Эпилог. Лола Или —Вознесение— Она — ничто — но не для неба, Она — никто — но не для тех, Кто ангелами бродит в небе Или пчелой сидит в цветке Она — ничто — но не для ветра, Она — никто — но не для тех, Кто бабочкой росу лесную Блаженно пьёт вдали от всех Эмили Дикинсон. Перевод: Виктор Постников
Позвольте мне начать с того, что не многие знают: Человек, которого они называют Джокером, презирает сон. Его активное тело отторгает его; его ум, наполненный постоянно меняющимися, неистовыми, жестокими мыслями, не успокоится достаточно долго, чтобы впасть в лёгкую дремоту. И ещё есть сны. Они приходят на довольно регулярной основе, когда ограничения его человеческого тела настигают его, и он впадает в бессознательное состояние. В конце концов, он человек, о чём многие забывают. Истощение, голод, жажда — это всё то, что происходит с ним регулярно, так же, как это происходит с любым, кого вы можете знать. Он не является высшим существом. Он не пришелец, не мстительный Бог, не демон, не воплощение самого Люцифера. Он — человек, простой человек. Он человек, которому снятся сны. Всё просто и понятно. Итак, когда вы говорите так, разве это не смягчает остроту чувств? Этот убийца, этот самый легендарный преступник, спит. В течение нескольких часов в день он мёртв для мира, заперт в своём собственном подсознании, пока его тело восстанавливается. Таковы факты. Теперь вот большой секрет: Когда он спит, ему снюсь я. Бьюсь об заклад, он думал, что это легко, так просто, двигаться дальше и стать чем-то чудовищным. Ни друзей, ни семьи, ничего, что могло бы удержать его — такие идеальные условия для хаоса. И те люди, которые любили его, даже не увидят этого; они даже не узнают. Легко безнаказанно убивать, когда не нужно смотреть в глаза тому, кто тебя боготворит, и придумывать объяснение крови на твоих руках. Это так просто. На самом деле я не собираюсь позволить всему пойти простым путём. Видите ли, я считаю, что это моя работа — беспокоить его. Думаю, что это написано где-то в договоре. Поэтому всякий раз, когда он не может предотвратить закрытие глаз, я наношу удар. Я проскальзываю беззвучно, без усилий, прямо в разум, который, как он любит говорить себе, не поддаётся расшифровке. О, он считает себя такой загадкой. Но я его раскусила и думаю, что теперь он это знает. Кто и что я совершенно не имеет значения — фантом или вымысел, призрак или галлюцинация. Когда он спит, я для него так же реальна, как в тот день, когда родилась в его мире. Он спит, и, как и сегодня вечером, я нахожу его. Сны постоянно меняются, и мне нравится развлекать себя, придумывая каждый раз что-нибудь лучше. Несколько последних из них были мучительными, я знаю, потому что правда в том, что я недовольна этим человеком, этим мальчиком, которого я знала. И если он не может чувствовать последствия своих действий в часы бодрствования, то, ну, конечно, я должна заставить его почувствовать это во время бессознательного состояния. Как и в любом другом сне, он начинается с нуля. Его лицо снова чистое и молодое, без шрамов, с веснушками, усеянными по всему его носу, и спутанными светлыми кудрями, свисающими на лоб. Он худощав. Он совсем ещё не похож на мужчину. Его паучьи пальцы тянутся вверх и гладят ровное лицо; он находит щетину в тех местах, где не чувствовал её годами. Каждый раз это кажется новым опытом, хотя он проделывал эти действия тысячу раз. Я вижу благоговение, шок, великую печаль в его глазах, когда он смотрит на себя. Это кажется таким реальным. Я всегда слежу, чтобы это казалось очень реальным. Я уже эксперт в этом деле. Вы должны наращивать напряжение, позволить ему думать, что у него есть что-то, что он хотел вернуть в течение многих лет. И вот она здесь, и когда она входит, она улыбается мне, просто наш маленький секрет, за долю секунды до того, как он замечает её. Какое-то время было весело делать это в одиночку. Но знаете, никогда нельзя недооценивать ценность хорошего друга при исполнении обязанностей. Это отлично срабатывает, как я и предполагала. Он замечает её. Она красивая, лучезарная, абсолютно сияющая. Накрахмаленная белая одежда, чулки, потёртые чёрные туфли — всё это прекрасно, и, чёрт возьми, она прекрасна. Мы с ней прекрасные партнёры, наша собственная