Тисовые ягоды

- Как он? – хмуро спросил Всеотец. - Локи всё ещё помнит Шель, - покачала головой Фригг. – Она много для него значила. Царица тяжело вздохнула, вспомнив тот ужасный день. После похорон Локи забрал Каскет, оружие, необходимые вещи и, не говоря никому ни слова, ушёл в Йотунхейм, чуть позже вернувшись за Фенриром и Йормунгандом. С тех пор прошло уже почти двадцать пять лет. Фригг периодически навещала младшего сына, собственными глазами видя, как восстанавливается Йотунхейм, впервые за долгое время ставший мирным царством. В первую очередь Локи добился признания и расположения одних из самых старых, мудрых и авторитетных йотунов, принявших данное и ради всеобщего блага первыми отправившихся на поклон к новому царю. Влияние трикстера постепенно росло, и сейчас Фригг видела в глазах ледяных великанов действительное уважение к их правителю. С экономической стороны Йотунхейм налаживал торговые отношения с соседними мирами, особенно с Ванахеймом. Его основные богатства крылись под толщей снега и льда: редкие горные породы и руда, драгоценные камни, часть которых обладала магическими свойствами; ближе к южным широтам произрастали столь выносливые древесные породы, что спрос на них не иссякал и в Альвхейме. Особо развивалась магия. Нынче восточный мир Срединного уровня ослеплял своей красотой: высокие и изящные дворцы из цельного камня или же наполовину изо льда, мощные сторожевые башни, подвесные мосты, площади и даже дома простых йотунов, льдисто искрившиеся на солнце, казались богаче иных асгардских. Но такой же лёд прочно сковал сердце трикстера. - А что же Сигюн? – слегка раздражённо поинтересовался Один. - Я думаю, что правильнее всего будет сказать следующее: она отчаялась. Два года назад Всеотец заговорил о возможной помолвке Локи и Сигюн. Тор и Джейн сыграли свадьбу через пять лет после победы в войне, и это был единственный раз, когда бог обмана посетил Асгард после смерти Шель. Преподнеся дорогие дары и пробыв на празднике до полуночи, царь Йотунхейма принёс брату и его жене свои поздравления в привычной язвительной форме и покинул царство вечности, не оглядываясь. Внешне казалось, что повелитель магии ничуть не изменился, и Локи на свадьбе вёл себя как обычно: шутил, язвил, спорил и на пару с Сиф устроил пару розыгрышей для виновников торжества. Но Фригг чувствовала, что эта рана до сих пор не затянулась. И вряд ли затянется, по крайней мере, в скором времени. Однако ни одна скорбь не может длиться вечно. И полтора десятилетия спустя Один вспомнил о прежней идее выдать за Локи Сигюн. Но озвучить её вслух решился только ещё через три года. Повелитель магии отнесся к этой мысли с невеликим энтузиазмом, но противиться не стал. Сигюн же не испугали ни осторожный рассказ об истинном происхождении трикстера, ни то, что после помолвки ей придётся жить в Йотунхейме. Царица видела, как сильно асинья любит Локи, и надеялась, что ей удастся растопить этот лёд. Но в свой последний визит Фригг засомневалась. Девушка, худо-бедно привыкшая к жизни в вечно холодном мире, тем не менее не знала, как пробиться сквозь стену вежливого равнодушия со стороны царя Йотунхейма. Царица смотрела на бледную, изрядно похудевшую Хранительницу и невольно вспоминала Шель, сравнивая и догадываясь, что видит Локи. Ведьма никогда не боялась оступиться, не боялась пойти наперекор и нарваться на грубость, если чувствовала свою правоту. Шель умела смотреть на мир глазами Локи, чего не могла Сигюн, которой было неведомо то, что повелитель магии и его ведьма испытывали в своей жизни: это и боль, и страх, и ненависть, и предательство. - Он поцеловал меня однажды, - Сигюн сцепила пальцы в замок, отстранённо глядя в окно. – Мы шли по этому коридору и разговаривали об Асгарде, даже слегка поспорили. У Локи на какое-то время взгляд по-настоящему ожил. И когда мы остановились у дверей моих покоев, он поцеловал