Разбуди меня В этой темноте, В этом холоде больше не смогу, Разбуди, прошу Слава Басюл, Разбуди меня
Сны Фушими беспокойны. Эти редкие моменты, когда ему удаётся что-то видеть, пропитаны волнениями и страхом, ему снятся сплошные кошмары. Декорации тревожных сновидений неизменно окутаны грязным снегом, влажный холод пробирает до самых костей. Тяжело дышать. Он силится вздохнуть, но воздуха не хватает, и лёгкие сгорают от жгучей боли, словно их раздирают изнутри. Серая дымка над городом — это не туман и не смог. Пепел. Он вырывается столбом откуда-то из-под земли, рассеиваясь в воздухе и накрывая улицы с высокими домами сизой пеленой. Сильнее пачкает уже пёстрый снег. Среди всей этой серости и грязи он нестерпимо одинок. Гудят сигнализации брошенных посреди дороги машин, на перекрёстках мигают светофоры, всюду виднеются оставленные кем-то вещи — сумки, бумажники, недопитый кофе. Будто ещё минуту назад улицы были полны жизни и людей. Фушими кричит, но изо рта не вырывается ни звука, поэтому никто не откликается на беззвучный зов. Его подстёгивает чувство нарастающей тревоги, и он движется вперёд в попытках скрыться от невнятной опасности. Как если бы в затылок угрожающе смотрело дуло пистолета, готового вот-вот выстрелить, хотя в этом мире больше никого нет. А потом город начинает пожирать пустота — неспешно, неумолимо, уничтожая улицы и сам свет. Всё расплывается и меркнет. Скованное напряжением тело Фушими покрывает липкий пот. Его лихорадит. Ворочаясь, он сбивает под собой простыни и стискивает зубы не в силах вырваться из сонного плена. Пальцы впиваются в угол подушки, а во сне он хватает пустое пространство перед собой. Фушими понимает, что это сон, но проснуться не может. В пустоте как в тюрьме. Просыпайся, просыпайся. Он не видит ни собственных рук, ни тела, голоса тоже нет. Просыпайся. На кой он выключил треклятый будильник, сейчас его нервирующий звук пришёлся бы кстати. Сознание затухает в последний момент, рассеивается вслед за миром и телом. Фушими не за что ухватиться. Он не помнит своего имени, не помнит знакомых прежде лиц, удержать внимание становится почти невозможно. Тела уже нет, но глаза всё равно жжёт так сильно, словно их разъедает кислота. Теперь ему точно больше никогда ничего не увидеть. Горячо. Жжёт. Нечем дышать. Фушими нервно вздрагивает и наконец просыпается. Чтобы отойти от пережитого и вернуться в реальный мир, поверить в него, ему требуется несколько томительных секунд. Взмокший, вымотанный, он выпутывается из удушающего одеяла и жадно вдыхает утренний воздух. Свет. Он замирает на месте. Яркий солнечный свет прорывается через окно, заливая всю комнату, и скользит по лицу. До боли бьёт по зрительным нервам. Это с непривычки. Всё тело Фушими резко цепенеет, он с трудом управляет рукой и прячет под ладонью саднящие глаза, осторожно открывая их. Свет. Из груди вырывается судорожное дыхание. Продолжая жмуриться, Фушими медленно садится на постели, упираясь ногами в голый матрас. Ко времени, когда обманчивая сонная пелена спадает окончательно, он уже отходит от шока и шире открывает глаза. Первое, что удаётся увидеть, — собственные подрагивающие руки. Худые бледные пальцы, нервно сжимающие сейчас одеяло. Скомканная простынь ютится на краю кровати, частично лежит на полу. Комнату он обводит неуверенным взглядом, боясь, что всё исчезнет в мгновение ока как во сне. Поперёк горла встаёт колючий ком, а глаза начинает характерно пощипывать. Фушими мотает головой, непонятно перед кем и что отрицая, и просто роняет голову на колени, чувствуя, как всё тело потряхивает. Это не истерика, но эмоции — в основном неадекватная радость и ликование — близки к точке кипения. Ему бы с боевым кличем выскочить в окно. Выскочил бы, умей летать. Фушими сдерживает себя, обхватив колени руками, терпеливо и тщательно, по