалось бы, тут нечему удивляться, все к этому шло, и, однако же, когда Лорас Тирелл остановил ее на середине моста и начал целовать, она все-таки удивилась. Он не делал ничего оскорбительного или непристойного, целовал ее очень нежно и держал в объятиях очень бережно, именно это грезилось ей, когда она читала книги о юных девах и храбрых рыцарях – всё, решительно всё было на месте: огни на стене спящего замка, мост над благоухающими садами, залитыми лунным светом и рыцарь, прекраснее которого, наверное, нет на свете. Вкрадчивая музыка, все еще звучавшая в ушах, подаренная им роза на ее груди и терпкое вино на его губах. Он целовал ее, а она чувствовала только растерянность и недоумение. И еще ей было неловко, будто она попала сюда по ошибке. Что она делает тут с ним, ночью? Она совсем его не знает. И о чем он сейчас думает, глядя на нее так странно и так печально? Какие-то тени мелькнули за кустами дороги, что вела к Девичьей башне, Санса расслышала чьи-то сдавленные смешки и шепот, а потом быстрые шаги. К утру об этом, без сомнения, будут говорить в каждом закоулке твердыни Мейгора. Дочь предателя, сестра самозванца. Жена карлика, живая насмешка. Два, четыре удара сердца. Робб не пришел за ней. Шесть, восемь, можно дышать. Мать не защитила ее. Снова – два, и четыре, и вздох. Сандор Клиган, ее храбрый Пес ( не рыцарь! вспомнила она) – его руки были такими надежными, но и он сбежал, он не заступился за нее. Куда бы она не устремила взор, на любой стене Красного замка ей мерещится окровавленная голова отца. «Доченька!» - о ней, о ней! Не о жене, не долге, не о чести, не о судьбе Семи Королевств, о ней одной были все его помыслы в последний миг. Робб не пришел за ней, и Джон Сноу не спас ее, никто из ее братьев, а Теон… – не забывай дышать. Четыре, шесть и восемь. Она целуется с молодым гвардейцем, который, между прочим, давал какие-то непреложные обеты, так что вообще непонятно, с какой стати он тут ее целует. Спятили они оба, что ли, от музыки и лунного света, или это вино ударило им в голову? Она отстранилась от юноши. - Мне пора, - сказала она, чтобы что-то сказать, но не отняла руку. Какой в этом смысл? Он же все равно пойдет ее провожать, или следить за ней. В любой момент он может ударить ее, оскорбить, раздеть, унизить. У королевских гвардейцев больше нет чести. Нет на свете благородных рыцарей, Сандор Клиган был прав. Сандор бросил ее. Робб не пришел за ней, и мама…. - Леди Санса… Санса, милая, прошу вас… - произнес Лорас, запинаясь и перебирая ее пальцы, но о чем просит, так и не сказал. Она ждала, изучая усыпанную драгоценностями фибулу в форме цветка, стягивающую края его плаща. Но он молчал. Санса заглянула ему в глаза. Обрамленные темными пушистыми ресницами, они переливались отраженным звездным светом и тоже казались драгоценными камнями. Совершенное в своих чертах лицо, бледнее лунного луча, темно-вишневые губы чуть приоткрыты, прядь каштановых волос ниспадает на высокий лоб, точно выточенный из алебастра. На мгновение ей стало больно от его нестерпимой красоты -- даже спазмы подступили к горлу. Но это только сказка, сон наяву. Что бы он ни сказал сейчас, ей все равно. Это все ненастоящее и ничуть ее не касается. Лорас глядел на нее… умоляюще? Может ли это быть? Санса почувствовала ничем необъяснимую жалость, и немедленно разозлилась на себя. Почему она должна его жалеть? Ее здесь никто не жалеет. - Санса… одно ваше слово… Одно только слово…. Санса знала одно слово, которое могло бы выразить ее мысли и чувства по этому поводу, но ему она выучилась у Джори Касселя и еще тогда поклялась его отцу это слово вслух не произносить. Сдержалась и сейчас. - Пойдемте же, - сказала она, так и не дождавшись объяснения, и чуть ли не силой потащила Рыцаря Цветов за собой дальше по мосту. У входа в башню Десницы стоял на часах Арис Окхарт. Сансе показалось, что, увидев их, он с трудом удержался от того, чтобы присвистнуть. Она учтиво простилась с юношей, едва заставив себя взглянуть на него и протянуть руку для поцелуя. Когда она шла по лестнице, ей все время казалось, что сир Арис обернулся и смотрит ей в спину, но это, конечно, было плодом расстроенного воображения. Они мертвы, думала Санса, лежа в своей постели, вокруг которой мерцали свечи и светильники и глядя на скрещенные балки, где пауки успели со времени последней уборки соткать невиданной красоты кружева. Они все мертвы. Слезы не шли к ней. Она старалась как могла, перебирала воспоминания, призывала призраков, пыталась воссоздать в памяти последние слова. Они все мертвы. Ее отец, ее мать, ее храбрая свирепая сестренка (бросай книжку, Санса, мы едем загонять лося). Сир Родрик (однажды он выпорол ее за то, что она без спросу ушла смотреть на северное сияние, но не выдал ее септе Мордейн). Милая, милая септа – руки у нее были шершавые, загрубевшие от тяжелой работы, но ловкие и ласковые! Сандор Клиган(ни одного почтительного слова о женщинах, всё сплошь сиськи и задницы, суки и шлюхи, и всякое такое, а когда она лежала перед ним голая на полу, напоролась подмышкой на треногу светильника, он перевязывал ей грудь так бережно, так трогательно смущался). Быстроглазый, смеющийся Теон, и Джон Сноу (Рикард Гловер в разговоре по душам поведал эту великую тайну, они с Джоном никогда не говорили о своем родстве, один только раз он потащился куда-то с Роббом и Теоном, их ограбили а Джона избили до полусмерти, Санса тогда пришла его утешать, прикладывала свинцовые примочки к его заплывшим глазам, а он попросил чуть слышно: «поцелуй меня, маленькая сестричка» - один-единственный раз, а до и после неизменное «миледи» и мать поджимает губы). Мартин Ноготок (он вечно возился с щенками и котятами, принимал роды у всех кобыл, оказавшихся на их попечении, и у коров, до беспамятства любил все живое, цветы, и деревья, диких зверей и птиц, и даже самых мелких летающих и ползучих тварей, непостижимо, что при этом он был таким кровожадным воином). Рыжий Том и Том Из Топелен, так не похожи друг на друга, а все-таки родственники, теперь она уже никогда не узнает, из-за чего они враждовали. Рикон чихал и сразу бежал к старшей сестре, чтобы она пробормотала короткую молитву и отвела сглаз. Нэн. Она могла утолить любое горе, голос у нее был мягкий, как печеное яблоко в меду. Брандон посмотрел ей в глаза и Санса закричала во сне. Ее братья. Ее маленький братик, и два, нет, трое, четверо. Мама, мама! А! Ночью ударили первые заморозки и очнувшись ото сна, короткого, беспокойного, полного сбивчивых видений и слез, она увидела, что пышные сады обесцветились и погибли, а вода в фонтанах покрыта тонкой корочкой льда. Лишь роза в чашке на ее столе осталась свежей и яркой, последняя роза Королевской гавани, в которую пришли осенние холода.