меня. Я так мечтала об этом. Но потом он отстранился и оставил меня. А на завтра словно ничего и не было. Фригг сказала ей, что это уже значит немало, но сама боялась, что сын лишь захотел увидеть в Сигюн другую девушку, чьи волосы были даже светлее золотистой пшеницы, а глаза сияли не чистой голубизной, а серым грозовым небом. Но помочь сыну она ничем не могла. Створы дверей тихо скрипнули, закрываясь и отрезая хозяйку покоев от прочего мира. Девушка прижала ладони ко рту, привычно согревая их теплом своего дыхания. Сколько времени она уже здесь живёт, но до сих пор не может приспособиться к холоду этого мира. Поёжившись, она плотнее укуталась в плотный палантин и прошла к камину. Служанки, прибывшие с ней в этот мир, с утра жарко растопили его, но даже пары часов было достаточно, чтобы погасить жар альвского смольного дерева. Разворошив угли, девушка подкинула в очаг пару поленьев, сложенных рядом с камином, мимоходом отметив, что подобное вряд ли пристало будущей правительнице, но кому какая разница? Выпрямившись, она перевела взгляд на зеркало в старинной оправе, тяжело вздохнула и откинула назад золотистые локоны. Она слишком устала, особенно за последние дни. Что ж удивляться, если царь не стремится обращать на неё своё внимание, когда она сама с трудом переносит свой измождённый вид? Впрочем, любимый мужчина с точки зрения общепринятых правил этикета и вежливости вёл себя просто идеально, не давая повода усомниться в словах. А вот что было у него на сердце?.. Сигюн прикрыла глаза. Она сможет. Она сильная, справится. Тем более теперь, когда у неё наконец появился шанс понять, узнать ответы на многочисленные вопросы, и самый главный: что она должна сделать, чтобы вернуть его к жизни? С чего начать? Как заставить вспомнить… или забыть всё, что произошло двадцать пять лет назад? Какой ей следует быть? В тишине покоев едва слышно щёлкнул потайной замок секретера. Богиня провела пальцами по чёрной шероховатой коже обложки толстой тетради, где та, другая, по осколкам собирала свою память. После войны же это вскоре стало для неё… ненужным. Царь оставил тетрадь себе, чтобы помнить о той, что ушла в Хельхейм… или куда ещё, не суть важно. Сигюн прикусила губу: если бы всё сложилось иначе, она, вероятнее всего, не оказалась бы здесь, не стояла бы теперь по правую руку царя. Иногда асинья чувствовала, что всего лишь заняла чужое место. Если бы та была сейчас здесь, она бы знала, что делать. Но и для Сигюн ещё не поздно понять истоки этой истории. А что порезы на руках от заговорённой бумаги – за всё во Вселенной назначена своя плата (напоминавшая также о том, что на самом деле царь её сердца их даже не заметил). И она готова заплатить кровью за то, чтобы узнать, кем была её бывшая соперница, если уж ей уготовано продолжить дорогу, которую волей судьбы начала другая. Чем больше проходило времени, тем меньше дочь асов надеялась отыскать свою собственную, которая не вела бы её к трясине. Богиня пролистала несколько первых страниц, обагрённых по краям засохшей кровью и не содержавших значимых событий, и углубилась в чтение. После записи о первой казни Сигюн с ужасом захлопнула тетрадь и зажала рот рукой, пытаясь сдержать крик. Со страниц веяло дымом и гарью костра на площади и запахом опаляемых волос, мешавшимися в её воображении с пожаром в родном доме ведьмы. После этого асинья два дня даже не думала брать в руки чужой дневник, который она недавно случайно нашла в закрытом отделении книжного шкафа. Но потом всё же заставила себя вернуться к нему. Ведьма тоже считала свою жизнь от встречи с богом обмана. Сигюн с бросившейся в лицо краской как можно скорее перевернула страницу, где Шель упоминала о близости с Локи. Но теперь, когда она ближе узнавала всё, что ведьма пережила в своей жизни, асинья уже вовсе не завидовала ей. Когда ей ночью приснился незнакомый деревянный дом с низкими потолками