Объект не найден

После завтрака закипела работа: соорудили систему из веревок и блоков, подняли наверх материалы. На грубо сколоченном столе разместились опытные образцы и оборудование для проведения эксперимента. Кое-что изменилось в поведении обоих, особенно заметно было по Стасу: парни меньше стали говорить вслух, но при этом словно синхронизировались. Понимали друг друга интуитивно, буквально с полуслова. И действовали слаженно, приходя друг другу на помощь в нужный момент. Звягинцев еще и успевал смешить Сергея: то и дело передразнивал птиц, копируя их голоса и интонации. Наконец Елецкий укрепил на дереве блоки для записей. Химические карандаши лежали наготове. Преобразование препаратов на этот раз началось буквально сразу. Разумеется, ничего не пыталось сбежать из-под стекол, но реакция занимала весь предоставленный объем, словно само место способствовало образованию новых структур. Постепенно Звягинцев добавлял сахар, соль и кислоты в опытные образцы. Задействовал чайный гриб и кристаллический лишайник из бункера. Чем более питательной оказывалась среда, тем быстрее проходили реакции. Сергей приник к окуляру микроскопа и озадаченно хмыкнул: – Такое ощущение, словно наша органика пытается построить систему для передачи информации. Бредово звучит, но это все здорово смахивает на нейросеть по своей структуре. Стас вздрогнул, оторвался от внесения полученных данных в таблицу. – Слууушай! – его осенило. – Ты говорил, что те, которые внизу, перешли в иное состояние. Они теперь не живые и не мертвые, а их мозги... ну или сознание... я уж не знаю что, стали элементами сети. Я правильно понял? Так. А теперь грибы. Которые ИИ. Нейронные сети изначально строились по принципу работы нейронов головного мозга: принцип соединения, способ передачи сигналов. Походу, генетически измененные белковые структуры грибов для этой цели оказались лучшим материалом, чем компьютерное железо. И этот искусственный интеллект не только самообучающийся, но еще и самовосстанавливающийся... и... расширяющий границы. Парень почесал тыльной стороной кисти бровь и покосился на Сергея, ожидая реакции на гипотезу. – Это больше всего похоже на правду. Да, и впрямь. Оно словно пытается создать новые связи, новую сеть. Не знаю, может, стоит как-то выстроить диалог? Нужен старый комп, не подключенный к интернету. Такой, где остались контакты из золота, платины. Правда, я совсем не понимаю как вот это, – Сергей показал на разложенные на солнце приборные стекла, – можно соединить с железом. Надо еще раз глянуть в лаборатории, – нет ли каких-то стыковочных узлов или пластин. Вряд ли это платы, скорее, какой-то аналог usb нужен, во всяком случае, так было бы проще всего. – Я еще подумал о сигналах, – Звягинцев склонился над столом, пристально рассматривая биомассу под стеклом. – Двоичный код – это же импульсы, насколько я понимаю. Ну, типа морзянки. «Есть контакт-нет контакта». И получается уже структура данных, когда массивом идет. Блин, не хватает у меня ни образования, ни знаний, чтобы объяснить и вообще-нормально понять все это. С компом можно и придумать что-нибудь. И узлы поискать, конечно. Но если мы попробуем взаимодействовать с этой хренью двоичным кодом? И посмотреть на реакцию. Ну, световые, тепловые сигналы, разряды тока, давление, пульсация – вдруг отзовется, среагирует. Ты морзянку знаешь? Сам Звягинцев не знал, но машинально нервно барабанил пальцами по столу, выстукивая быстрый ритм. – У меня есть переписанный алфавит, так что можно попробовать, главное понять принцип. Но, кажется, оно даже на твои вибрации реагирует, – Сергей наклонился к окуляру микроскопа. – Структура изменилась. Колония просто на глазах узор перестраивает! Интересно, оно пытается нас послать или сказать что-нибудь умное? – Елецкий усмехнулся – Ого! Правда, что ли? – Стас тоже припал к окуляру. – В натуре меняется! Охренеть! – парень не скрывал эмоций. Оживившись, лихо