Объект не найден

Лишь удалившись от объекта на значительное расстояние, Стас облегченно выдохнул, да и повеселевший вид Сергея подметил. До этого шли молча, в ускоренном темпе, насколько позволяли пересеченная местность и груз. Теперь же Звягинцева приперло поговорить: — Я все думаю, что того чувака застрелиться заставило? Военные психи, конечно, каждый в чем-то двинут, но они не стрессуют обычно. Ну, до такой степени. Мож подстава… А с другой стороны — хороший знак: если это мумиё там столько пролежало, значит, реально бункер никто не крышевал и не проведывал все это время… Слушай! А ты там схемы находил — объект один тут такой? Или их сетка? Моя карта не того уровня секретности, хоть и военная. И что ты там про грибы раскопал? — вопросы сыпались как горох из рога изобилия: Стас хотел знать все и сразу, перескакивал с одного на другое, перебивал сам себя. Эмоции распирали. — Там были испытания на свойства некоторых отрядов, — Сергей начал с последнего, — я тоже не все понял, но, если кратко… они хотели создать какой-то супер-антибиотик на базе пенициллиновых. Но вроде как не получилось. Потом эксперименты были с возобновляемыми источниками белка, ну, чтоб грибы себе росли и их есть можно было, если война и консервы закончились, например, а надо какое-то время продержаться. Они прошли еще немного, остановились у родника. Когда напились, Елецкий продолжил: — Может быть, бунт подчиненные подняли, а может, эпидемия случилась, или командир с ума сошел, когда ему велели пост покинуть… черт знает… люди все разные. Я бы в таком месте точно тронулся. — Ага! На мозги давит, — Стас неожиданно рассмеялся. — Ходячие грибы зомби-мутанты разбрасывают споры! Нападают на военных и хотят захватить миииир! — навис над Сергеем, скрючив и растопырив пальцы как когти хищной птицы, изо всех сил изображая лицом пресловутого монстра. — Грибы заключили соглашение с помидорами-убийцами из космоса и теперь у них альянс! Пощады не будет! Защищайся, землянин! Елецкий весело фыркнул и попытался перехватить руки Стаса, сделав вид, что ему точно не отбиться от пришельца-под-грибами. Упал на землю, умоляя о пощаде и пытаясь «защититься» крестом из веток. — Теперь ты мой, последний герой! — неожиданно для себя зарифмовал Стас, — и с хохотом оседлал Сергея, выдернув у него из рук импровизированное распятие и зашвырнув подальше в кусты. — Ну вот... Так и знал, что это не сработает! — вздох, полный притворной скорби. — И вот пред вами ща возник грибной зловещий еретик! Бля! Меня прет! — не переставая ржать, парень еще и поерзал на поверженном пленнике, вдавливая его в землю, — и осекся, осознав: — Я… опять твою зону нарушил. Извини. Это… нечаянно. Елецкий рассмеялся. — Да ладно тебе! Я же теперь понимаю, почему ты это делаешь. Да и вообще… Неужели у всего должен быть сексуальный контекст, скажи на милость? Хотя признаюсь, это было волнующе… у меня давно никого нет. — Да не контекст! Я по приколу. Мы малые были — вечно так дуру гнали: то боролись, то ездили друг на друге… — все же Стас покраснел и смотрел как-то виновато. — Ты же тогда четко дал понять, что не хочешь, чтобы к тебе лезли. А то, что я хочу… ну… я мужчина. А значит — должен терпеть. Даже если тяжело. Я тебя уважаю. Но у меня плохо получается быть сдержанным. Посерьезнев и как-то потускнев, Стас отпустил Сергея и соскользнул с него на моховый стланник, улегся рядом. Отрешенным взглядом уставился в высокое весеннее небо: солнце клонилось к горизонту, зашло за лиловое облако — и на полнеба веером разошлись лучи, а края облака вспыхнули расплавленным золотом. Парень сощурился и вытянул руку, будто пытаясь дотронуться. — Красиво! Сергей посмотрел вверх и тоже залюбовался короной облаков. — Я не люблю, когда ко мне неожиданно прикасаются, это действительно так. Никаких травм детства не было, но как раз такое вызывает желание ударить любого или любую. У каждого свои