и маленькими комнатами, Сигюн решила, что просто слишком близко к сердцу восприняла прочитанное. Однако печаль женщины, которую она никогда не знала, но всё же сочувствовала ей, горьким напевом звучала в сознании до рассвета снова и снова: - Раствориться. Уйти. Уснуть. Забыться во мраке безвременья. Проснуться в далеких землях, Где правят лишь вереск да ветры... Пройтись по живым полям, Задевая рукой ковыль. Ощутить под босыми ногами Тепло родимой земли… Когда асинья через две недели перевернула последнюю страницу, её боль лишь усилилась. Сигюн с горечью осознала, что сама вынудила себя хранить воспоминания чужой жизни, жизни ведьмы, которую Локи любил и которую он никогда не забудет. Теперь во снах её преследовали чужие кошмары. - Оставьте меня! – кричала девушка, вырываясь из рук мидгардцев, тащивших её к главной площади, где уже был сложен погребальный хворост. – Я ни в чём не виновата! Помогите! Однако там её никто не слышал. Рассказать об этом она никому не могла. Йотунам асинья не доверяла, а признаться Локи, что прочитала дневник ведьмы, было равносильно самоубийству. Сигюн устало взглянула в зеркало и едва сдержала вопль ужаса. Вместо собственного отражения она видела ведьму в длинном, в пол, золотисто-кремовом платье с вышивкой и свободными рукавами, том самом, в котором её хоронили. В пронзительных серых глазах застыло оценивающее выражение. Бледные губы были плотно сжаты. - Нет… - выдохнула Сигюн, отняв ладонь от лица. Отражение не шелохнулось. - Ты так хотела забрать мою жизнь, - наконец разомкнула губы ведьма. – Что же теперь жалеешь об этом? Но если забирать, то всю, вместе с моей болью, моими страхами, переживаниями и терзаниями. Потерей семьи, пытками, казнями, предательствами. Предсмертными мучениями. Теперь тебе во снах будет петь про ковыль моя мать. - Я не виновата в твоей смерти, - пробормотала асинья, пятясь. Шёпот страха сорвался в крик. – Я не виновата! Ты сама сгинула от проклятия! Ей вспомнился тот день, когда она едва не решилась на то, что в посмертии обрекло бы её душу на вечные мучения. Служанки во дворце хихикали и шептались, что ведьма с самого возвращения во дворец не ночует в своих покоях. Мол, бедная, наверное, изголодавшийся по жизни бог обмана совсем её из своих комнат не выпускает. С каждым слухом, что касался её ушей, ревность лишь усиливалась, и в день пира Сигюн едва не решилась подлить в кубок ведьмы яд. Пузырёк, за который она отдала немалые деньги, был у неё с собой, плотно запечатанный. Ядовитая вытяжка муспелльхеймской травы и капля тёмной магии. После начала танцев никто бы и не заметил. Да и ведьма, как она слышала, однажды случайно проходя мимо крыла целителей, в последнее время жаловалась на головную боль. Мало ли что случилось на войне! Никто бы и не узнал. Но в последний момент рука дрогнула, и Сигюн быстро отошла от стола. Ей показалось, что Сиф наблюдает за ней. Хранительница никогда не поддерживала со знаменитой воительницей близкого знакомства и дружеских отношений, и Сиф наверняка бы предупредила клятую ведьму об опасности. Но та всё равно погибла, а Сигюн сейчас здесь – это ли не судьба? «Судьба, которую ты построила своими руками…» - Помоги Локи, - внезапно попросил её призрак. – Исправь ситуацию. Не прячься от жизненных трудностей. - Я хочу помочь! Но не могу. Он мне не доверяет так, как доверял тебе, - вырвалось у асиньи. - Помоги ему, Сигюн. Если ты любишь, - качнула головой ведьма. Хранительница зажмурилась, чувствуя, как по щекам текут слёзы. «Это неправда, это неправда… Шель мертва, она в Хельхейме! Это не может быть она!» С рыком раненого зверя девушка схватила с рядом стоящего стола тяжёлое пресс-папье и запустила в ненавистное отражение. Когда пелена перед глазами рассеялась, она увидела в расколотом глубокой трещиной зеркале лишь себя, бледную, дрожащую, смертельно испуганную. - О Всеотец, я схожу с ума, - прошептала