пробарабанил по доскам: «Тум тум ту-ту-тум ту-ту-ту-тум тум-тум». И тут же перевел: – Эй, ты, пидорас, выходи скорей на связь! – и пояснил со смехом. – Это мы в лагере каждый тихий час в стенку соседям выстукивали. Веселуха была! А еще «Спартак – чемпион, жопой моет стадион!» Снова взглянул в микроскоп: – Опять сдвинулось! Прям-таки на калейдоскоп смахивает. Слушай! Знаешь, что надо попробовать, взять твою таблицу с алфавитом и сверять по одной букве. Может, так и расшифруем. А еще интересно было бы дать ему музыку послушать. Музыка же тоже ритм. На нее вон и растения, и эмбрионы реагируют, я читал. Ну а то, что ничего не сказано в документах, так если этот ИИ самообучающийся, значит, способен развиваться, эволюционировать. Он вон сколько лет без присмотра находился, уж явно мог что-то новенькое освоить. Хотя, какой же он искусственный, самый что ни на есть натуральный! Без ГМО! – Стас снова рассмеялся. Неожиданные результаты эксперимента воодушевили. Следующие несколько часов заняли исследования: парни пытались понять, как реагирует препарат под микроскопом на буквы, сложенные из азбуки Морзе, схематично зарисовывали «ответные послания». – Мда уж! Что может быть увлекательнее общения с грибами? – Елецкий не прекращал посмеиваться себе под нос. – Инновационные методы работы с препаратами! Впрочем, повторяющиеся символы все же смахивают на подобие диалога, как ни крути. Может, оно и впрямь способно к обучению. Но расшифровывать по буквам можно всю оставшуюся жизнь. – Хм… - парень озадаченно потер переносицу. - Вот если нам удастся написать компьютерный алгоритм и соединить технологии… Может и выгорит что! Сергей и Стас ещё несколько раз спускались, обыскивали доступные отсеки бункера и вскрывали подсобки, пока не обнаружили запакованные в промасленную бумагу электронные лампы, микросхемы и переходники с этикеткой «Агат ТМА-3». – Ого! – Елецкий обрадованно присвистнул. – А мы, похоже, в верном направлении рыщем. Это базовые элементы для ЭВМ первого поколения. И в нашем НИИ такие же стоят. Единственное, я не смогу написать ничего на мертвых языках программирования. Стас поскреб в затылке: – А какого рода программа нам вообще нужна? Если пользоваться аналогом. Какой-то дешифратор... декодер. Не с грибного же переводчик, в самом-то деле! Подожди! – парень хлопнул себя по лбу и начал яростно тереть переносицу, пытаясь вспомнить. – Я про прогу читал... черт, как же она называется? QR-reader или PR-reader... нет, PR – это другое. Ладно, можно уточнить. Короче! Это прога для расшифровки двоичных кодов! Там даже простого скриншота для обработки достаточно, и можно на разных операционках юзать. Но это раскодировка уже, конечный этап. А нам для начала нужно оцифровать и сделать кодом молекулярную структуру нашего говнища. Даа… Задачка, однако. Интересно, если этот грибной зверь будет сидеть тихо и сотрудничать, – мы сможем его домой притащить? Или это чревато? – У Агата-9 нет возможности выхода в интернет, так что эта штука в любом случае останется у нас. Как я вижу, препарат не выходит за границу питательной среды – это уже радует. И, да, кровью мы его угощать не будем, а то... ну... мало ли! – Елецкий развел руками. – Надо забрать эти переходники и перфокарты к ним. – Древность какая, – перфокарту Стас держал в руках впервые. Он знал, что это носитель информации, один из первых, используемых в ЭВМ; что программы записывались на них путем пробивания в определенном порядке отверстий, а затем машина считывала расположение отверстий и выполняла вычислительные операции. Парень задумчиво вертел кусок плотного картона, потом поднес к глазам и посмотрел сквозь отверстия на солнце. Прищурился. – У вас там в НИИ прямо динозавры какие-то работают, уж они знают, как с этой хренью управляться. – Ну, не такие уж и динозавры. Кстати, Агаты давно списали, просто их не получается утилизировать. Там драгметалла полграмма на десять кило. Те микросхемы