кусочку возвращает себе самообладание, которого в миг лишился. В груди всё ноет от распирающего чувства облегчения, потому и горячие слёзы текут, не переставая. Тише. Фушими успокаивает самого себя и вскоре выпрямляется, стирая с лица и слёзы, и холодный пот. С постели слезает пока неуверенно и медленно. Всё похоже на дурной сон и одновременно на первое настоящее пробуждение после затянувшегося кошмара. Сейчас нельзя сказать точно, что и когда было правдой, а что — бредом воспалённого сознания, но Фушими мало что беспокоит в данный момент. С нарастающей жадностью его взгляд скользит по предметам мебели, деревьям и улице за окном, голубому небу. И снова возвращается в комнату, цепляясь за зеркало. Фушими настороженно замирает перед ним, отражение кажется невероятно знакомым и вместе с тем чужим. Он близоруко щурится, неуверенно ощупывает своё лицо, будто это восковая маска, и продолжает приходить в себя, цепляясь за все мельчайшие детали своей "новой" старой реальности. Не сон. Не иллюзия. Всё взаправду. Сколько прошло времени? Неделя, две, месяц? Ощущение, что не меньше года. Или всё случилось пару дней назад? В настоящем мире словно ничего не изменилось, совсем ничего. Очки. Фушими отходит от зеркала и, испытывая странную неловкость, берёт с прикроватной тумбы свои очки, вертит их в пальцах, оценивая. Линзы давно требуют замены, правая дужка немного разболталась. Знакомый и столь личный предмет мигом возвращает прежнее ощущение самого себя, отрезвило буквально одно прикосновение. Да, видит. Следует об этом доложить. Он собирается быстро. Привычный утренний ритуал словно ни разу не прерывался за прошедшее время. Собственное отражение в синей форменной одежде вселяет небывалое удовлетворение, он срастается с ней в одно мгновение, как со второй кожей, будто не снимал вообще. Внутри всё характерно подрагивает то ли от восторга, то ли от неверия — разум ещё плывёт. Лишь потянувшись к дверной ручке, Фушими неуверенно застывает на полушаге, опасаясь выйти в мир, который кажется зыбким и эфемерным. Не покидает гнетущее ощущение, что всё моментально рассыплется, стоит только открыть дверь и осмелиться шагнуть за пределы комнаты. Нужно ли? Можно ли?.. Хватит этой чепухи. Фушими задирает подбородок и дёргает дверь на себя. Люди, чьи лица прежде не задерживались в памяти, мелькают перед глазами как единственные по-настоящему значимые. Неизменное удивление, сменяемое радостными улыбками и возгласами. Теперь он бессознательно запоминает каждого, заполняя болезненные пробелы, и если закрыть глаза, разум дорисует для каждого имени и голоса своё лицо, устранив из души сосущую пустоту. Фушими не позволяют пройти по коридору. Он не меняется в так знакомом всем настроении и голосе, будто и не было этих дней в изоляции, однако его переполняет радость. Настолько огромная, что Фушими лишь сильнее держится за привычное поведение, довольно быстро переключая всеобщее внимание со своей персоны на необходимость ознакомления с последними отчётами. Хидака уже порывается умчаться с докладом к капитану, на что Фушими отводит взгляд в сторону и с лёгкой досадой выдаёт: — Я доложу сам. Не думать, ни о чём не думать. Стоит на мгновение задуматься, и всё пойдёт прахом. Лёгкий шаг Фушими почти беззвучен, но самому кажется, что вбивает сваи. При виде заветной двери в тело возвращается прежняя отупляющая тяжесть, охота развернуться и пойти назад. Зря он остановил пышущего энтузиазмом Хидаку. Лишь бы сейчас язык не отсох, впереди ведь одни формальности. Вежливый стук, голос из-за двери — всё как всегда, всё нормально. — Это Фушими. А затем наступает тишина. Длится какие-то секунды, но впечатление, что время ловит его в капкан бесконечности, и Фушими стоит в напряжённом ожидании часами. Днями. — Войди. Вот за чьей дверью действительно осыпается