она, касаясь холодной зеркальной поверхности и тут же отдёргивая руку. Старые порезы вновь закровоточили. – И в этом виновата только я сама. На пиру рука дрогнула. Но не тогда, когда на следующий день она увидела, как Локи покидает покои ненавистной соперницы. Это оказалось так легко: столкнуться в коридоре со служанкой и капнуть в чашу из зажатой в руке склянки. Никто даже не заметил: ни отвлечённая головной болью ведьма, ни наивные лекари, ни повелитель магии, обвинивший в смерти Шель павшего титана. Ванахеймское посольство прошло мимо высоких врат, сейчас гостеприимно распахнутых. Брат рассказывал, что подобные есть и в Асгарде, они обозначают границы города и располагаются на Радужном мосту, единственном пути в царство вечности, не считая, разумеется, обходных межпространственных троп. Но с прошлой войны двадцатипятилетней давности, даже пользуясь ими, в царство асов пройти незамеченными нельзя – над защитой границ тогда работали лучшие маги. С детства слушая рассказы матери о других мирах, повествования отца, воевавшего вместе с асами в последней битве за Иггдрасиль, я так увлекалась невероятной жизнью Девяти миров, что порой видела их во снах, мечтая однажды оказаться там. Брат, часто отправлявшийся в другие миры с нашим посольством, каждый раз с любопытством выслушивал мои рассказы, говорил, насколько они правдивы, и поправлял в ошибочных местах. От отца же мне достался магический дар, и он считал, что чем раньше его развивать, тем лучше, а нашу любимую с братом забаву называл приступами ясновидения. - Тогда сестрёнка, выходит, тоже будет у нас послом? – смеялся Рагне. - Нет, - грустно улыбался Халгар, поглаживая светлую бороду. – Она – ведьма. И я надеюсь, что эти земли она увидит мирными. И сейчас я осознавала, как мне несказанно повезло: Рагне смог взять меня с собой в Йотунхейм с разрешения Хрёдрика – чтобы я в связи с особо развитым даром, требовавшим более строгого контроля, почерпнула в мире ледяных великанов полезные магические знания. Другие могли бы только мечтать о том, чтобы в столь юном возрасте уже посетить великолепный царский дворец соседнего мира, пусть и стоя во время представления царю едва ли не в самом конце процессии из двух десятков ванов, составлявших подобающую этикету свиту. Ванахейм – самый плодородный из всех Девяти миров, практически идеальный во всём, даже в смене времён года. А Йотунхейм – вечно морозный, снежный, сияющий. Эта красота захватывала дух. Мир ледяных великанов возродился из руин после всё той же войны, когда на трон сел единственный выживший сын Лафея, бог магии и обмана. Про него говорили всякое, но никто не мог отрицать, что его правление принесло пользу не только Йотунхейму. Ванахейм первым начал торговать с ледяными великанами, памятуя о старых связях и союзах и желая их восстановить, очень удачно обойдя в переговорах тот факт, что не столь давно двум народам пришлось выступить против друг друга. Во имя обоюдной выгоды и йотуны, и ваны предпочли закрыть на это глаза. Пока днём Хрёдрик, Рагне и Ульвгард перезаключали старые договоры о поставках руды, Исгерд, уже немолодая ледяная великанша, с которой брат познакомил меня в первый же вечер, рассказывала о йотунской магии. Женщины Йотунхейма отличались более светлой кожей с едва заметными узорами, были несколько ниже ростом, чем мужчины, (хотя я всё равно смотрела на Исгерд снизу вверх) и по-своему изящны. Помимо магии моя новая знакомая также была рада посплетничать и о придворной жизни. - Асгард, видимо, так боится Йотунхейма, что теперь асы хотят, чтобы наш царь женился на представительнице их рода, хотя сын Лафея и вырос в их доме. А может, потому и желают закрепить успех. - А вашим девушкам наверняка хотелось бы, чтобы царь выбрал одну из них, - с улыбкой констатировала я. - Даже моей дочери, - серьёзно согласилась Исгерд. – И неважно, что почти каждая вторая из нас