практически вечные, так что спрошу в понедельник, посмотрю на складе, рухлядь никому не нужна. Сергей тщательно ликвидировал следы их «лаборатории», собрал препараты и материалы. Звягинцев помог ему запаковать перфокарты и узлы. Доски спустили назад в шахту. Словно и не было ничего. После спустились к ручью. – Слишком много научной работы на единицу времени, – рассмеялся Сергей. – У меня уже башка не варит. Интересно, что если этот ИИ нам расскажет о смысле жизни, и выяснится, что он, предположим, в служении культу пасленовых, что тогда будем делать? – Строить святилище. Или убежище – это уж как паслен себя поведет, – в тон ему отозвался Стас и уточнил. – А почему именно пасленовые тебе в голову пришли? Может, все неслучайно и у них альянс с грибами, пакт о ненападении. Молотова-Грибентроппа, блин! Что я несу? Да и ты хорош, провокатор! – парень рассмеялся. И, дурачась, ударил ребром ладони по воде, подняв веер брызг в сторону Сергея, впрочем, капли не долетели, лишь ярко блеснули россыпью. День выдался солнечным: поверхность воды вспыхивала бликами, ручей журчал и пенился на порожках, казался юркой рыбиной с серебряной искристой чешуей. Звягинцев остервенело тер робу, пытаясь свести мазутные пятна, выходило не очень. Парень тряхнул головой, смахивая с глаз отросшую челку, зацепился взглядом за Елецкого. Залюбовался невольно и остро пожалел, что не умеет рисовать как настоящие художники. Замерев, он смотрел пристально и жадно, впечатывая в память детали: отсветы от бликов на лице, разворот плеч, поджарое тело, руки, сноп солнечных лучей, молодая трава зелеными иглами, ажурные тени от веток; их амуниция, сложенная неподалеку – красота таилась в обыденном и это осознание казалось ему сейчас не меньшим открытием, чем контакт с биомассой. – Не знаю, – откликнулся Елецкий, – просто так сказал про пасленовые. Развесив выстиранную спецуху по кустам, Сергей вытащил из палатки пенки и спальник, утянул за собой Стаса. – Мои мышцы не сильно рады дополнительным нагрузкам, – пожаловался он, утыкаясь напарнику в шею. – Могу немного облегчить их участь, – парень хитро улыбнулся, обнял Сергея в ответ. Некоторое время он так и лежал неподвижно, но вот ладонь скользнула от лопаток вверх. Стас ласково пригладил Елецкому волосы, потом кончиками пальцев провел по шее, сперва лишь еле дотрагиваясь, потом уже более ощутимо: нащупывал позвонки, разминал напряженные мышцы у основания шеи. Наполовину ласка, наполовину массаж – Звягинцев не мог заставить себя отодвинуться, наслаждался близостью, руки то и дело норовили забраться под одежду. Сергей вдруг развернул парня к себе спиной и стиснул в объятиях. – Иногда приходится выбирать между тем, чтобы укусить тебя или зафиксировать! Но в тебе столько энергии, что ни то, ни другое не поможет, – Елецкий смеялся, но без издевки, однако выбраться из плена собственных рук не позволял. Стас поерзал, будто проверяя: удастся ли освободиться. Но Сергей держал крепко и был намного сильнее, и это будоражило не меньше поцелуев и ласк: нарастающее напряжение внутри – словно сжимается пружина, и оно переходит в возбуждение. Тянущее удовольствие внизу живота, зарождающаяся дрожь. Парень даже решился на провокацию: слегка потерся задом о бедра Елецкого, еще и еще, словно ненароком. Тот куснул его за ухо, чуть-чуть ослабив хватку: – Знаешь, приятель, я реагирую не так остро как ты, но пока не стал импотентом. Не думаю, что валяться голыми в лесу слишком безопасно. Наверное, в другом месте и при других обстоятельствах я бы попробовал, но сейчас можно спальник останется чистым? Стас прикусил губу, сдерживая стон, а потом едва не рассмеялся: – Можно, конечно! Как-то я не подумал, что нам еще ночевать в нем. А руки и без того от стирки отваливаются. То, что Сергей отнюдь не импотент, ощущалось очень даже хорошо. Так и тянуло попытаться завести ладонь назад, между их телами, дотянется или нет? Сжать. Усилием воли, Стас