Объект не найден

Домой они вернулись только к вечеру. Почти сразу засели за разбор результатов, но кроме «такого не может быть» на ум ничего не шло. Интернет не давал ответов, как, впрочем, и энциклопедии. Звягинцев корпел над картой, соображая, как проложить оптимальный маршрут к намеченному объекту. От мелкого масштаба и плохого освещения глаза нещадно слезились. Ощущение было будто песка в них насыпали. Да еще и напряжение всех этих дней – усталость сказалась. Стас подошел к Сергею, заглянул через плечо в раскрытый на середине справочник, ткнулся носом в сгиб шеи: – Сделать тебе кофе? – Если не сложно, – улыбнулся тот, легко коснувшись губами щеки Стаса. «Мне! Сложно! Ну-ну! Скажет тоже... Сложно – это проблемы на пятую точку огребать и пытаться их решить. А варить кофе для своего человека – это счастье! И жить под одной крышей. И думать, что будет завтра...» В холодильнике обнаружилась банка домашнего джема. Стас пальцами ноги подцепил неплотно прикрытую дверь, протиснулся боком. На подносе кружки с горячим кофе и хлеб с вареньем. Следом просочился кот: сунул нос в документы, ничего не понял, и устроился на спинке кресла, обвил белые лапки пушистым хвостом. Звягинцев улыбнулся Сергею: – Завязывай с этим! Утро вечера мудренее. Давай лучше деревенские пирожные лопать. Ну, у меня бабушка их так называла. Со сливочным маслом и вареньем еще круче, но масла не нашлось. Сергей наконец оторвался от таблиц и сверок. Уселись прямо на полу, среди раскрытых книг и листков с записями. Стас откусил здоровенный кусок «пирожного», отхлебнул из кружки. – Слушай, – прожевав, вдруг начал он. – А нахрена тебе Чертов колодец-то понадобился вообще? Я сперва думал, что ты какой-то новый объект разведал в тех краях, хабар будет. Ну как бы, пока в деле, лишних вопросов не задавал, но все-таки. Какая нам выгода с этих глючных проб? Мы когда их брали – я решил, что хабар откладывается, по работе тебя припрягли. Ладно, думаю… помогу, без проблем. Напарники же. Да и в лес сходить лишний раз мне только в кайф. Но это ведь не по работе, верно? И не левак за деньги, – он испытующе заглянул Елецкому в глаза, но тот отвел взгляд. – Так что это? Что мы ищем и для чего?! Да и лаборатория ваша мутная. Если вы постоянно делаете пробы типа этих. Знаешь, я тут надысь порыл инфу про химическую и бактериологическую разведку. Те приборы, что мы нашли в предыдущем бункере и не смогли вытащить, – они же их задействуют! И у вас они есть! Что ты знаешь про свой НИИ? Или это тайна и ты давал подписку о неразглашении? – Звягинцев скривил такую рожу, будто съел ядреную кислятину. Закусил губу. Сергей только хмыкнул: – Нет, конечно, ничего такого мы там не делаем, вообще порой диву даюсь, что наши лаборатории до сих пор работают – с учетом ситуации в стране и направлений финансирования... по большому счету, мы ведь нерентабельны абсолютно. Сэска вполне бы справилась: подумаешь, раз в год делать замеры. Но нас держат. То ли из-за того самого объекта, то ли по привычке, а может директриса самого НИИ вообще чья-нибудь ставленница. Лучше не задавать таких вопросов. А Чертов колодец… Ну да, ты прав. Я тебя дезинформировал. Хотя не совсем. Может и выгорит что. Я ведь тоже не дурак, вижу, что тут нечисто и пытаюсь распутать одно дело. И надеюсь на твою помощь, да. Но пока ничего толком сказать не могу. – Вот и не говори, – Стас насупился, сдвинул к переносице светлые брови. – Я думал, ты доверяешь мне. Я б с тобой в любом случае пошел, и побоку бабло. Им всего не измеришь. И в могилу с собой не унесешь. Но если мы напарники – то и скрывать нет смысла! – Так в том-то и дело, что доверяю! Я видел тебя в работе. Потому и ценю. На кого тут еще положиться?! Ты