выше ростом на голову, а то и две. Я честно приложила все усилия, чтобы скрыть веселье, но йотунша сама прыснула от смеха. - Однако когда мужчина сидит на троне, это не так уж и бросается в глаза. Порой и чистокровные йотуны могут быть невысокими. Я знавала одного такого, так он ниже даже тебя будет. А эта асинья так редко покидает своё крыло, что некоторые йотуны даже и не подозревают, что там кто-то живёт. Ей не по нраву наш мир. - Может, от того, что в Асгарде нет зимы, - пожала я плечами. – Йотунхейм прекрасен. В Ванахейме такого не встретишь. - Сейчас лето, вот вам и почти не холодно, - заметила женщина, поправляя иссиня-чёрные волосы. Я согласно кивнула: днём мне вполне хватало для тепла обычного шерстяного платья. – Наша же зима покрепче вашей будет. - Верю, - я прикусила губу, следя, как Исгерд плетёт покров невидимости. Он отличался от тех, что я встречала ранее. Тонкая сеть заклинания в готовом виде напоминала полупрозрачный шёлковый платок. - Гляди-ка, - йотунша набросила его на стоявший неподалёку стул, мгновенно исчезнувший под этим покровом, мягко растянувшимся до пола. – Потому-то асгардский Страж Врат и не заметил целую армию и флотилию. Это заклятие вдобавок скрывает любые эманации. В Йотунхейме это имеет первоочередное значение. Враг может не видеть тебя, но с лёгкостью найдёт по едва заметному теплу, что от тебя исходит. К исходу недели необходимые соглашения были обговорены, письменные договоры составлены, а их действие закреплено подписями обеих сторон. Йотуны оказались достаточно радушными хозяевами, и жаловаться на оказанный приём не приходилось. По случаю успешного окончания переговоров устроили пир. Вместе с царём Йотунхейма присутствовала и его нареченная Сигюн из Асгарда, на редкость меланхоличная особа. Брат наклонился ко мне и прошептал: - Насколько помню, раньше она была более живой. В прошлый раз асинья частенько навещала посольство. А в эти дни я её практически не видел, кроме как на официальной части, требовавшей её присутствия. Я украдкой посмотрела во главу стола. Царь оживлённо беседовал с Хрёдриком, и мне отчего-то казалось, что я уже знаю этот взгляд, заинтересованный наклон головы, чуть саркастичный тон, который я ясно слышала даже через общий гул празднества. Да нет, глупости! Мне никогда не снился Йотунхейм. Сидящая по правую руку от него девушка искусно делала вид, что слушает увлечённый рассказ Ульвгарда, но мыслями явно была далеко отсюда. Словно почувствовав мой взгляд, она посмотрела на середину правой скамьи и невольно сжала пальцы на крае стола, тут же отдёрнув руку с болезненным выражением лица. Локи отвлёкся от разговора и, кажется, поинтересовался, в чём дело. Девушка лишь качнула головой, но бог магии взял её левую ладонь в свою и, нахмурившись, что-то спросил. Асинья покачала головой, однако руку не отняла. Я почувствовала отголосок лечебной магии и спешно отвернулась, будто поглядела что-то очень личное. Вскоре Сигюн спросила дозволения удалиться, на что ни йотуны, ни ваны не обратили особого внимания. Ближе к вечеру настало самое веселье: Исгерд начала ворожить, и к ней присоединился Алвис. Вокруг расцветали прекрасные иллюзии, и между собой сражались диковинные звери и храбрые воины, из графина вина выныривал могучий морской змей, сворачиваясь в кольцо вокруг целого мира, а белый волк бежал за своим звёздным собратом. Потом красивый женский голос затянул старую балладу, и маги начали воплощать её в жизнь. Закружились в танце мужчина и его возлюбленная, которым предстояло расстаться в силу обстоятельств, и я почувствовала, что ещё немного, и меня совсем разморит. Я глянула на брата, увлечённо болтавшего с Исгерд, и решила, что в ближайшее время моё отсутствие замечено не будет. Можно было прогуляться до сада и обратно: в самый раз немного проветрить голову и немного передохнуть от шума пиршества. Морозный воздух быстро привёл