* * *
Удар. Поток ветра заставляет голубые глаза щуриться, но странную ухмылку с губ он убрать не в силах. Франкенштейн поднимает руку ко мгновенно потемневшему небу и смотрит на быстро приближающегося Рагара. С неба одно за другим устремляются к земле устрашающие темные копья, не задевая, однако, слишком проворного и быстрого противника. Зато дорога, ведущая к поместью Мастера (сам факт ее существования интересен) пострадала вполне. «Мы уже так далеко ушли? Черт. Нужно лучше контролировать радиус удара.» Рядом мелькнула темная фигура, мгновенная реакция, прыжок в сторону и острая боль в щеке. «Тсч.» Франкенштейн взмывает в небо, раскручиваясь на месте и рассекая воздух вокруг себя со звонким свистом. Противник, однако, в зону поражения не попадает вновь, успевая неизвестно куда испарится. Человек оглядывается, старательно вглядываясь в пустоту и ожидая удара откуда угодно. Вдруг, взгляд привлекаяет алая шевелюра, неспеша следующая дорогой, которую ученный потрудился разрушить, и глаза Юроки, вонзающиеся в голубые чуть ли не с треском молний. — Только посмотрите на это… — фыркнул благородный, наблюдая за поединком, что на острове стали достаточно обычным, но оттого не менее раздражающим лично для него, явлением. Обратился он к своему безмолвному спутнику, не то к слуге, не то к помощнику, гербованная черная форма которого выдавала принадлежность к клану. Франкенштейн ухмыльнулся, однако не забыл о том, что находится на поле боя. Резанув воздух, опасные сгустки темной энергии устремились от человека во все стороны, испаряясь, удалившись на приличное расстояние. Однако одно копье, вместо того, чтобы исчезнуть, продолжило путь и приземлилось аккурат около стоп Юроки, войдя в землю чуть ли не полностью, и только затем исчезнув. Рагар тут же появился, спрыгнув на землю и оборачиваясь на внезапно появившегося зрителя. Решив не нападать на Кэртье со спины, слуга господина Ноблесс тоже спрыгнул на землю и хитро посмотрел на постороннего ноблесс. — Прошу прощения. Я не ожидал что вы будете стоять в этом месте в эту секунду. В следующий раз будьте аккуратнее, господин Агвейн. — явно заигрывающим тоном начал диалог Франкештейн, не собирающийся стирать со своего лица фирменную ухмылочку. Юроки остервенело посмотрел в сторону Франкенштейна, уже не пытаясь как-то прикрыть свое раздражение. Не присутствуй здесь и Рагар, и член его клана, он бы наверняка перешел в разговоре сейчас на брань. Но все же сдержался. — А ты, я смотрю, все никак не научишься хоть какой-нибудь меткости. Не так ли? — Его голос был искусственно спокоен, но все же выдавал нотки злости и непреодолимого желания как-то поддеть его. Франкенштейн продолжал улыбаться, слушая речь Юроки. Не понятно, рад он был тому, что одной фразой смог так его раздражить, то ли соскучился по этим мелким перепирательствам, то ли просто улыбался потому что он Франкенштейн. — Если вы действительно считаете, что в моем ударе отсутствует меткость, то могу счесть это за комплимент. — Франкенштейн хитро прищурился. Они ведь оба знают, что этот удар был запланирован. — Однако я лишь хотел выразить свою радость насчет вашего решения посетить поместье моего Мастера. — дорога, на которой стоял Агвейн (если то, что осталось от нее можно назвать дорогой) вела только к поместью Мастера и сомневаться в конечном пункте сего путешествия ученый не стал. Вдруг светлые брови свелись к переносице. — И, думаю, Господин разделит мою искреннюю радость. — уже гораздо тише добавил Франкенштейн. Главное в диалоге с этим ноблесс — чтобы фразу, вырванную из контекста нельзя было назвать