тараканы. Думаю, если все получится, то в Екате у тебя будет больше возможностей, чтобы встретить кого-то. — Может и будет. Но это все так… неизвестно еще когда, и выгорит ли, — криво усмехнулся Стас, чувствуя глухое раздражение. — А ты вообще спал хоть с кем-нибудь? — Разумеется. У меня было несколько женщин. Все с кем-то встречались, ну и я тоже. Раньше больше переживал, но сейчас на нормальных нет денег, а местные… нет уж, спасибо. Этих и даром не нужно! — Знаешь… — Стас помедлил, но в итоге решительно перевел тему. — Хоть с нами и приключилась куча всякого дерьма за эти два дня, я сейчас свободный, почти счастливый, и почему-то не хочу, чтобы дорога кончалась. По крайней мере, от тебя не ждешь подвоха. — Парень грустно улыбнулся и потянулся куда-то вбок, перекатившись, потом обратно: в пальцах был зажат желтенький цветок первоцвета-адониса, — он протянул его Сергею: — Совсем уже весна! Над головой с протяжными кликами летел клин диких гусей, совершенно равнодушных к людским делам. Елецкий усмехнулся, однако подарок принял. Замешкался, не зная, куда его деть. В итоге заткнул за ухо и проследил взглядом за птицами. — Надеюсь, летом будет больше солнечных дней, чем в прошлый сезон. Овощи не успевают созревать нормально… — Ну так Сибирь же, епть! Не Сочи! Скажи спасибо, что в августе снег не выпал, тут и такое бывает. Не часто, но все же… — Да… всякое бывает. Ну и в остальном ты прав: то еще приключение выдалось! Но надо выяснить, что это за чертовщина и что за объект… А то вдруг эта хрень распространяется или выяснится, что кто-то еще подобное видел. — Туземцы много всякой хрени рассказывают. Раньше я думал, что так… пиздеж, сказки, а теперь уже склонен поверить. А с бункером да, сложнее… Тут даже и не знаю, у кого спросить. Ты же сам знаешь, какие у меня отношения с гарнизонными. Вернее, у них со мной… — покосился. — А цветок тебе идет. Ты с ним на какого-то древнего чувака похож. И я бы тебя поцеловал, но знаю, что огребу, — тихонько фыркнул он. Сергей повернулся к Стасу, вздохнул: — Жаль, что так получилось, но доверять первому, кто к тебе нормально относится, тоже не лучший вариант. Звягинцев глаз не отвел, пристально и серьезно смотрел в упор: — Что есть — то есть. Нефиг жалеть меня. А лучше-хуже можно судить, когда есть выбор. А пока вариант единственный. И ты действительно много для меня сделал, даже сам не представляешь, сколько. Я сперва просто хотел развести тебя на жрачку и одежду, больше со скуки, и даже не особо верил, что получится. Но то, что вышло в итоге… Ай, ладно, — парень обреченно махнул рукой, поднимаясь и отряхивая с себя лесной сор. — Пошли уже дальше, опять заночевать в тайге придется. Надо место подыскать. Сергей встал и двинулся вслед за Стасом. Они прошли около сотни метров по распадку и наткнулись на заросли шиповника. Посчитали добрым знаком для того, чтобы разбить лагерь именно здесь. Вокруг палатки выложили кольцо из колючих веток, и, смастерив нехитрый ужин, уже в сумерках снова перебрали рюкзаки. — В лесу спокойно, если не думать о мертвых лосях, туманах и паутине, которая хочет тебя сожрать… или шаровых молниях, готовых поджарить… мда… — юмор у Елецкого был своеобразный, — То ли мы удалились от природы, то ли она научилась защищаться от нас… Стас меланхолично помешивал в котелке закипающий суп. — Местные верят, что у природы есть душа, вернее, целая куча душ-духов. Люди столько дерьма наворотили, так что неудивительно, если им платят взаимностью… — и подытожил, рубанув воздух ложкой: - сами же и пилим сук, на котором сидим! И, к слову, о сучьях! Не знаю, как у тебя, но у меня все руки, спина и жопа в колючках от ебучего шиповника! И они, блядь, чешутся! И болят! Я ими нафарширован просто! Так что если сраный костяной лось надумает меня есть — он, сука такая, подавится! Я ему поперек горла встану! — не прекращая болтать, парень сноровисто разлил варево по железным мискам