меня в чувство. Я поёжилась и прошептала согревающее заклинание. Сад жил благодаря магии. Морозостойкие кустарнички с восковыми зелеными листьями встречались наравне с неизвестными мне цветами преимущественно холодных белых и сиреневатых оттенков, не поднимавшимися выше полутора ярдов от земли. Изредка навстречу попадались деревья с толстыми тёмными стволами и густой листвой, будто присыпанной снегом. Я брела по тропкам наугад, вслушиваясь в шелест веток. Интересно, этот сад похож на асгардский? Должно быть, только там многажды теплее и наверняка куда больше цветов. Глухое рычание, донёсшееся словно из-под земли, заставило меня резко остановиться и оглядеться. Под ближайшим кустом лежал вовсе не снег, как мне сперва показалось. Огромный волк поднял голову и выразительно ощерился, прищурив зеленовато-жёлтые глаза. Поднявшись и отряхнувшись, зверь принюхался и целенаправленно устремился в мою сторону. Я застыла на месте, пока в мыслях билось одно – не отводить взгляд, не показать свой страх. Однако в действительности страха не было. Зверь приблизился настолько, что я почувствовала идущую от него магию. Остановившись напротив, волк поднял голову и потянул носом. Как бы то ни было, нападать он явно не собирался. - Фенрир, - вспомнила я имя невероятного создания, которое пару раз упоминал в рассказах отец. Волк встрепенулся, наклонил голову и легонько толкнул меня в живот. Я охнула, отшатнувшись, но зверь лишь недоумённо встряхнулся и уставился на меня уже вопросительно. Я неуверенно провела рукой по загривку волка и почувствовала под пальцами холодный металл в противовес длинной тёплой шерсти. Взъерошив пышную гриву, я увидела прочный железный ошейник с выбитыми на нём рунами, в основном защитными. - Фенрир, - снова повторила я, будто пробуя имя на вкус. Пальцы невольно зарывались в шерсть всё глубже, и я почесала шею волка. … - Почему ты отправляешь Фенрира со мной? - Потому что ты – единственная, кого он будет слушаться. В тебе течёт моя магия, и он это чувствует. Идите... …- Ты чуешь их, Фенрир? – вода ручьями текла за воротник, мокрая одежда сковывала движения, а ладонь обжёг холодом рунный ошейник… …Фенрир поддерживал бога обмана с левой стороны, изредка тревожно глядя на владыку. Справа громовержец придерживал Локи. По пальцам потекло тепло магии, призванной закрыть искривлённый межпространственный ход… …- Ты точно готова к этому? - Абсолютно. Можешь заглянуть в мои мысли, чтобы увериться, - я жажду смерти титана ничуть не меньше твоего. Защитные амулеты, что дал мне Локи, были на месте. Фенрир оставался в шатре, тревожно переводя взгляд с хозяина на меня и обратно. Я прошептала заклинание на ночное зрение и обернулась к повелителю магии. Он коротко кивнул и первым шагнул в межпространственный ход… …Владычица мира мёртвых усмехнулась и прощально взмахнула рукой. - Что ж, забирай свою верноподданную. Может, это и к лучшему. Всё равно рано или поздно все попадают в моё царство. - Ванахейму нужна такая ведьма, как ты, дочь моя, - низкий голос верховной жрицы Ванахейма эхом отдавался в сознании. – Ты вспомнишь обо всём, когда будешь готова. Когда придёт время и когда это будет лучше для тебя самой… …В моих руках когда-то была тетрадь, хранившая мою историю, но что значат сухие строки, когда неизбывная память живых способна вернуть меня в любой момент моей жизни! Как же моя мать была права! Но я ещё не умерла. Я только начинаю жить!.. Я сидела на скамье в глубине сада, обхватив руками могучую шею сидящего передо мной волка и прижавшись лбом к его голове, как будто это могло мне помочь принять наконец вернувшуюся в полной мере память. Самой себе я казалась только очнувшейся от длинного муторного сна – невероятного, однако случившегося на самом деле. Но так странно было одновременно помнить и последние годы в Ванахейме… Теперь я в полной мере понимала, как мудро рассудила Нертус, заставив