весь существующий мир. Глубокий вдох как перед прыжком в ледяную воду — и он стоит на пороге знакомого кабинета. Реальность в самом деле не меняется. Глобальная система слишком хорошо отлажена, и если одна деталь выходит из строя, это не стопорит основную работу, бракованный элемент просто заменяется другим. Не важно, сколько времени Фушими не участвует в делах "Скипетра 4", от этого никак не меняется кабинет Мунакаты и сам Мунаката. Поэтому предательское ощущение, что он стоял на том же самом месте ещё вчера, а всё прочее — только фантазия, накатывает сразу же. И одно это влияет на весь дальнейший разговор. — Снова в строю и готов вернуться к обязанностям. — Да, вижу. Холодно. — Когда к тебе вернулось зрение? — Утром. Возможно, раньше. Я обнаружил, когда проснулся. Неправильно. — С возвращением, Фушими-кун. Всё не так. Фушими осмеливается посмотреть в глаза Мунакаты. Ловит на себе его пристальный взгляд и сам глядит неотрывно, впервые так открыто и жадно, почти не моргая. Старается запомнить каждую мельчайшую деталь вроде блеска линз, тонкой линии бровей и острого подбородка. Лишь когда губы Мунакаты трогает вполне явная улыбка вместо привычной еле заметной, Фушими моргает и одёргивает себя. — И уже с письменным отчётом? — в Мунакате просыпается снисходительный тон, когда он обращает внимание на папку в руках Фушими. Где-то на дне сознания эхом откликается забытое чувство раздражения. Мир и впрямь не меняется. — Значит, дело в стрейнах, — Фушими демонстративно поднимает распечатанные листы. — Когда вы собирались рассказать мне об этом? Мунаката отвечает не сразу. Опускает подбородок на сцепленные пальцы и закрывает глаза. — Зафиксированных случаев оказалось не так много. К настоящему времени зрение восстановилось только у двоих, — его взгляд снова устремляется к Фушими. — Троих, учитывая тебя. Не имело смысла сообщать неподтверждённую информацию и напрасно обнадёживать. Естественно. В этом весь Мунаката. Вместе с красноречивым вздохом вырывается лаконичное "Понятно". — Что намерен делать? — Присоединиться к назначенной операции. Меня уже ввели в курс дела. — Исключено. Фушими замирает в недоумении. С лица Мунакаты сходит улыбка, и он поднимается из-за стола. Только теперь приходит запоздалое понимание, что с самого начала разговора голос Мунакаты звучал непривычно мягко, а сейчас включился типичный профессорский тон. Или... нет. Так безапелляционно звучат только приказы. Он не успевает задать вопрос, чтобы выяснить причину. Мунаката останавливается в шаге от него, смотрит сверху непроницаемым взглядом и оценивает. — Мы урегулируем ситуацию с "Хомрой" без твоего участия. Видя, как Фушими готовится бурно возразить, он добавляет: — Сегодня. Я понимаю твоё стремление влиться в прежнюю колею и не только... На этих словах Фушими хмурится, понимая, к чему клонит Мунаката — поиск встречи с Мисаки. — ...но раз ты изучил доклад, то осведомлён о возможности рецидива. Если в ответственный момент ты снова лишишься способности видеть, под удар могут попасть другие члены "Скипетра 4". Такой риск не оправдан. Слишком резонное замечание. Ни становиться обузой, ни тем более ставить задание под угрозу срыва у Фушими желания нет, остаётся только подчиниться и подтвердить приказ о своём неучастии. Разговор заканчивается тем же, чем и начался — ничем. Стандартный набор формальных фраз без единого намёка на что-либо иное, ничьё самообладание ни разу не дрогнуло. Фушими всё больше склоняется к мысли, что был одержим сумасшедшими фантазиями, на которых концентрировался из-за неспособности видеть. Тогда при мыслях о Мунакате его всего бросало в жар. Теперь он абсолютно спокоен, даже стоя напротив него и глядя в глаза. Никакой трепетной дрожи и учащённого пульса. А поведение самого Мунакаты лишь подтверждает, что Фушими всё выдумал, самым