недостойной. Однако смысл ее был более чем понятен. Рагар, мелькнув над головой черной тенью, материализовался в нескольких шагах от одного и от другого. Поначалу он хотел было хладным замечанием упрекнуть Франкенштейна в отступничестве от тренировки, чтобы хоть частично смягчить его очередное столкновение с этим благородным, как его сразу перебили. — Да брось этот вздор… — Юроки словно прорвало. — Ты еще не присытился? Вечно изображать из себя святошу на посту слуги? Смотреть тошно… Рагар немного тревожно метнул взгляд в сторону собрата по чину. Ничем хорошим это не могло закончиться — он уже закипал, подобно чайнику, а Франкенштейн… В этом плане он был неисправим, подливать масла в это пламя было наивысшим для него удовольствием. — Святошу? — ученый едва сдержал смешок. Он уже успел довести Юроки до перехода на личности? Выводить людей обычно нужно ему лишь на поле боя, но сейчас соблазн был велик. Хоть Франкенштейн и пытался быть вежливым. — Мне кажется вы не настолько хорошо ознакомились со значением этого слова, чтобы употреблять его в речи. — блондин выждал короткую паузу. — Бросьте. Мы оба знаем, что если я скажу то, что действительно хочу и думаю, это плохо закончится для обоих. — он заигрывающе улыбнулся. — И что же?.. На резном, словно у скульптуры, лице отразилась толика какого-то странного интереса. Или же он просто был уже практически доведен до той точки кипения, когда внутренняя злость переходила в хладнокровие и изливалась в действия. — Франкенштейн… — попытался одернуть человека Рагар, но уже как-то совсем безвольно. — Я прекрасно знаю значение этого слова. И прекрасно знаю, как ты вечно стелешься рядом с Ним, как болонка пред хозяином… К чему это лицемерие? Держу пари, в вечный сон ты за ним не пойдешь! Рагар метнул взгляд алых глаз на Урокая, словно тот сказал что-то, если не бранное, то запретное. Франкенштейн нахмурился. Что-то в этой ситуации сумело его задеть, хоть он не подал виду. Разве только в голубых глазах погас задорный огонек. Блондин действительно относился к Мастеру… По-особенному. В глубине души он, может, мог и испугаться, что его чувства, не совсем совместимые с понятиями «Слуги» и «Господина» заметны. Но он разумно отбросил эту идею. Однако человек все равно не знал как бы так съязвить или просто ответить в данной ситуации… Учитывая, что последний пример ввел его в замешательство. — Ты понятия не имеешь о чем говоришь. Если Мастер прикажет, то я, как его Слуга, буду не просто обязан, я сделаю все, чтобы его приказ осуществить. Однако вечный сон — слишком подлый пример. — выждав паузу, произнес он. — Подлый!.. — Урокай воскликнул шепотом, едва не всплеснув руками. Его брови сложились к переносице, словно бы его собственные слова оказались болезненными не только для Франкенштейна, но и для него самого. — Подлый! Хочешь сказать, пытаешься игнорировать очевидное? Или изображаешь из себя хорошего слугу, делая вид, что совсем не знаешь о том, что господин Рейзел собрался в вечный сон?! Ну, что же ты молчишь! Тебе ведь всегда есть, что съязвить! Естественно, слушая его речь, Франкенштейн планировал оставаться непоколебимым. Язвить, бесить, но не переходить грани… Эти же слова были ударом. Грубым, и гораздо болезненнее большинства царапин, получаемых на тренировках. Человек не мог осознать сказанные только что слова… «Господин Рейзел собрался в вечный сон!». Франкенштейн пошатнулся, непонимающе глядя некоторое время на главу клана Агвейн. «В вечный сон? Конечно. И не сказав ничего Мне?» — конечно Франкенштейн понимал, что Мастер не говорит ему очень о многом. Но скрывать