надежный. Вот только… – Елецкий вздохнул. – Здесь уже личное примешивается. Чувства, привязанность. Не хочу, чтобы ты пострадал. Не хочу тебя втягивать в то, что может плохо кончиться. Ведь пропадешь же ни за что! – Но я уже втянут! – набычившись, буркнул Стас. – Волнуешься за меня, – то ли спросил, то ли подытожил; непонятная интонация вышла. – Ладно. Не буду на рожон лезть. Но и ты… основного тут не строй из себя! Вместе – значит вместе. До конца и во всем. – Наверное, ты прав. Ладно, попробую старшему подсунуть образец, напишу, что вода из лесного коллектора. Глядишь, какая-нибудь информация и всплывет. Но это немного погодя. Надо все сделать очень чисто, чтобы не спалиться, – кивнул Елецкий. – Хотя, есть вероятность, что разворошим муравейник. Когда все бутерброды были съедены, а кофе выпит, в комнату постучал Елецкий-старший, обозвал их полуночниками и велел идти спать. Сергей рассмеялся, но посуду убрал, и, дождавшись пока Стас переоденется и приведет себя в порядок, затащил парня к себе под одеяло. Шепнул: – Только не шуми! Стас вспыхнул, прильнул всем телом и даже прикусил губу для верности. Завел руки за шею Сергея, обнимая его, запустил пальцы в волосы. Голову повело от нахлынувших эмоций, рвано выдохнул, прижимаясь щекой к груди. Сергей притянул его еще ближе, устроил колено на своем бедре. Сдвинул в сторону белье, нежно погладил член. Стас едва не застонал от нахлынувшего возбуждения. – Ты очень красивый, когда не корчишь рожи и не сутулишься, – Елецкий целовал его шею, прижимая второй рукой все плотнее, так чтобы осталось место только для легких движений. – Твои взгляды бывают волнующими. Раньше я так не реагировал. Мне было всё равно... – шептал он, чаще двигая пальцами, успевая обводить большим увлажняющуюся головку. И тут же накрыл губы Стаса своими, не давая возможности ответить. «Я? Красивый?!» – откровение Сергея оказалось по-настоящему неожиданным, вот только поцелуй и прикосновения пальцев на раз выбили все мысли из головы, осталось только чистое удовольствие и золотистые искры под сжатыми веками, глаза закатывались от наслаждения. Стас выгнулся, вжимаясь в руку, в паху стало так горячо – эпицентр удовольствия. Парень вздрагивал, подаваясь бедрами навстречу пальцам, таял, горел. Ответил на поцелуй, от прикосновения языка к языку возбуждение только усилилось. Стояк прижался к животу, истекая смазкой. В какой-то прострации Стас гладил Сергея по плечам, спине, подставлялся... Елецкий чаще двигал рукой, обхватывая ствол, размазывая выделения. – Ты пахнешь так сладко сейчас, – оторвавшись от губ, шепнул Сергей, на выдохе, – а кожа на спине как бархатная... Жар от напряженного члена расходился волнами, заставляя изгибаться, втискиваться в Сергея. Яички поджались. Совершенно пьяный от возбуждения, не верящий в свое счастье, Стас дрожал, вскидывал бедра, разведя их в стороны – часто и мелко, на пике наслаждения, вколачивался в ладонь. И дело было даже не в физическом контакте и подростковой возбудимости, осознание взаимности, возбуждение и страсть в голосе Сергея – это было по-настоящему новым и будоражило, такого Елецкого он только открывал для себя, и доверчиво раскрывался ему навстречу: телом, нервными окончаниями, сердцем. Стас из последних сил сдерживал рвущиеся из груди стоны, губы кусал едва ли не в кровь, уткнулся лбом, мокрый, дрожащий, вцепился напряженными пальцами в плечи, даже не осознавая, что царапает; пытался целовать, не глядя куда; но когда ощутил, как по телу Сергея прошла судорога, замер, не в силах вздохнуть. Его самого приподняло и скрутило, мышцы бедер и ягодиц мелко задрожали, сокращаясь и сжимаясь. Выплеснулся длинными толчками в руку Сергея, на живот ему, на белье. Задохнулся…