немыслимым образом отвлекая себя от одинокого гниения во тьме. На полпути к тренировочному залу его догоняет улыбающийся Хидака. Фушими не против. При всём своём характере Хидака удивительно ненавязчив, его общество не утомляет, а сейчас он и вовсе отвлекает от мрачных дум. Оба идут неспешно. Фушими сразу выясняет, почему он здесь — разрешение капитана, который в свою очередь покинул штаб вместе с отрядом. Хидака шутит про свою незначительную роль в организации, потом спохватывается и шутит уже про незначительность задания, дескать, справятся без них, присутствие капитана и лейтенанта компенсирует отсутствие двух выдающихся офицеров. Фушими впервые замечает ямочки у того на щеках во время улыбки, а Хидака замечает его пристальный взгляд и перестаёт улыбаться. — Фушими-сан? — Нет, ничего. Подумываю о спарринге. Нужно вернуться в форму. Он видит краем глаза, как озорная улыбка вновь озаряет лицо Хидаки. Раньше подобные мелочи не имели значения, но теперь Фушими придаёт значение всему. — Хидака, всегда готов. Навёрстывая упущенное, после тренировки Фушими вникает во всю скопившуюся за время его отсутствия информацию, детально изучая все отчёты, ни на минуту не отрываясь от экрана ноутбука. По датам он быстро вычисляет, как долго оставался не у дел. — Может, стоит сделать перерыв? Фушими бросает на Хидаку беглый взгляд, когда тот ставит на стол возле ноутбука кружку с горячим кофе. — Не слишком большая нагрузка для глаз в первый день? — Мою работу никто не выполнит вместо меня. Для этого мне нужно быть в курсе происходящего. Те две недели, на которые я выпал из жизни, не должны становиться помехой. — Это, конечно, верно... По уклончиво-озабоченному тону Хидаки становится понятно, что он не спешит соглашаться, и Фушими меняет тему. — Теми стрейнами занялись ты и Акияма? Хидака согласно булькает в свою кружку и подтягивает соседний стул, чтобы сесть рядом, заметно оживившись. — После инцидента, — он кивает на самого Фушими, — почти сразу обнаружилось ещё несколько подобных случаев, примерно в одном радиусе. Весь квадрат был очищен от стрейн, но ни у кого больше похожий недуг не проявился. В соседних районах тоже. Пришлось только отслеживать состояние уже подверженных феномену людей. — Вот как. Вновь выслушивая слова о рецидиве, Фушими наконец выпрямляется, на время оставляя ноутбук в покое, и разминает затёкшую шею. Он не исключает вероятность подобного исхода, но отчего-то уверен, что зрение вернулось к нему окончательно, и за этим ничего не последует. Феномен? Да уж, действительно. Почти весь отряд "Скипетра" возвращается после обеда, ближе к вечеру появляются Мунаката и Авашима. Последняя находит Фушими и велит отправиться к капитану вместе с ней. Оторванный от событий в течение всего дня, он погружается в гущу привычных происшествий и интриг за одно мгновение, и только один фактор вносит разлад в привычную жизнь — дамоклов меч Красного Короля. Наплыв старых эмоций случается неожиданно, на время выбивая почву из-под ног Фушими и оставляя в голове одну-единственную мысль, отдающуюся звоном в ушах: меч разрушается. — Пока ничего критичного, — добавляет Мунаката, пересекаясь взглядами со встревоженным Фушими, — но сама ситуация серьёзна. В наших силах сдержать разрушительные действия Суо Микото любыми средствами. Повторение истории недопустимо. Сдержать Микото-сана. Мунаката бредит. — Договориться с Красным Королём вряд ли удастся. — Я бы сказал, это невозможно. Но использовать будем всё. Авашима-кун, донеси новые инструкции до остальных. — Есть! — Фушими-кун, задержись. Авашима незамедлительно покидает окутанный сумраком кабинет, свет в котором так и не зажгли, и только у самых дверей оборачивается, чтобы бросить взгляд на вытянутую спину Фушими. Когда её шаги стихают в глубине коридора, закрывший глаза Мунаката