вновь напомнил себе о стирке: ледяная вода, тяжелая грубая ткань. Помогло. Он прикрыл глаза и расслабился, растворяясь в погожем дне, ощущениях, звуках... наслаждаясь взаимностью. И вдруг спросил очень тихо: – А что ты сам думаешь про смысл жизни? Цель или просто «то, ради чего» – у тебя есть? Елецкий молчал некоторое время. – Да. Я думал раньше, – наконец отозвался он. – Мне казалось, что очень важно все познать, расшифровать тайны мироздания и все такое, но сейчас я склоняюсь к тому, что смысл жизни есть сама жизнь. Неважно, плохая она там или хорошая, но ведь это само по себе чудо, иначе все окрестные планеты и звезды были бы давно уже густо заселены. Стас тихо вздохнул: – Знаешь, мне так клево сейчас. Вот так, вместе. Что бы мы ни делали. Валяться в постели, хавку готовить, болтать, в лес ходить, ставить опыты. Но иногда ссыково становится: а что если все исчезнет? И я говорю себе, что есть только сегодня, только его стоит ценить и жить на полную. Кстати, это и смысла касается. «Дорожить настоящим». Но еще вечно охота докопаться до какой-то скрытой сути: как устроено, откуда взялось, что на что завязано – так прикольно, что аж свербит! И во мне раздрай от этого: то тянет обойти весь мир как Миклухо-Маклай какой-нибудь; то – чтобы был дом, любимый чувак и кот. Или два кота. Уют типа. В смысле, не тот, который вещи создают, а от теплых отношений. Чтобы хотелось приходить в этот дом, беречь его. Но это мой смысл, персональный. А если общий – то соглашусь с тобой. Елецкий усмехнулся: – У тебя то все так сложно, то опускается на уровень физиологии. Что-то я прям даже теряюсь. Похоже, ты сам не знаешь, чего хочешь. Хотя, если смотреть шире, никто не знает. – Я хочу жить и быть счастливым – это уж точно, – Стас вздохнул. – Не так давно во мне и этого не было. Хочу найти свой путь. Оставить след. Не в истории, конечно, но... достойно прожить. Не зря. Но это больше на страх смерти завязано. Потому что человек живет, пока его помнят. Чем больше помнят – тем ты живей. Вот все и стараются наследить: кто наследниками, кто делами: дома строят, деревья сажают. А еще меня раньше никто не обнимал, не трогал так, как ты это делаешь. Разве что в детстве, но это же другое совсем. И то, как тело реагирует на твои прикосновения, это, наверное, не «хорошо», а немного по-другому называется. И я не всегда могу это контролировать. Да и ты тоже, хоть и пытаешься, – парень покраснел. – Конечно, я мог бы не контролировать свои желания, свое тело, и что тогда? Контроль и воспитание – всегда насилие над инстинктами. Если этого не делал бы лично я, скорее всего, мы бы с тобой вообще никогда не встретились. Я либо был бы отцом большого, но не сильно любимого семейства, либо окончил свои дни где-нибудь под Нижним Новгородом из-за очередной глупости. – А я не отрицаю необходимость контроля, не отказываюсь – оправдываюсь, что не выходит. Но оно и правда того стоит. Так что буду стараться. Раз уж мы вместе, не хочу, чтобы тебе было стыдно за меня. Елецкий ласково взъерошил ему волосы на затылке: – Сейчас меня в основном волнует вопрос, что будет, если после нас сюда заявятся военные или же те, другие. И тоже найдут эти грибы. Я так понимаю, что те, кто искал, даже не представляли, за чем именно охотятся, а военные знают не больше нашего. Допрашивать местных алкашей – себе дороже, да и есть вероятность, что они не смогут ничего рассказать, если у них остался только страх. – Грибы уж точно не про их честь. Мы же сами получили результат практически случайно, соединив нужные элементы. Разве что координаты колодца всплывут где-то в документации. Сам вспомни – я тебя к нему привел не по инфе от военных, а тупо по местным слухам. Считай, легенда. Это потом уже все сошлось. А вот если конкуренты вскроют ту дверь, куда мы сами сунуться побоялись – ручаться не берусь. Единственное – может, документы все эти как-то заныкать? Сергей прижал парня к себе. – На записи