маленькая банда мучителей. Они разговаривают, её голос — низкий гул успокаивающих, чувственных слов. Её руки тянутся и касаются его, нежно, ласково, и я вижу, как его глаза наполняются слезами, вижу, как в них закипает боль. Они целуются, долго и глубоко, просто два подростка, снова влюблённые. На мгновение я наблюдаю за ними, и меня поражает полная отдача того, что они упустили. Это могло бы быть прекрасно. Это могла быть любовь на века, вроде той, о которой читаешь в книгах или смотришь в кино. Но это жизнь, это смерть, и это больно. Теперь настала моя очередь, и я готова. В два быстрых шага я подхожу к ним сзади, их глаза закрыты, они погружены в себя. Я ударила её ножом. Нож длинный, зверский на вид, наверняка он сам использовал его на бесчисленных жертвах. Она задыхается, вскрикивает, всхлипывает, и они отстраняются друг от друга. Выражение его лица — ужас, отвращение, абсолютное отчаяние. Кровь, тёмно-красная, расцветает на её совершенно белой блузке. Он смотрит на меня — на пустое выражение моего лица, на мою внешность, точно такую, какой он её помнит — и я вижу, как он разбивается вдребезги. Я никогда не бываю здоровой, когда прихожу к нему. Я всегда существую именно такой, какой он видел меня в последний раз. Я всегда выгляжу так, будто нахожусь в двух дюймах и дрожащем последнем вздохе перед смертью. — Почему? — хрипит он. — Почему ты наказываешь меня? — Кто-то должен это делать, Джек. Она валится на пол, её тело — куча сломанных, спутанных лебединых конечностей. Она плачет, но я знаю, что это не на напоказ. Я знаю, как сильно этот фарс причиняет ей боль, и мне очень жаль. Мне тоже больно, но это нужно сделать. Кто-то должен это сделать. Кто-то должен зажечь в нём немного человечности, хотя бы на мгновение, хотя бы в его снах. Может быть, когда-нибудь, по милости Божьей, она прольётся в его сознательную жизнь. Это моя мечта, моя надежда, мой секрет. Я бы хотела спасти его. Я делаю всё, что могу, даже если это причиняет боль нам обеим, просто в надежде, что однажды жизнь будет спасена. — Посмотри, что ты сделала. Господи, она умирает, она… — Что я сделала? Джек, что ты сделал? И вдруг он смотрит на свои ладони, пропитанные мокрым, липким ярко-красным цветом. Они тут же подлетают к его лицу. Он обнаруживает там шрамы, гротескные неровности, прорезающие плоть, которая всего несколько мгновений назад снова была целой и прекрасной. Кровь на его руках тянется длинными неровными полосами по щекам, окрашивая его улыбку в алый цвет. Он рыдает над сломанным, мёртвым телом Луизы, его плечи трясутся. — Прекрати, прекрати, я так больше не могу, я больше не вынесу. — Он в ярости поднимает голову. — Зачем ты это делаешь, Лола? Почему ты так со мной поступаешь? У нас с ним сложились хорошие отношения, но он никогда не ранит меня больнее, чем когда спрашивает об этом. Мой ответ так же правдив, как и всегда, так же правдив, как и в последнюю тысячу раз, когда я его произносила. Когда я говорю, мой голос дрожит. — Потому что я твоя сестра, и я люблю тебя.~***~
Он просыпается в кресле. Позади него та ужасная женщина, листающая светокопию и напевающая несвязную, несозвучную мелодию. Джокер вытирает щёки. Они мокрые. Он человек. Он видит сны. Он плачет. Он не имеет никакого контроля над всем этим. Но я имею. За исключением того, что теперь, когда сон угасает, теперь, когда боль отступает в глубину его сознания, он просто чувствует гнев. Он чувствует ярость оттого, что снова проиграл. Харлин, она ярко улыбается, когда видит, как он шевелится, эта женщина, которая так влюблена в монстра, которым он стал. — О, хорошо, что ты проснулся! Слушай, Пудинг, думаю, мы должны что-нибудь взорвать сегодня вечером. Что-нибудь такое, что их шокирует. Может быть, начальная школа. Люди сходят с ума, когда дело доходит до их детей. Джек, он встаёт на ноги и потягивается, по-прежнему находясь спиной к бедной глупой девушке, которая на самом деле называет себя его девушкой. Его рот сжат в тонкую линию. — Знаешь что, Харл? Это звучит, как отличная идея. Он любит веселиться, наш Джек. Но не волнуйтесь, потому что всем надо спать. Каждому должны сниться сны. А когда он это сделает? Ну, когда он это сделает, он найдёт нас там. И мы всегда готовы к нему.