присаживается на край письменного стола и скрещивает руки на груди. — Ты справишься с этим? Фушими отходит к окну. Стоя вполоборота, он не отрывает свой взгляд от тёмных улиц, озарённых только уличными огнями и самую малость белым светом полной луны. — Война с "Хомрой", да? Странное чувство. Вряд ли это будет похоже на прежние "приветственные" стычки. В сложившихся условиях попытки "Скипетра 4" установить свой контроль над ситуацией и в буквальном смысле регулировать границы силы Красного Короля кажутся детским лепетом. Даже не смешным. Они оба знают, на что способен Микото, и на что он может стать способным, если его свободу попытаются ограничить. Вместе с тем осознание своей причастности к происходящему, именно к контролирующей стороне, доводит почти до смеха. Иронично-нервного. — Война — слишком громкое слово, — Мунаката поправляет очки, затем тоже подходит к окну и устремляет холодный взгляд поверх домов. — В нашу задачу входит сохранение порядка в этом городе и сохранение самого города. Если Третий Король становится потенциальной угрозой для него, то наши действия нельзя охарактеризовать никак иначе, кроме как "работа". У Мунакаты всё звучит просто. Хотя это вселяет уверенность и спокойствие. Командир, который всегда знает, что нужно делать, и умеет подстраиваться под ситуацию, не теряя ориентиров и не позволяя сбиться с пути остальным. Всё действительно просто и укладывается в рабочие рамки? Даже ярость болвана Мисаки, о чьей болезненной привязанности к Микото-сану он прекрасно знает? Сейчас он даже может безошибочно сказать, что именно Мисаки чувствует. Отголоски таких же чувств терзают и самого Фушими.Разрушается дамоклов меч.
— Справлюсь. — Хорошо. Мунаката наклоняется. Фушими осознаёт это только после прикосновения его пальцев к щеке, и, вздрогнув, поворачивается к нему. — Твои способности и навыки понадобятся в ближайшем будущем. Я рассчитываю на тебя. Ощущение мягких губ Мунакаты мигом возвращает Фушими в те заполненные мраком дни, сейчас возрождая в памяти только приятные воспоминания, отсекая все прочие. Клокочущее в груди сердце и адреналин подхлёстывают его, он делает шаг, прижимаясь к Мунакате вплотную, пальцами впиваясь в плечи. Под влиянием нахлынувшего жара вся холодная сдержанность улетучивается, не оставляя следа, но Мунаката отстраняется, пока Фушими не успел войти в раж. И Фушими отмечает странное выражение его глаз. — Возможно, понадобятся быстрее, чем мы думаем. — Что это значит? — Фушими-кун, каковы шансы сдержать силу Красного Короля? Восстанавливая прежнее дыхание, Фушими замирает после этого вопроса, не сводя с Мунакаты напряжённый взгляд. — В процентах? — Не важно. Мунаката снова смотрит вдаль за окном, и Фушими всё сильнее настораживают его слова. Он вспоминает Микото. — Даже если его не провоцировать... Мрачная усмешка вынуждает умолкнуть. — Да, провокация. В этом случае наши шансы сводятся к абсолютному нулю. И шансы Суо тоже. По-прежнему оставаясь в его объятиях, он чувствует, как пальцы Мунакаты сжимаются у него на спине. — Тебе что-то известно? — Нет, но хотелось бы знать, что это. Интуиция. Плохое предчувствие. Или паранойя. Надеюсь, что последнее. В любом случае пока придерживаемся первоначального плана. Напряжение из тела Мунакаты вдруг резко уходит — Фушими явственно ощущает это, словно тревожные мысли наконец отступают, и Мунаката возвращается в свой кабинет, теряя всякий интерес к улице. — Отдохни, — с этим словами он снова нежно гладит лицо Фушими кончиками пальцев. — Я не устал после дня безделья. — Вот как? Тогда оставайся здесь. Недоумение проступает слишком явно. Мунаката улыбается. — Ты ведь хотел. Фушими медленно скользит ладонями по синей форме от плеч к шее, обнимая. Пальцы зарываются в волосы на затылке, а сам он вновь тянется к улыбающимся губам. Да. Очень хотел.