Среди роз

Ренли вдыхал слабый запах духов, исходящий от волос на ее затылке, и перебивающий их аромат теплой девичьей кожи. Его жена стояла к нему спиной. За ним была победа над несколькими дюймами шнуровки на ее платье, но это заняло целую вечность. - Седьмое пекло, Маргери, - наконец, сказал он, положив руки ей на плечи. – Я и вправду не могу это сделать. - Я знаю, - отозвалась она, не оборачиваясь. – Мы с девушками затянули узлы и намазали их сливовым клеем. Я чту традиции, но свадебное провожание не в их числе. Ренли рассмеялся, зарываясь лицом в ее волосы. Она так ему нравилась. Он чувствовал такую вину. - Я позову кого-нибудь, милорд, - сказала она, шевельнувшись, но он удержал ее. - Стой на месте. Не двигайся. Он вытащил стилет и осторожно, боясь ее поранить, вспорол шнуровку на спине и по бокам ее платья. Медленно спустил его до пояса, высвобождая руки. Маргери с усилием дернула вниз юбку, переступив, вышла из тяжелой массы парчовой ткани, осевшей на полу, как странный, нелепый памятник их свадьбе. Не оглядываясь на мужа, прошла вперед и присела на край постели, расплетая свою затейливую прическу. В отсветах пламени от камина легкая сорочка была почти прозрачной и не скрывала очертаний ее тела. Ренли вздохнул и провел руками по бокам - его-то во время провожания раздели быстро и безжалостно, разглядывая и отпуская замечания. Подошел к ней. Она встретила его взгляд сквозь завесу полураспущенных волос, шпильки и заколки она еще держала в горсти. Она ничуть не выглядит смущенной – ну еще бы, она же столько раз видела своих братьев и Семеро только знают, сколько еще мужиков из их войска нагими. Ренли испытал безотчетный прилив злости. Дернул ее за руку, в которой она держала свои украшения. Жемчуг и серебро просыпались на пол сквозь пальцы, какую-то хрупкую штучку он раздавил босой ступней, подойдя совсем близко, но за возбуждением даже не почувствовал боли. - Встань. Она молча подчинилась. Ухватив подол ее сорочки, он потянул ее вверх, снимая через голову. Маргери подняла руки, помогая ему раздевать себя, отчего его гнев только усилился. Он злился на себя, не на нее, но разницу понять не мог, он был слишком пьян. - Ты что же, совсем не боишься? – прошипел он, притягивая ее обнаженное тело к своему. - Нет. Мне кажется, это вы меня боитесь, милорд, - сказала она и взглянула ему прямо в глаза. Ренли слышал частое биение ее сердца, чувствовал как нежная грудь прижимается к его телу. Не зная женщин, он не переставал представлять, как могло бы быть иначе, но всегда был способен укротить вожделение. Милая девушка, которую он сейчас обнимал, пришла бы в ужас, узнай она, что он кичится своей верностью куда больше, чем она своей невинностью. Конечно, он боялся ее, еще бы ему не бояться! Ренли резко сжал ее ягодицы, впился губами в ее шею, опрокинул на ложе, подмяв под себя. Она судорожно вздохнула, но не сделала попытки оттолкнуть его. Просто отвернулась. Он принялся ласкать ее груди, облизывая и кусая соски, он целовал ее живот так, точно мстил ей за то, что он такой негодяй. Маргери по-прежнему не сопротивлялась, но, когда он приподнялся на локтях, готовясь приступить к следующему акту своей позорной брачной ночи, то увидел, как слезы быстро текут по ее бледному лицу. Это отрезвило его настолько, что он отпрянул и перекатился на спину, уставившись в потолок, переводя дыхание. Спустя какое-то время он встал с кровати, как был, обнаженный, проследовал к умывальному столу и вылил на себя содержимое обоих кувшинов. Потом его вырвало в таз. Стоя в луже холодной воды и слушая треск догорающих в камине поленьев, он