можно реактивы как бы случайно опрокинуть, чтобы там и намека не осталось. Остальное пусть остается как есть. Даже если возникнут вопросы – с тех, кто просто сбывает лом, спроса нет. Фактически этих объектов не существует. Из блаженной лени парни выбрались лишь когда начало вечереть. Елецкий развел костер и поставил греться нехитрую снедь, пристроил котелок с водой для чая на вторую рогатину. На Стаса же нашло странное настроение: второй день в лесу; вроде, хватило и изматывающей работы, и напряжения, а ходил – будто летал. Легко и плавно, едва не танцуя. Отвечал теплом на прикосновения, сам посматривал то и дело на Сергея. Пару раз смутился: взгляды встретились. На третий раз глаза не отвел, а напротив – широко и открыто улыбнулся, откинув челку со лба. Обложенный камнями костер в синих сумерках ободряюще потрескивал: уверял, что все у них получится, все еще будет. «Костры согревают души...» – подумалось Стасу – и тут же, следом, пришли на ум еще строчки, пристроились рифмой в хвост первой: В нас огонь никто не потушит – Потому что пламя внутри. Ничего не бойся! Гори! Проговорил себе под нос – понравилось. Воодушевляло. И, помешивая их с Елецким ужин, все твердил, чтобы не забыть, как заклинание. – Мне кажется, тебя нужно подстричь, – Сергей слегка подергал его за длинные прядки. – Думаешь, стоит? Я отрастить хотел. А чтобы не мешались – в хвост завязывать. Смотри! Уже можно захватить! – Стас пальцами стянул волосы на затылке. – Сейчас, правда, в глаза все время лезут. Но потом уберутся же. Или тебе с короткими больше нравится? – он устроился поудобнее на коленях Елецкого, обнял его в ответ. – Ты мне нравишься вне зависимости от прически. Смотри, как тебе удобнее. Стас притих, слушал лес, костер, сумерки, себя: какие ощущения от прикосновений, и не родится ли еще какое заклинание. Сунул руки Елецкому под одежду, а у самого мурашки по коже от одной мысли, что этого могло бы и не быть. Прижался плотнее, ни слова не говоря, обнял, чтобы убедиться: все есть, все реально. Алые всполохи на палатке, на лицах, ровный сухой жар, запахи. Отчего-то захотелось проверить и вкус, провел языком по шее Сергея. Елецкий закрыл глаза, после чего перехватил подбородок Стаса и поцеловал. Парень весь подался вперед, навстречу. Губы приоткрылись сами собой, пропуская язык. Реальность плавно качнулась и поплыла, отодвинулась на задний план, и тут довольно ощутимый укус привел парня в чувство, Стас ойкнул и дернулся, но не отстранился. Только судорожно сглотнул, ощущая металлический привкус крови. В паху горячо запульсировало – как кипятком ошпарило. И потом, разливая по кружкам чай, поедая нехитрый ужин, все ломал голову: ну с чего такая реакция? Ему здорово досталось в свое время: и побоев, и оскорблений. Боль терпеть он умел, но чтобы получать удовольствие?! Хотя Сергей кусался не особо сильно, тут что-то другое. То ли на контрасте с нежностью. То ли сама суть: Елецкий же вроде как метил, заявлял свое право на него, Стаса. От этого осознания сжималось сладко внутри. Замирало сердце. Звягинцев облизал враз пересохшие губы, шумно отхлебнул горячий чай – обжегся, и уставился молча в костер. С темного неба донеслись высокие трубные звуки. Стас удивленно вскинул голову: – Журавли! Даже ночью летят! И как только дорогу находят? По звездам что ли? – Говорят у них что-то вроде встроенного навигатора, только ориентируются не по спутнику, а по магнитным полям земли: как бы те ни смещались – все равно птицы дорогу найдут. Он медленно пил заваренный для него чай и иногда улыбался Стасу. Звягинцев же с тихим вздохом примостил кружку между корней, чтобы уж точно не разлить и мягко тронул Елецкого за плечо: – А ты мог бы меня сильно укусить? Так, чтобы след остался. Только не на видном месте. Внутри Стас прямо-таки обмирал, высказав вслух это странное желание. Подспудно оно казалось чем-то... запретным? По шее пробежала волна холода и опустилась вниз, в