от него подобное… Мастер не мог! Ученый не верил. Вдруг… А вдруг Урокай лишь очередным способом пытается его вывести из себя?.. Человек было беззвучно приоткрыл рот, глядя на обладателя алых волос, и так же беззвучно его закрыл. Не ожидая того, человек сам засомневался в своей мысли: «Ты врешь! Если это правда, почему я слышу об этом в первый раз?!» Он повернулся к Рагару и долю секунды подбирал слова, судорожно моргая и сглатывая. — Рагар… То, что он сейчас сказал — правда? — А в глазах нарастающая паника. Вопрос Франкенштейна вызвал натянутую, как струна, тишину, быстро тяжелеющую под своим весом. Рагар сверлил Урокая все более хмурым, практически суровым взглядом. Но не отвечал. Не отрицал. Не соглашался. Он вообще ничего не вымолвил. Алые глаза лишь были медленно переведены в сторону человека, а после немного прикрыты белесыми ресницами. Возможно, он был уверен, что трудно и даже невозможно объяснить всего ему, человеку… Однако, на человеческом «языке», это означало лишь одно… Страшное, леденящее душу: «Да…» Это несказанное вслух слово пронеслось в голове оглушающим грохотом набата… Франкенштейн сделал шаг назад. Он почувствовал, что его что-то пытается задушить. В этот же миг Копье смогло поглотить больше половины тела своего хозяина и тут же было им отозвано. Раздался отдаленный гром. — Рагар… Я вынужден прекратить нашу тренировку. И Франкенштейн исчез. До поместья Мастера было недалеко, но в белокурой голове уже начали метаться сотни мыслей и вопросов. «Почему? Когда он принял это решение? Это из-за меня? Мастер действительно согласен на ЭТО?» Он распахнул двери так, что они громко ударились о стену, разнося грохот эхом по тихому, в отличие от мыслей в голове Франкенштейна, поместью. Раненный, еще не до конца оклемавшийся от потрясения, без рубашки и в исцарапанных штанах, он вбежал в комнату. Мастер, как обычно, был там. Вот только человеческое сердце стучало не как обычно. — Мастер… — затухающий крик. — Прошу, скажите, что это не правда!.. — наверное, впервые Франкенштейн просил у своего Мастера чего-то помимо прощения… Но эта просьба рвала его грудь на части. Впервые человек чувствовал себя настолько бесполезным. Взор благородного замер на силуэте Франкенштейна в дверях. Можно было бы сказать, что он был потрясен, но это было весьма сомнительно. Как всегда его лицо отличалось каменным спокойствием, и лишь глаза выдавали удивление, если это было оно… Франкенштейну не ответили. Он ждал объяснений от него, выдавая это ожидание всем своим видом. — О чем ты?.. Франкенштейн сделал шаг в комнату. Немного неуверенный шаг. Человек уже ни в чем не был уверен. Он понимал, что размеренная и тихая жизнь рядом с Мастером не может длиться вечно. Но все это было… Так нелепо! Даже если Мастер решил уйти, почему он не сказал ему? Человеку казалось, что между ними есть небольшое доверие… Неужели он ошибался? — Вы ведь не собираетесь уйти в вечный сон?.. Пожалуйста, скажите, что Юроки соврал мне, чтобы… — Франкенштейн запнулся. Чтобы насолить? Но подобными вещами не шутят… Блондин понимал, что отрицать очевидное довольно глупо. Но было невозможно даже представить, что он будет свидетелем того, как рушится все, что было частью его жизни. Тихие вечера в компании бога. Кроткие быстрые взгляды на него. Исполненные нежностью движения рук, готовящих чай для… Возлюбленного? Привыкнуть к этому слову так же трудно, как и дышать в этот момент. Правда больнее было представить свою жизнь без Мастера. В груди вновь защемило. Он ведь только понял свои чувства. Только начал привыкать… Улыбаться. Франкенштейн заглянул