и протянул Елецкому: — Кушать подано, ваше сиятельство! Давайте жрать! — Спасибо, — Сергей принял еду из рук напарника. — Никто не знает, что такое душа. Я читал где-то давно, что якобы это наш информационный след. Эмоции там, воспоминания… все как в компьютере в цифрах. Я подумал, что неплохая теория. Если отбросить мистификации, то логика как в программировании, и при этом вполне совпадает с библейской версией. Сначала все говорили на одном языке и могли «считать код друг друга». Но сейчас человек настолько далек от изначального «кода», что не то, что животных — себе подобных воспринять не в состоянии. Есть, конечно, адаптеры: речь, мыслительный процесс, только проблема в том, что мы и ими пользоваться не хотим. В итоге получается… ну, как обычно. Елецкий развел руками, усмехнувшись собственным мыслям, после чего, встрепенувшись, вытащил подвядший адонис из волос, достал из-за пазухи небольшой блокнот в кожаной обложке и заложил цветок меж страниц. Стас же напрочь забыл про еду: слушал, открыв рот от изумления. Замер с зависшей на полдороги ложкой и с горящими глазами внимал Сергею, — перед ним, словно кино, разворачивалась захватывающая теория, затягивала, увлекала. Ни один учитель в школе не раскрывал материал настолько интересно и в то же время доступно. — Круто! А знаешь… мне как-то раз вообще странное подумалось: вот ходят люди в церкви разные, молятся, и даже чудеса у них случаются. А что если они путают причину со следствием? Обращаются вроде как к богу, а на самом деле просто переходят в такой режим, в котором у них мозг излучает, ну, типа как микроволновка, и они сами меняют реальность. И получается, что они — и есть бог. А думают, что овцы. Бабка моя верующая была, она пыталась мне все это толкать, ну, про Христа, деда на облаках… фигня все это! Нужны мы этому деду как… как те же муравьи нам. Ну ползают под ногами, да, разумеется. Человек для муравья велик, непостижим, но по факту ни нам до них нет дела, ни им до нас. Блин. Теперь я на биологию сбился. Косяк. Короче, нафиг деда, мы сами себе боги. И подозреваю, что древние могли этой энергией управлять, ну, типа как режимы переключать на микроволновке, а потом типа потеряли инструкцию. И стали ей поклоняться, не зная, как включить. А потом вообще забыли, что и для чего и все перепутали. Вот. Что скажешь на это? Бред, да? — Это еще нужно доказать. А сказка нужна была детям, но, вероятно, её как-то неправильно донесли до наших дней. Проще всего обучение происходит во время игры, поэтому бог вполне мог быть учителем… Вообще очень похоже на нашу организацию в НИИ. Есть системный администратор, который ходит и раздает всем ключи и права разграничивает: кому-то бухгалтерию, кому-то производство. Так и с молитвами. Может быть, там тоже сочетание звуков зашито как код, играющий роль ключа для запуска процесса, вот и выходит все по-твоему. Елецкий отставил в сторону тарелку, и обернулся, вглядываясь в подкравшиеся сумерки. — А если восстановить весь код, может, мы бы и в параллельные реальности могли махнуть, — Стас улыбнулся. Проследил направление взгляда Сергея. — Да вроде спокойно пока все. Хотя вообще очково. От любого пня теперь ждешь подвоха. — Все может быть. Только мы об этом вряд ли узнаем… ну, что реальность параллельная. Может быть все эти… странные вещи вчера и сегодня происходили как раз потому, что мы, условно говоря, «сели не в тот трамвай». Только едва ли теперь поймем который трамвай «тот»… Наверное, слишком сложно объясняю… но это как если бы из точки «А» в точку «Б» шли сто тысяч поездов, и каждый соседний отличался от основного одной буквой или сидениями на миллиметр выше, если бы мы попадали в левый или правый, то не заметили что что-то не так, а вот в сто девятнадцатый, например, то да… там и уши у людей, допустим зеленые, и носы до пупа, - наверное, удивились бы…— Сергей зябко повел плечами. — … А про пни — это ты прав… насмотришься, блин, тут, потом думай. — Не! Я понял! — с жаром заверил Стас. — Нормально ты объясняешь про поезда свои! А сели не туда потому, что жизнь, судьба — это типа колея железной дороги, — парень подхватил аналогию. — Она, как правило, одна, и жизнь идет по накатанной, как поезд по своей ветке. («Вектор!»