испытывал такой стыд, такое отвращение к себе. Ему было так плохо, что он готов был убить ее. Внезапно он вспомнил один вечер – его люди и наемники ночевали тогда под открытым небом у костров, слишком измотанные длинным переходом, чтобы разбивать лагерь. Ренли лежал на прелой листве. Его лихорадило и беспрестанно тошнило, выворачивая наизнанку. Лорас тогда подошел к нему, проверил повязку, разжав зубы, насильно напоил тепловатой несвежей водой из кружки, полной лесного мусора, вытер лицо, а потом какое-то время сидел, держа его голову на своих коленях так, чтобы он не захлебнулся рвотой во время следующего приступа. Он и сам был болен, Ренли чувствовал, как горит его тело, как он давится кашлем, стараясь лишний раз не дернуться и не потревожить его, хриплым шепотом он давал указания своим людям, которые рубили лапник и застилали его плащами. Он вспомнил звуки, запахи, мелкие подробности, которые едва различал тогда сквозь бред – и все это был Лорас. От его кожаных штанов пахло лошадью, руки были шершавыми и загрубевшими, под обломанными ногтями запеклась кровь. Заходясь в кашле, он то и дело подносил руку к губам, а потом опять опускал ее ему на грудь и один раз даже рассеянно погладил его по плечу. Когда Ренли, наконец, уложили поудобнее, перевязали наново, укрыли и кое-как успокоили нутро травяным отваром, он опять подошел, склонился, нетерпеливо отбрасывая мешавшую витую перевязь и та скользнула по его шее, точно веревка висельника. На мгновение младший Тирелл коснулся его лба обветренными губами, проверяя, не спал ли жар. То ли результат его не удовлетворил, то ли его губы были слишком горячими, чтобы что-то понять, но Ренли расслышал, как он с досадой проронил крепкое солдатское словечко. Тогда он впервые за все время, прошедшее со дня ссоры с Робертом, улыбнулся. Ренли подошел к своему брачному ложу. Его леди-жена сидела, подтянув колени к груди и положив на них подбородок. - Сколько тебе лет, Маргери? - спросил он. Он забыл. - Скоро будет пятнадцать, милорд, - тихо отозвалась она. - Ты маленькая для своего возраста. - Я еще расту, милорд. - Не обращайся ко мне так. Маргери медленно подняла на него глаза, темные и нежные, как бархат. - Я напугал тебя? Обидел? - он присел рядом, осторожно провел большим пальцем по ее щеке, она отвернулась, вытирая слезы о плечо. - Нет, я просто… Гарлан измерял мой рост с тех пор, как я себя помню, и когда мы приехали в Штормовой Предел, он сделал зарубку на двери моей комнаты… - ее голос прервался, она уткнулась лицом в колени. Ренли испытывал острое желание привлечь ее к себе и утешить, но знал, что от него разит вином и блевотиной. Довольно с нее супружеских ласк на остаток ночи. - Я хотел бы, чтобы он был сейчас здесь, Маргери. Чтобы он защищал тебя. Чтобы отлупил меня, как он, разумеется, мечтал всю дорогу. Ты позволишь мне прилечь? Эта кровать достаточно широкая, я тебя не потревожу. Она воззрилась на него в изумлении, покачала головой. Он забрался под груду одеял, откинулся на подушки. - Ложись и ты, Маргери. Мы женаты, я не могу этого изменить. Но нам не потребуется меч сира Гарлана между нами, обещаю. Она забилась под меховое покрывало на своей стороне кровати и молчала так долго, что он решил – уснула. Он и сам начал дремать, сказалась усталость этого дня и, конечно, вино, но вдруг услышал свое имя, произнесенное тихим шепотом. - Да, моя леди? – откликнулся он сонно. – Что? - Ренли. Когда мы победим… Какое-то время он пытался сообразить, о чем это она, потом повернулся, но она уже спала и даже чуть-чуть улыбалась во сне, хотя слезы еще не просохли на ее щеках.