в глаза Истинного Ноблесс. — Почему?.. Рейзел молчал. Молчал настолько долго, что эту тишину можно было принять за ответ. Но он все-таки заговорил, когда и поворотился к окну. Теперь его лицо, казавшееся еще более каменным, выглядело в отражении гораздо более безжизненным, чем наяву. Лишь едва уловимое движение губ, тускло отражалось в отрезке стекла. — Это решено уже давно. — голос его звучал размеренно и слишком уж спокойно. — Главы кланов и приближенные Лорда следуют за Ним в вечный сон… Так заведено… Так было испокон веков, и так будет… Он снова замолчал, погружая своим молчанием комнату в тягучую, как тьма, темноту. Можно было слышать, как тихо потрескивает что-то. То ли старые стены, то ли копье… — Это не твоя вина… — эхом ответил тот на его мысли и повернулся наконец к собеседнику. В алых глазах как всегда было непроницаемое спокойствие. Но еще более одинокое, еще более пустое, чем всегда. Словно все откатилось на отправную точку… — Но ты и не в состоянии влиять на это… Веки опустились. Это означало лишь одно. Сейчас опять воцарится тишина, и более Ноблесс ничего не добавит к сказанному. Франкенштейн отрицательно покачал головой и тихо отступил назад. Раздались звуки удаляющихся шагов. Человек шел по коридору, схватившись за голову. Все произошедшее навалилось на него непосильным грузом. Почти дойдя до своей комнаты он остановился. Колени глухо опустились на ковер. Полный ужаса взгляд сверлил пол. «Не может быть, чтобы Мастер был согласен на это! Лишение жизни… Готов поспорить, что Лорд даже не спрашивал его желания… О чем он думал?! Если бы Лорд только ощутил этот мелодичный трепет от Его улыбки как и я…» В коридоре раздавался громкий треск, словно воздух вокруг человека был пропитан электричеством. Стены, находившиеся рядом со склонившимся к полу Франкенштейном, стали покрываться глубокими трещинами. Раздался дрожащий вздох. Ученый чувствовал боль, распространяющуюся от груди по всему телу. Но на этот раз это были не чувства. Боль была жуткой и физической. «Черт!.. Копьё…» Жилистые руки прижались ко рту, сдавливая крик. «Совсем не вовремя… Мне нужно… К Лорду…» Он поднялся на дрожащие ноги и прокашлялся, продолжая чувствовать давление воздуха вокруг себя и страшное жжение на коже. — Прек…рати! — слабым голосом обратился он к Копью. «Ты уже ничего не сможешь сделать, Франкенштейн…» — тихий, змеиный шепот казался криком для него, — «Ты жалок… Неужели ты и вправду будешь уговаривать Лорда?.. Опустишься до просьб на глазах этого нахала?.. И не пойдешь вслед за Мастером в вечный сон?.. Агвейн был прав… Ты слишком печешься за свою шкурку… Готов ползать на коленях, лишь бы удовлетворить свои желания… Но ты можешь погибнуть вслед за господином, Франкенштейн… Без него ты ничто… Никто не будет печалиться если ты умрешь просто так… Ты должен поступит благородно… Как и ОН… Понимаешь?.. Мы хотим помочь… Избавить от страшных мучений и сомнений… От ненависти в чужих глазах… Иди к нам… Мастер будет гордиться твоим решением…» Голубые, но сейчас совершенно бесцветные, остеленевшие глаза зажмурились, а дрожащие руки со всей силой прижались к ушам, пытаясь заглушить голоса в голове. Непослушное тело громко стукнулось о стену, издавая слабый крик.* * *