- вспомнилось слово из геометрии) — а на станции, ну, в какой-то точке-стыке пространства, есть стрелки и вообще куча всяких путей, на которых и стоят твои стопятьсот поездов. Кто-то перевел стрелки! — Стас увлекся, отчаянно жестикулировал, изображая разом и стрелочника и колею. А если пути сойдутся — это же… катастрофа? Поезда столкнутся, сойдут с рельсов… И будет… конец света, да? — озадаченный и ошарашенный собственным выводом Стас поднял на Сергея глаза. Тайга нависала вокруг еще более угрожающе, на фоне чернильного неба: зловещие зубцы, - макушки пихт. И только приветливый свет костра ободряюще плясал, очерчивая защитный круг. — А даже если и не конец… Вдруг мы вернемся, а дома уже все не так? Или вообще что-то другое на месте гарнизона. Город, допустим! Как сойти с этого поезда и сесть в свой? — А он в любом случае теперь наш, что бы мы там ни думали. И никуда теперь не денемся. — Сергей потянулся, плотнее закутываясь в бушлат. — Пока не обзаведешься жильем и не скопишь достаточно, можешь приходить к нам, я предупрежу мать. Она только рада будет, если кто-то ей поможет по хозяйству. Работой обеспечит — будь спок! И не нужно думать, что жалость — это всегда презрение, — заключил он. — Э… спасибо, — Звягинцев стушевался, — Даже ночевать? Не, я не напрашиваюсь, и помогать буду. Я вообще никакой работы не боюсь. Но и стеснять вас… не хочется. Да и репутация моя… ну, что я шлюха заразная… Ладно, тебе плевать, а твоим старикам оно надо?! Хотя… клево было бы! Я отчима ненавижу. Он мне прошлой зимой руку сломал. Да и теперь… тупо страшно с ним, когда пьяный. Стас сгорбился под камуфляжной курткой, накинутой на плечи. Помешивал угли. Посуду они уже вымыли с песком — рядом был родник. Теперь готовились ко сну. — Мы здесь чужие, по большому счету, а со стариков какой спрос? Я не вижу в этом ничего предосудительного. А общественное мнение… думаю, под чутким руководством моей матери оно если не изменится, то смягчится точно… С остальным подумаем, что делать. Елецкий плеснул воды на кострище, после чего подсветил палатку, и, дождавшись пока Стас окажется внутри, забрался сам и добавил: — «Спасибо» потом будешь говорить, когда выберемся из этой дыры. — Слушай! У меня идея! Но дурацкая, — Стас был явно смущен. — Мне не нравится в одноместном спальнике. Слишком тесно. Если оба расстегнуть, на один лечь, другим укрыться, как одеялом… рядом же будет теплее. Можно? — Лучше соединить два в один, тогда станет просторнее, а теплопотеря уменьшится — кивнул Сергей, сводя молнии, — Если не начнешь ночью вертеться и приставать, думаю, все будет нормально. — Не буду! Зуб на отсечение даю! После того, как устроились, Елецкий легко притянул Стаса к себе, устраивая поудобнее. — Это не провокация, — усмехнулся он, — я не сказал, что мне противно или неприятно твое отношение, но я тебя почти совсем не знаю. Поэтому… доброй ночи… — он зевнул. Стас замер, наслаждаясь теплом, уютом и близостью. Прокручивал в голове интересный и странный разговор о вселенных и сверхвозможностях, боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть ощущение: в плавно накатывающей дремоте казалось, что их тела растворяют границы, становясь чем-то целым и обмениваясь энергией. И уже на грани яви и сна стали приходить, нанизываясь одна на другую, рифмованные строки. Бегают точки по плоскости: Мы их назовем человечеством. Бегают точки — наверное, Им очень хочется жить. А здесь проведем мы линию, Острую тонкую линию — И точки бьются и мечутся: Не могут переступить. Еще проведем мы линию — Холодную, параллельную. И две длинных ровных линии