живот, где и свернулась тугим жгутом, заставив мышцы подрагивать, парень сжал зубы, чтобы скрыть внутреннее напряжение. Сцепил пальцы в замок. Сергей нахмурился. – Я не хочу причинять боль, и кусаюсь не ради остроты ощущений. Это сродни желанию спрятать ото всех, оставить только себе. Собственничество. Эгоистично, но так оно и есть. Поэтому специально сделать что-то такое мне довольно сложно, но, думаю, понимаю, о чем ты говоришь... Он притянул парня к себе, легко выдернул его водолазку из штанов, задрал ее к самому подбородку и, прислонив Стаса к дереву, поцеловал под грудью, почти у солнечного сплетения, так, чтобы кожа сделалась красной, прихватывая ее губами, и, отпустив, тут же втянул снова, огладив языком, оставив за собой яркий багряный след. Тощий живот дрогнул, поджимаясь непроизвольно от прохлады ночного воздуха – мурашки по коже. Парень выгнулся, рвано выдохнул сквозь стиснутые зубы, глухо застонал, тело будто током прошило. Ни звуков леса, ни криков перелетных стай он уже не слышал – в ушах гудела кровь, бешено частил пульс. Пальцы пытались уцепиться машинально за плечи Сергея, ноги ослабли, а за ними все тело начало отказывать, сознание сошлось в одну единственную точку, туда, где влажные прикосновения губ, языка, дыхание. Где алый след полыхал на коже. Возбуждение нахлынуло горячей волной. Сергей обнял Стаса, пересаживая к себе между ног и прижавшись к уху губами жарко пообещал: – Когда родители уедут к родственникам, посмотрим, как ты умеешь держать слово. Везде тебя зацелую и возражений не приму. «Дааа! Все, что захочешь со мной делай! Когда, где захочешь!» – парень тихо всхлипывал, не осознавая, шепчет он или думает. В любом случае, реакция на отметину выдавала его с головой. И обещание Елецкого сделало ее только острее, он откинул голову назад, подставляя шею, словно предлагал, прижался еще теснее. Кольцо рук, обнимавших его, ладони, дыхание – это теперь их общее, на двоих. – Съешь меня! Они двое словно выпали из реальности, осталась лишь крепкая связь через прикосновения. Сергей прижал к себе Стаса, оставив несколько мелких поцелуев на его шее. – Обязательно съем. Но позже. Не время сейчас. Не место. Потерпи. Звягинцев лишь застонал в ответ. Глухо и обреченно. Губу закусил едва не до крови. Парень никогда не был на море, но сейчас ему почудилось именно оно: будто огромная волна сперва накрыла их, а теперь прибой медленно откатывался назад, с шорохом утягивая за собой мелкую гальку, цветные стекла и раковины, обнажая морское дно. Стас чувствовал, как напряжение уходит из рук Елецкого, как расслабляется пресс, буквально спиной ощущал, и понимал, чего стоит такой самоконтроль. Самому сейчас было не сладко. Парень прикрыл глаза и вновь представил волны, набегающие на прибрежные камни. Длинно выдохнул. Волны идут одна за другой, как удары пульса. Искрятся на солнце. Качают на гребнях птиц. Все будет. Всему свое время. Потянулся за кружкой и залпом допил свой чай, почти остывший, во рту пересохло. Поплотней запахнул полы куртки. – Утром надо хабар перебрать, упаковать то, что на реализацию, – голос Елецкого отдавал хрипотцой. – Да, без проблем, упакуем, – понуро отозвался Стас. – А что с хабаром будем делать? Куда повезем сбывать? – Думаю, нужно либо в Тюмень ехать, либо лететь в Москву. Завтра займусь поиском и проверкой покупателей. Нам теперь вообще осторожничать нужно, – Сергей вздохнул. – В Тюмени безопаснее, но в Москве или Питере выгоды больше. Но об этом нужно подумать. Контроль в аэропортах серьезный, да и просто так на выходные не смотаешься. – Никогда на самолете не летал! – Стас рассмеялся. – Что-то у меня, куда ни плюнь – все впервые или «никогда раньше». В аэропортах же специальный сканер с конвейером. Сквозь него надо весь багаж пропускать, а на экране видно, что внутри сумки. Мы таким макаром спалимся в два счета! – Вот и я о том тебе говорю. Тут стратегия нужна! Ладно. Утро вечера мудренее.