С момента ухода, Рейзел даже не шевельнулся, продолжая стоять напротив окна с закрытыми глазами и невольно сливаясь с безжизненностью своей комнаты. Однако… «Треск?» — этот звук, странный и напряженный, его смутил. Потому что с ним прекратились и шаги по коридору. Веки вновь дрогнули, открываясь. Он невольно вслушался. Уже даже не в звук, а в странный жгучий холод, пробежавший по пальцам и рукам, словно отклик на сей странный, не суливший ничего хорошего, хруст, напоминающий звучание древа, сломанного бурей. Ботинки тихо прошуршали по ковру. Покинув свою безмолвную обитель, он вышел в коридор, направившись на этот звук. Брови едва уловимо сдвинулись к переносице. До ушей доносился скрип из-под сильно удлинившихся ногтей. На стене остались глубокие дорожки. Тело человека было практически полностью покрыто жгуче-пугающим нечто. Раны, полученные во время тренировки, и вроде начавшие затягиваться, стали открываться, позволяя темной, густой крови капать на белоснежный ковер. В иное время он не допустил бы подобного ущерба поместью Господина. Но здесь его явно не было… Судя по безжизненном глазам, бой шел внутри. В воздухе, помимо отвратительных скрипов и тресков витали страшные слова. Они походили на змеиный шепот, и понять их было трудно. Однако человек слышал все отчетливо. Но не вокруг себя, нет. Они были там. В голове. Снова и снова… «ИДИ К НАМ, НИЧТОЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК. ДОКАЖИ, ЧТО МАСТЕР НЕ ОШИБАЛСЯ НА ТВОЙ СЧЕТ. ТЫ НЕ НУЖЕН ЕМУ! НИКОМУ НЕ НУЖЕН! БУДЬ ЭТО НЕ ТАК, РАЗВЕ ОН ПОСТУПИЛ БЫ ТАК С ТОБОЙ?! УМРИ! Сдайся Исчезни Отдайся Докажи верность Умри» Последние слова звучали отовсюду, разбивая черепную коробку. Человек стал что-то рванно лепетать. Со стороны — нелепицу, но в голове… «ВЫ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТЕ! ОН ПРОСТО НЕ ЗНАЕТ О МОИХ ЧУВСТВАХ. ДОЛГ СЛУГИ — ЗАЩИЩАТЬ И ОБЕРЕГАТЬ ГОСПОДИНА, В ТОМ ЧИСЛЕ И ЕГО ЖИЗНЬ. Я ДОЛЖЕН ДОКАЗАТЬ ЕМУ ЭТО. ПОКАЗАТЬ ЖИЗНЬ! СМЕРТЬ ЭТО НЕ РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМ, А ЛИШЬ ЖАЛКИЙ ОТ НИХ ПОБЕГ!» «Думаешь он не знает? Думаешь ты ему сдался со своими чувствами и намерениями?! Просто окажи ему и всем услугу — исчезни с лица земли! Разве твой волшебный Господин подумал о Тебе? Зачем тогда тебе отвечать ему безотказностью?!» С каждым словом Копье становилось все решительнее. Оно знало, что человек скоро сломается. Наконец! На него давили со всех сторон. И он упал. Прямо в собственную лужу крови на полу. Конечности крупно дрожали, еле сдерживая судороги. Человек кричал. Но крик этот звучал лишь внутри. Все, что позволило ему его проклятье — это сдавленно хрипеть и кашлять кровью… — Франкенштейн. Единственный отголосок спокойного и до боли знакомого голоса прозвучал совсем рядом, тихим эхом разносясь пеленой над хором отчаянно вопящих голосов. Неужели, копье, пользуясь именно Его голосом, сейчас бросит ему в душу очередное болезненное… Нет… За произнесенным именем не последовало продолжения. Словно белая тонкая пленка отделила крик Франкенштейна от других криков, выловив из магмы мучений. Ноблесс стоял рядом с лежащим на ковре человеком. Молчал и неподвижно смотрел на него горящими алым светом глазами. Розоватая лужа быстро впитывалась в ковер, уже касалась носка вычищенной черной туфли. Ученый слепо дернулся, садясь на полу, и резким движением прижимая руки к груди. В угасающем подсознании сияла чья-то фигура. Человек неистово, изо всех последних сил тянулся к ней, а она приближалась. Тени в голове уползали от нее в страхе, а человек наоборот, карабкался, бился и полз к ней. «Мастер!» — то ли наяву то ли в голове крикнул ученый в последний раз, болезненно затихая. Он проморгался, и в голубые глаза стал возвращаться жизненный блеск. Особо глубокий кашель окропил и без того пропитанный кровью до ниточки ковер еще раз. Голоса стали тише, но еще не ушли. Яркая фигура была ненавистна им, но желание получить Франкенштейна было сильнее этой