Как рельсы помчатся вдаль. На рельсах четыре поезда Столкнутся и покалечатся, А точки исчезнут в вечности — Останется только печаль… Очнулся от приступа мучительного кашля. Во рту пересохло, горло нещадно драло. Стас судорожно пытался вдохнуть, но лучше не становилось: вся палатка была наполнена едким дымом. Слезились глаза, болели слизистые. Сквозь матерчатые стенки слабо просвечивали оранжевые всполохи. — Бляяяадь! Звягинцев затряс Сергея, пытаясь добудиться, рванул вниз молнию спальника, запутался в спешке, начал рваться, словно из пут. Саданул Елецкого пяткой под ребра. — Серыыый!!! Да проснись же ты, сука! Пиздец! Мы, походу, костер нормально не затушили! — руки тряслись, с трудом попал в берцы, наспех зашнуровал, ломанулся на улицу. Здесь дыма было еще больше. Но их кострище мирно серело в темноте остывшим пеплом. Полыхали дальние сопки. По тайге шел весенний пал со стороны торфянников! И, что самое мерзкое, ветер сейчас дул в их сторону, потому и нанесло столько дыма. Огонь шел по низу: полыхали кустарники и сухая как порох прошлогодняя трава, но вот уже несколько смолистых исполинов-кедров успели заняться: пылали жуткими факелами в ночи, и если огонь перекинется на другие деревья, пойдет по верху, — им точно несдобровать! «Надо быстро сворачивать все и валить! — пронеслось в голове, — И как только появится связь — звонить в гарнизон, поднять по тревоге часть! Пока все к чертям не сгорело!» По захлебывающемуся кашлю в палатке, Стас догадался, что и Елецкий проснулся, наконец. — Чёрт… Только этого не хватало! — выдохнул он, быстро помогая Стасу собраться. — Погоди, надо палки взять! А то угораздит еще провалиться и сгореть хрен знает где… Сергей подобрал крепкую с виду палку и двинулся вслед за Стасом, старательно прощупывая почву под собой. Плясали багровые отсветы на камнях, удушливый запах гари мешал дышать даже сквозь мокрые тряпки, повязанные на лица. До рассвета еще было далеко, а может быть, небо просто почернело от дыма. Стас по-прежнему шел впереди: он все-таки лучше знал дорогу, хотя ориентироваться в таких условиях было сложно. Все время напряженно прислушивался: идет ли сзади Сергей. — Сейчас по распадку поднимемся — может, связь появится. Попробуй набрать хоть кого-нибудь, пусть вызывают МЧС! — от напряжения голос срывался на хрип. Мучительно ломило в висках, пот заливал глаза. Тропинка шла вверх. В какой-то момент обернувшись, парень поразился открывающейся картине: зарево над сопками, застигнутые врасплох птицы кружили над лесом, искры и горящие сучья летели им вслед. Стас протянул руку Сергею, помогая тому взобраться на высокий уступ. — Мы выберемся! И все заебись будет! — скорее даже для себя проговорил с остервенением. Адреналин зашкаливал, и откуда брались силы — непонятно, но даже груз за плечами уже как-то не особо давил. Сзади раздался треск сучьев. Парни едва успели отпрыгнуть в сторону: из кустов ломанулся перепуганный дикий кабан, воняя паленой щетиной. Он мчался не разбирая дороги, как пушечное ядро. Елецкий на автомате раз за разом набирал 112 и когда, наконец, дозвонился, с трудом назвал квадрат: казалось, что горит все. День так и не наступил: над сопками повисла удушливая мгла. В груди болело, каждый вдох давался с трудом. Хлопья сажи и пепел как черный снег кружились в воздухе. Слезились глаза — Стас вытер их тыльной стороной ладони, но только размазал грязь по щекам. Идти было больно: похоже, ноги стер до кровавых волдырей. Когда замаячила знакомая шаманская сосна над обрывом — парень даже не поверил сперва. Но сухое дерево в бахроме лоскутов с каждым шагом становилось все ближе. Словно маяк! — оба поддали газу, пошли едва не бегом — открылось второе дыхание, хриплое и сбитое, и за его шумом и шумом крови в ушах рокот приближающегося вертолета заметили не сразу. Он как-то потерялся на фоне ревущего пламени. А потом практически над головами завис темный силуэт…