меня прожить хотя бы два десятилетия, не зная о своём прошлом. Но зато о нём знали мои отец и мать, всегда готовые помочь и поддержать. Всё-таки сейчас у меня есть настоящая семья, и моё отношение и любовь к ним никогда не изменятся. Я припомнила, как Сигюн переменилась в лице, несомненно увидев и узнав меня на пиру. Несчастная в своей любви асинья, которую я никогда не смогу простить. Хель с мрачным удовлетворением упомянула в самом начале их с Нертус разговора причину, по которой я перестала принадлежала миру живых. Что ж, этот урок я уж точно никогда не забуду! - Ну и как думаешь, что мне сейчас делать? – грустно улыбнулась я, отстранившись от зверя и ласково потрепав его плечу. Мне казалось, что если я сейчас вернусь обратно в пиршественный зал, перемена во мне сразу бросится всем в глаза. Сидеть на резной каменной скамье и разговаривать с огромным белым волком в данный момент было куда предпочтительнее той реальности, что ждала меня в стенах йотунхеймского дворца, несмотря на верно портившуюся погоду. Фенрир вздохнул и улёгся у моих ног, согревая их своим теплом. Я горько усмехнулась: подняться и уйти стало практически невозможно. Но какая, в самом деле, разница? Где я увижу ещё такое поразительное звёздное небо, если большего мне здесь не осталось? Вполне возможно ведь, что и с Фенриром я встречаюсь в последний раз. В первый и последний раз в своей новой жизни… - Это слишком жестоко! – не сдержала я отчаянного вскрика. Зачем мне было вспоминать, кем я была, что чувствовала и переживала, чтобы теперь точно знать: на меньшее я уже не соглашусь?! Зачем, если для всех Шельма давно умерла, и мёртвым пути назад нет?! Зачем, если тот, кого я любила, теперь нашёл утешение в объятиях другой женщины? И вдвое больней, что это та, которая отняла мою жизнь… К тому времени, когда начался снегопад, я смогла взять себя в руки и успокоиться. Если брат меня потеряет, он поднимет на уши весь Йотунхейм, чтобы отыскать заблудшую сестру, а мне вовсе не хотелось становиться причиной переполоха. В его глазах я до сих пор была маленькой девочкой с двумя косичками, любившей колдовать над цветами, а не вот уже несколько лет как взрослой ведьмой, которая вполне могла за себя постоять. Однако сдвинуть волка оказалось для меня непосильной задачей. Оклики не помогали, и я готова была поклясться, что Фенрир вовсе не спит, а из каких-то своих мотивов держит меня здесь. На моё счастье, когда я уже была готова создать вестника и отправить его Рагне с признанием, где меня надо искать, зверь внезапно встрепенулся и сел, прядая ушами и отфыркиваясь от снежных хлопьев. Минутой спустя я тоже различила тихий скрип снега от чужих шагов. Судя по смиренно выжидающей позе, волк пришельца знал, и он опасности не представлял. - Фенрир! – повелительно окликнул зверя Локи. Волк встряхнулся, встал и покосился на меня. - И ты это знал, - вмиг растерявшись, прошептала я, поднимаясь со скамьи и невольно кладя ладонь на загривок волка. Так мне было хотя бы чуточку спокойнее. В нескольких шагах до скамьи повелитель магии замер, видимо, не веря своим глазам. Я отстранённо подумала, что царя надо бы приветствовать поклоном, но не смогла даже разжать пальцы, которыми вцепилась в гриву Фенрира. - Здравствуй, Локи, - мой голос не выдержал и дрогнул. - Шель… - выдохнул трикстер. И я, так отчаянно пытавшаяся всё это время подобрать хоть какие-то слова, чтобы лишь попытаться объяснить, внезапно вспомнила: бог обмана прежде всего читает мысли людей. Локи расторг помолвку с Сигюн на следующий же день, когда посольство вернулось в Ванахейм, и мой отец объяснял Рагне, кто я есть на самом деле и почему вольна отправиться в Йотунхейм в любой момент. В итоге брат предпочёл запить это признание двумя бутылками эля, а потом заявил, что я всё равно его сестра, и его не волнует никакое прошлое. Я боялась, что Локи может не сдержать гнева по