ненависти. А тот снова начал бороться. Сидящий на полу человек часто-часто дышал, пытаясь отогнать адскую боль, жрущую его как изнутри и снаружи. Звуки снова стали пропадать, сменяясь жутким шипением. Он вздернул голову и, полные агонии и горящей мольбы, глаза встретились с алыми. И они будто бы запылали отчетливее, ярким внутренним пламенем. Казалось, будь в доме немного темнее, ореол алого света можно было заметить вокруг всего его силуэта. Тысячи отчаянных голосов откликнулись на сей свет гневным, отчаянным, испуганным, взбешенным воплем, теперь звучавшим куда более глухо. Копье отчего-то отступило. Отступило вместе с болью, спрятавшись в дальних и самых затаенных уголках своего обладателя и вынуждая его принять это временное перемирие. Оно еще бурлило, но уже где-то далеко и глубоко. Теперь в коридоре их осталось только двое. Франкенштейн сидел перед Мастером на коленях, опираясь на продолжающие подрагивать руки и устремив взгляд в пол. Он все еще тяжело дышал. Копью хватило тридцати секунд, чтобы очистить кожу хозяина от себя. Но не от ран, что были раза в два больше чем в момент получения и продолжали кровоточить. Скорее всего они еще долго не заживут… В конце концов адское оружие опасно и для создателя. Огонь, пылавший в глазах благородного, стал затухать, и вновь радужка приняла оттенок рубина. Он не двигался и пристально смотрел на Франкенштейна, не моргая. Будто бы с немым упреком, хотя такового и не было. Лишь вздох. Почти неслышимый, но очень отчетливый. И звучал он убедительнее, чем любое беспокойство, вопрос, упрек или усталая жалоба… Ибо он редко вздыхал вот так… Ладони, густо вымазанные кровью, сжались в кулаки. Человек тихо усмехнулся, начиная вновь понимать ситуацию. «Как Копье и говорило… Жалкое зрелище…» Дыхание пришло в норму, но блондин не мог решиться вновь встать на ноги. Ему было стыдно посмотреть Мастеру в глаза… Стыдно за испорченную стену… За белоснежный ковер, который был заботливо обращен в алый… Но больше всего ему было стыдно за себя. За то, что Мастер увидел весь этот ужас. Увидел, как он чуть не поплатился жизнью за свою слабость… Но ведь не отвернулся. Не остался в комнате. Забеспокоился. Спас. «В конце концов… Я ведь все еще его Слуга, верно?» — он собрался с последними силами и встал, старательно глуша в теле дрожь и стараясь казаться сильным. Взгляд Ноблесс поднялся вместе с Франкенштейном. А в белокурой голове четко вырисовалась задача. «Спасти Мастера». Жизнь за жизнь… Ведь Рейзел спокойно мог оставить все как есть. Может это сознательное решение взрослого человека в конце-концов… Но нет. Ничто не может оправдать смерть. И уж тем более нельзя отказаться от жизни существу, которое не знает, что такое эта «Жизнь»… — Спасибо. — кроткая, и вроде спокойная фраза, а внутри человека все перевернулось. Столько всего произошло… И еще столькому произойти предстояло. — Я принял решение, Мастер. — в голубых глазах плескалась уверенность. — Я иду к Лорду. У Ноблесс от такого заявления дрогнули брови, чуть приподнимаясь, а на лице застыло туманное подобие удивления. — В таком виде?.. — припозднившимся эхом прозвучал его голос вслед за столь решительным заявлением Франкенштейна. И впрямь. Сейчас куда более разумно было в таком «парадном» виде отправиться к лекарю. Изодранная одежда, солоноватый запах крови, всклокоченные, тоже испачканные кровью, волосы… Благородный вновь нахмурился и отвел взгляд в пустоту. Нельзя было сказать, по какой именно причине, но он определенно и даже как-то демонстративно не желал отпускать его в подобном виде. Человек оглядел себя, что было