***
Благотворительный прием, как этот, — сцена полная актеров. Кто-то играет хорошо. Герцогиня Бэшгот, к примеру, точно зная свою цель, умело сталкивает лбами потенциальных покупателей ее имения. Всех восхищает ее способность проигрывать со вкусом — не унижаться, расплачиваясь с долгами родовым гнездом, а устраивать кровавую бойню за жалкие десятки акра, что пока не ушли с молотка. Но в основном, играть мало кто научился. Лорд Уэстпорт, к слову, начинает раздражать еще с самого начала. Прибыв уже в нетрезвом состоянии, он абсолютно не скрывает, как тяготится обществом и пустыми, по его мнению, разговорами, пока его дражайшая супруга слишком очевидно обсуждает с близкими подругами все нюансы бракоразводных процессов. Увлекательный спектакль. На вечера, походившие на цирк, Майкрофт уже может позволить себе не ходить. И так как вся его карьера строится на подобных встречах, заслужено считает, что играет виртуозно. Легко совмещает рабочее с полезным и просто наслаждаетмя этим временем. Кэтти не играет. Искренне улыбается редким знакомым, что смогли завоевать ее симпатию и интерес. Для прочих у нее припасен очаровательный взгляд из-под ресниц, и только Майкрофт видит, что действительно таится в нем — фамильное циничное препарирование или же великодушное терпение. Кэтти давно не девочка. В ее частную художественную школу стекаются со всей Европы, о ней говорят и за океаном. За место в ее галерее бьются насмерть. С ней считаются в их обществе, хотя могли бы ненавидеть, как всех тех, кто не желал следовать правилам высшего света. Нет-нет да всплывают эти дрянные слушки. Что Майкрофт из-за нее разрушил собственный брак. Что проплатил ей место в Тейт. Что свел с нужными людьми и задавил конкурентов своим авторитетом. А как только Кэтти его окольцевала, вытребовала себе лучшую в Британии школу и собственную галерею… К счастью, если ты носишь фамилию Холмс, тебе прощают довольно многое. И справедливо опасаются поливать грязью громче, чем шепотом. Проблемы не нужны никому. Кэтти же ничего не замечает. Преподает детям, отыскивает в самых неожиданных — а порой и злачных местах — редкостные таланты и ставит их на ноги. Почитает за честь сопровождать супруга, куда бы его не занесло по долгу службы, и по наивности подумать не может, как злы бывают благородные господа. Она живет искусством и дышит любовью, и ничто прочее не должно было омрачать ее заслуженный покой. Ведь для прочего у нее всегда найдется Майкрофт. Вечер подходит к концу. Гости разъезжаются сразу после ужина, но Майкрофт планирует уйти одним из последних. Несколько нерешенных дел, которые приходилось откладывать до последнего, держат его до позднего часа. Кэтти ждет его террасе уже в полном одиночестве. Стоит у перил, крутит в пальцах гибкий стебель, не отрывая глаз от пышного бутона. — Откуда это? — От мистера Денвера. Майкрофту не нравится эта едва уловимая тоска в голосе. Идеальная винно-алая роза с оглушительно терпким ароматом — невинный жест, изящному дополнение к льстивому комплименту. Но только если не вдаваться в истинный смысл. В набившие оскомину, опошленное: «Я тебя люблю». Альфред Денвер желал в этом месяце перевестись в отдел Майкрофта. Альфред Денвер был ценным кадром для Ее Величества, с полезными связями и достойным влиянием. С Альфредом Денвером ссорится было нельзя. Но кто сказал, что его прошение теперь одобрят в такой короткий срок? Потому что дурно не считаться с цветочным этикетом. И еще ужаснее, дарить такие цветы чужой жене, что владеет языком цветом в совершенстве. Это не просто красная роза. Это страсть. Это тысячи «люблю» сорванным шепотом. Первый жадный поцелуй. Первое касание, сжёгшее дотла. Первое неистово сладкое единение…это могло быть чем угодно. Тем, что никогда не принадлежало Майкрофту. Майкрофт никогда в жизни не дарил ей цветы.***
Они возвращаются домой. Кэтти отстранённо глядит в окно автомобиля, бутон лежит на коленях, кажется, она потеряла к нему всякий интерес. Только вот тонкие пальцы все еще крепко сжимают стебель. Майкрофт не может отвести от них взгляд с тех пор, как они трогаются в путь. Ему не нравится молчание, зависшее в салоне тревожащей неопределённостью. Вдруг Кэтти снова накроет хандра? Вдруг она снова окажется тяжелой, затяжной? А ведь они только стали справляться, только начали забывать… Стебель переламывается, истерзанный в мочалку, и Кэтти, не отрываясь от окна, вздрагивая, роняет: — Прости меня. — За что, дорогая? Майкрофт ищет самый благодушный тон в своем арсенале. Розовый бутон алеет с укоризной, нежась под заласкавшими его пальцами, хотя единственно виновен во всем этом. — Я не позволила тебе дарить их. — И я уважаю твои решения. Тем более, когда они избавляют нас от напрасных трат и соблюдения глупых… Кэтти таким не провести. Она оборачивается, заставляя проглотить весь запас нерастраченного остроумия. Заставляет заткнуться, чтобы не спугнуть эти завораживающие искры жизни в глазах. Майкрофт не выносит любого проявления чувств вне дома. И кажется, перегородка в салоне недостаточно темная, водитель может их заметить. А потому Кэтти лишь наклоняется к нему ближе, чем положено, но выходит так волнительно: — Я выслушаю все, что ты мне скажешь, Майкрофт. Обещаю.***
Теперь Майкрофт думает только об этом. Разумеется, он знаком с языком цветов, как и с прочими аспектами этикета. Можно сказать его обязывает служба. Но все равно перечитывает справочники. Он ищет нечто особенное, емкое, что справится, сможет рассказать ту бурю чувств, что прячет в себе Майкрофт. И находит. А потом он ловит себя на том, что не первый день после службы скитается по магазинам в поисках лучшего горшка. Отчего-то это кажется не менее важным. Мамуля не знает, о чем похлопотать в первую очередь, когда встречает сына на пороге. А Майкрофт понимает, что забыл предупредить о своем приезде. В голове это уже не поместилось. А теперь оставалось только огорошить бедную родительницу просьбой побывать в саду. Кэтти медленно оседает перед кофейным столиком и не может отвести взгляд. Майкрофт доволен — куст и вправду вышел роскошным. Роскошный куст небесно-голубых гортензий. Он целует ее в плечо, возвращая на место растянутый ворот свитера. И пусть сегодня он остался без завтрака, он сожалеет лишь о том, что пора уходить. Водитель уже ждет, он опаздывает, а Кэтти не может прийти в себя. Майкрофт так и не слышит ответ. Пусть, пусть так. Он счастлив. Главное, он сказал все, что так давно хотел: «Я твой на всю жизнь»***