отношению к Сигюн, но на осторожный вопрос об асинье он хладнокровно ответил: - Она помутилась рассудком после того, как нашла и открыла ту тетрадь, где ты хранила часть своих воспоминаний. И сожгла её, когда увидела тебя на пиру. Я отправил её в Асгард и объяснил произошедшее Фригг. Мать примет необходимые меры. Я постепенно привыкала к Йотунхейму. В отличие от асов, ваны ранее относительно нередко вступали в брачные союзы с йотунами (хотя гораздо чаще можно встретить ледяную великаншу в Ванахейме, чем вану – в Йотунхейме), поэтому заключенная царём через некоторое время после отбытия замкнутой асиньи помолвка с дочерью одного из уважаемых родов Ванахейма вызвала куда меньше удивления и кривотолков среди великанов. - Нет, всё-таки не судьба нашим девушкам привнести свою морозную кровь в правящую династию, - вздохнула Исгерд с усмешкой, когда встречала меня во дворце. – Но на фоне той бледной надменной девицы, считавшей себя выше нас, стоит заметить, ты смотришься немного выгоднее, Шель. Да и с точки зрения многих йотунов Ванахейм подходит куда больше в качестве надёжного союзника, чем позолоченный Асгард. Главное – чтобы йотуны увидели в тебе благорасположенную царицу, и тогда как во дворце, так и во всём царстве установится мир. - Это предупреждение мне или камень в сад Сигюн? – хмыкнула я. - И то, и другое; а касательно асиньи – большой такой булыжник, - ухмыляясь, согласилась йотунша. – Но лишь слепой не заметит, что с вашей встречи с царём настроение во дворце изменилось. Уж спокойнее так точно стало. А мир – единственное, что нам нужно. Я думаю, ты согласишься со мной. Спустя полгода в Йотунхейм пришло приглашение на коронацию Тора, и вот тут я по-настоящему обеспокоилась. Как можно будет объяснить асам сам факт своего возвращения из царства мёртвых? - Для нас обоих будет проще, если все будут считать, что я заключил сделку с Хель, - непреклонно заявил Локи в ответ на незаданный вопрос. – Поверь, это единственный вариант, который позволит избежать ненужных объяснений с асами. К тому же он в полной мере отвечает моему характеру. - И ты бы действительно отправился к Хель? За мной? – я почувствовала, как дыхание перехватило от волнения. - Мне и не пришлось, - трикстер неслышно подошёл сзади и властно притянул к себе. Сказались ли годы разлуки, но повелитель магии с моего возвращения в ледяное царство в прямом смысле не выпускал меня из виду. Где бы я ни была, чем ни занималась, я всегда чувствовала за спиной его присутствие, его взгляд. - Когда в Йотунхейм явилась Модгуд, охраняющая врата Хельхейма, чтобы присягнуть на верность новому царю, она поклялась, что и в глаза не видела ведьму по имени Шельма: ни живую, ни мёртвую. Это значило, что или проклятие, которые мы сплели для Таноса, задело и тебя; или ты оказалась в другом мире. И вопреки всем доводам разума я ждал, что они приведут тебя ко мне, - Локи очертил ровные линии Йеры и Эйваз на моей спине. Его магия так прочно слилась с моей, что даже смерть не изменила их присутствия. Я повела плечами и укорила бога: - Мы прибудем прямо к церемонии. - Ты так соскучилась по Асгарду? – ухмыльнулся Локи, тем не менее отпуская меня и накидывая свой плащ. - Да, как ни странно, - теперь уже я приблизилась к нему со спины и провела по плечам бога, расправляя складки. – Хочу увидеть, как изменилось царство богов за прошедшие десятилетия. Нам пора отправляться, мой царь. Когда мы вышли за пределы дворца и Локи обратился к Хеймдаллю с просьбой открыть Биврёст, я едва удержалась от так и рвущегося с языка вопроса: «Ты действительно уверен, что нам поверят?» - Разумеется, - как ни в чём не бывало ответил трикстер. – Ведь я же бог обмана. Я закрыла глаза и глубоко выдохнула, чуть успокаиваясь, но яркая радужная вспышка ослепила даже сквозь веки. А через несколько мгновений кожу обдал тёплый летний ветер и перед нами предстал уже вековечный Асгард.