излишне, ведь он осознавал, что выглядит сейчас так, словно только что вернулся из ада. Хотя, впрочем… Так и было. — Да, Мастер. Я не хочу медлить. Возможно, это было последнее его решение. Ведь если задумка не удастся… Кто знает. Скорее всего человек действительно уйдет вслед за Мастером. Но сначала, все же откроет свои чувства… Когда знаешь свой конец, уже не важен ответ. Мастеру, скорее всего даже не будет что сказать, возможно он даже догадывается… Но сил томиться уже не было. — Если вы, конечно, разрешите… — Франкенштейн немного опустил голову, отведя взгляд. Это было лишь формальностью. Отказ Мастера ничего не решит. Вновь воцарилось тонкое стекло тишины, нарушаемое лишь шуршанием сквозняка, доносившегося чрез распахнутые окна в комнате. Казалось, Рейзел и не сомневался, что тот не послушает сейчас никого. — Что ж. Алые глаза вновь стали, словно истончившись, пропускать через себя свет откуда-то изнутри, а рука невесомо поднялась, нависая над ковром. Капля за каплей, кровь стала собираться в жидкие бусины, подниматься с ковра и бесследно исчезать в воздухе. Кровь сходила с пола, с одежды Франкенштейна, с его щеки и волос… Постепенно так сошли на нет все алые следы, словно их не было, а после и ткань одежды словно бы иссохлась, рассыпаясь и обнажая новую, уже приставшую к телу. «Раны.» Алые, снова воспылавшие глаза оглядели его с ног до головы беглым, но спокойным взглядом, а бледные тонкие персты потянулись к груди Франкенштейна… Но замерли в каких-то сантиметрах, не касаясь кожи даже сквозь рубашку. Человек сделал несколько шагов назад и нахмурился, демонстративно отказываясь от помощи Мастера с его ранами. Рука медленно опустилась. «Он слишком горд для этого…» Пальцы неожиданно слабо дрогнули, складываясь следом за отстранившейся рукой, глаза потухли и устало скрылись под ресницами. Тронувшись с места, он бесшумно удалился. Как только изящная фигура исчезла из поля зрения, Франкенштейн прижался спиной к стене и закрыл глаза. Огромнейшая кровопотеря наряду с ужасным стрессом… В глазах все плыло и мешалось. Он стойко держался, но силы на исходе. Нужно спешить пока не стало еще хуже. Правда забежать в комнату все еще можно. Человек открыл глаза и сделал шаг. Ноги подкосились, но он успел схватиться за противоположную стену. «Так… Ясно.» И он пополз, держась за стену. Было противно за свою слабость… Давно он не чувствовал себя подобным образом. Даже слишком… Хотя в данный момент его состояние — подарок небес. С гораздо большими шансами он проводил бы сейчас свою вечность в криках агонии… Ученого передернуло. Он схватился за ручку двери и потянул на себя. В тумбочке лежали таблетки. Франкенштейн делал их сам, и оставлял возле кровати, используя лишь после особо впечатляющих кошмаров и особенном упадке сил. Так же они приглушал голоса Копья, если то начинало грязные делишки и наяву… «Эффект, конечно, будет недолгим, но хоть что-то.» Он тряхнул баночку, планируя высыпать две таблетки, но, немного не рассчитав, высыпал на ладонь все содержимое. Раздался вздох, Франкенштейн уже было потянул руку взять две штучки из этой горы, но вдруг замер. «Хм… А почему бы и нет?» В рот полетела вся пригоршня. Благо, Франкенштейн ставил рядом стакан с водой, иначе он бы сейчас задыхался и кашлял. Хотя кашель, конечно, в комнате все же прозвучал. Проморгавшись, человек отметил, что состояние худо-бедно, но улучшалось. Главное упасть в обморок прямо сейчас ему уже точно не грозило. «Значит пора.» Он выскользнул из комнаты и проскочил сквозь двери, которые он в порыве отчаяния сегодня раскрыл на распашку. Решив что так дело неладно, Слуга решил закрыть дверь, но… Раздался громкий «бум» и немного передвинутая им дверь шлепнулась на пол. «Да уж… Надо было быть аккуратнее. Так и все поместье Мастера разнести не трудно — сначала стены и ковер, потом дверь… В прочем ладно. Займусь этим потом» С такими мыслями он кинулся вперед.* * *
По приходу алые глаза бесцветным взглядом устремились за окно. Небо с самого утра давило, нависало своей густой серой тяжестью над и без того не особенно живописным лесом. На фоне этого облачного моря промелькнула, не оставшись незамеченной, светловолосая фигура. Неотрывно усталый взгляд отследил ее, пока та совсем не скрылась за деревьями. После глаза закрылись, теряя к ней интерес… Его передвижения даже на столь далеком расстоянии Ноблесс мог отличить от передвижений других. Словно еще не освоившийся с подобной силой, передвигался он не грациозно, но энергично… Сейчас к этому звуку словно прибавилась тяжесть… Ошибки и быть не могло. Но вот и этот звук стал ничтожно тихим. И только теперь одинокий благородный приоткрыл глаза. Сдвинутые к переносице черточки бровей не размыкались. Казалось, его что-то беспокоило… Тихо прошуршал в тишине примятый ковер. Недвижимая ранее фигура отступила от окна, словно его оттолкнуло холодным сквозняком. Еще шаг… Не прошло и минуты, как комната опустела.* * *
Франкенштейн стоял у входа в замок Лорда. Высокие широкие арочные двери, испещренные замысловатыми рисунками. Ярче всех выделялись величественные рельефы, словно горящие красным цветом — огромный, грозный меч и два, взметнувшихся от пола в небеса крыла. Рядом с дверьми стояли рядовые ноблесс. Они были формальностью, следили за порядком в замке и всегда расступались, завидя еще в далеке Истинного Ноблесс. Сейчас же… Это был кто-то иной и им незнакомый. Они видели его один раз в сопровождении Кадис Этрама Ди Рейзела, но сама личность для них была весьма сомнительной. Кто-то ведь учинил этот переполох с исчезающими ноблесс в глубинах лабораторий… Да и велено никого не пускать. На Франкенштейна смотрели как-то странно. Что он здесь делает, да еще и с видом воина, сразившегося с целой армией противников в одиночку? — Мне нужно к Лорду! Дело невероятно срочное. Я Слуга в поместье Кадис Этрама Ди Рейзела, вы обязаны меня пропустить. — он сделал шаг вперед, к дверям. До этого заявления охранники лишь хмуро и пристально взирали на него, будучи уж точно не настроенными идти навстречу ни при каких обстоятельствах. Однако слова Франкенштейна их, мягко говоря, ввели их в смятение. Молчаливо переглянувшись, они будто бы засомневались… Но ведь не назначено… Положение спас глухой ритмичный звук каблука, разносившийся по каменным коридорам. Определённо, эти шаги должны были принадлежать Геджутелю. Франкенштейн замялся. Ему срочно нужно было войти, но Геджутель… Этот старикан мог и не помочь. Хотя, узнав в чем дело он мог и открыть ему путь. Однако на объяснения может уйти слишком много времени, а как раз его ученому и не хватало. Вздохнув, и подождав несколько мгновений перед тем, как образ главы клана Ландгре осветит его своим присутствием, человек сразу кинулся с места в карьер, — Геджутель! Нет времени на приветствия и обсуждения, мне нужно попасть к Лорду и немедленно. Дело касается Мастера и оно невероятно важное. Так что попроси этих приятелей пропустить меня, пока я не разорвал их на куски голыми руками! — на последней фразе он странно рыкнул и глянул на охранников. «Это будет рассмотрено как официальное нападение на Лорда, но мне абсолютно плевать на последствия! Пропускать они меня не хотят, как же.»