***
Подкрепление прибыло, вернее, стало прибывать в течении пяти минут. Первой на место происшествия добралась скорая, к этому времени, Сержант, надев медицинские перчатки, проверил пульс своих совершенно точно покойных сослуживцев… ни пульса, ни дыхания, а у одного крови так вовсе совсем не осталось… Прибывшие медики, высадившись, только удручëнно покивали головой, проделав те же манипуляции… Подоспел ещë один патрульный экипаж, потом другой и, наконец, целая колонна выдвинувшаяся из полицейского участка. Первым из этой колонны машину покинул Марлон Марш, несмотря на изрядный возраст он проявлял изрядную прыть, ибо сохранил достойную форму для своих пятидесяти пяти при явной склонности к полноте. Он быстрым шагом добрался до медиков и сержанта Эрла Стэнли, прибывшего первым на место преступления. Марш был одет в гражданскую куртку с нашивками полицейского департамента, поверх неë свободно болтался жетон. Ранее прибывшие младшие коллеги уже успели организовать оцепление, натянув траурно-жëлтую ленту вокруг места событий… Эрл стоял рядом с убитыми полицейскими закусив губу, но держался он твëрдо, в глазах читалось ожидание дальнейшего развития событий, ожидание приказа. — Мы вам тут больше не помощники… — Сказал санитар одной из приехавших скорых. — Нам бы документы заполнить… — Ник, займись этим. — Приказал Марш следующему по стопам подчинëнному. — Окей. — Ответил Ник и занялся… — О, господи… — Марш увидел тела… За весь срок своей службы в Департаменте Марш видел всякое, вышло так, что его полевая карьера выпала на всплеск криминальной преступности в середине-конце семидесятых: наркоманы потрошащие друг-друга голыми руками, расправы картелей, трупы и изувеченные люди оставленные «жить» в назидание другим, перестрелки, в одной из которых он потерял своего напарника, а в другой сам схлопотал пулю в бок, а уж чего он насмотрелся на Войне… Но несмотря на свой двадцатишестилетний опыт Марш никогда ещë не сталкивался с чем-то подобным… Реконструкция событий мгновенно возникла в его голове. Томас Никовски и Эдвард О’Рэд. Они сообщили о подозрительном субъекте, доложили ситуацию и остановили его для допроса, они действовали, как по-инструкции, профессионалы своего дела, шесть и восемь лет службы, теперь мертвы, у Томаса осталась беременная жена, а у О’Рэда двое детей от двух разных браков… «Ну, ничего, его семья за ними присмотрит, уж таковы они, эти ирландцы…» — Поддался скорбным мыслям Марш. — Блять, Том, да как так-то, сука… — Раздался полный боли и печали чей-то голос в отдалении. Профессиональное братство, особенно сплочëное такой опасной работой, как служба в полиции — всегда крайне чувствительно воспринимает потерю своих… Когда звучит Последний вызов, когда шестеро несут одного, когда под ружейный салют складывают флаг, да и при виде слëз чужих жён и детей их не трудно представить на лицах собственных близких. Убийцам полицейских в тюрьмах живëтся не просто… Если вообще живëтся… — Тони! — Окликнул Марш выходящего из дверей лейтенанта отдела Убийств. — Организуй своих, пусть прочешут тут всë от и до, до последней пылинки! — Да, Сэр! — Долго Тони упрашивать не надо. — Господа! — Марш ещё сильнее повысил голос, от чего тот сперва заскрипел старой дверью. — Общий сбор! За ограждением собрались патрульные чуть ли не со всего участка и всë продолжали прибывать. — Ладно, парни, слушай сюда. Подозреваемый: пожилой… — Марш не добавил слово «мужчина» или «человек», потому что ни мужчиной ни человеком он Его не считал. — Пяти с половиной футов ростом, седые волосы, бакенбарды, один глаз, одет в джинсовку, скорее всего ранен, Эд его хорошо нашпиговал, но он мог уйти довольно далеко, ваша задача разделиться и осветить нашими сине-красными огнями весь район, чтоб у него земля под ногами горела! — Есть, Сэр! — Глаза полицейских светились бойцовским огнëм. «Патрульные зададут ему сладкой жизни, если он отковылял отсюда достаточно далеко, если нет, группа экстренного реагирования отыщет его в ближайших кварталах и схватит, живьём или нет, но достанут!» Это дело давно стало для него личным, но сейчас этот урод перешёл самую распоследнюю черту и у Марша больше не осталось пути назад.***
За тысячи километров, на другом континенте и в другом часовом поясе, в обширном комплексе сооружений, с высоты отдалëнно напоминающих военную базу, посреди тропических джунглей, в модернестическом трёхэтажном здании со стëклами без швов и в большой комнате отдыха, выполненной в стиле «лофт» шëл спор на высоких тонах. В углу комнаты с высокими потолками, с которого свисали одиночные светильники-лампочки, заливающие пространство тёплым оранжевым светом, пару диванов, несколько кресел, стульев и огромных пуфов поставили друг напротив друга, образовав своеобразный октагон. В центре фигуры стоял невысокий овальный обеденный столик, на нëм лежали разнообразные закуски, чайник, кофейник, уже на треть опустошëнная бутылка пятилетнего скотча и белое вино сколько-то там летней выдержки… — Нет! Нет! Я вам говорю! — Говоривший обильно жестикулировал, каждое слово сопровождал со свистом рассекающий воздух удар молотоподобного кулака об раскрытую мясистую ладонь. — Какой вам смысл перекладывать ответственность на кого бы то ни было лично?! — Поддерживаю. — Прозвучал хрипловатый полушëпот. — Вина лежит на всех здесь собравшихся. Кроме доктора Корнуэлл, понятное дело. — И тем не менее — это одна из тех самых ситуаций, когда мне стоит отпить из большого метафорического стакана «А-я-же-говорил», но я не фанат уринотерапии… — Сказал сероволосый мужик типажа «вечные сорок». — А хлебать-то нам всем, хочешь ты того или нет. — Реджи опять прав. — Этот человек имел куда более неформальный вид, чем обычно: его пиджак висел на плечах высокого мягкого кресла со светло-коричневой тканевой спинкой, галстук цветом на тон светлее, чем пиджак был распущен, а на белой сорочке расстегнуто две пуговицы и рукава. — Необходимо найти компромисс. Мы ДОЛЖНЫ закончить исследования, чего бы это не стоило. — И всë-таки я вас не вполне понимаю… — Не смотря на проседь в своих волосах, «сорокалетний» выглядел молодцевато, он был одет в светлые Левисы и заношенную футболку с чëрно-белой версией обложки Нирвановского «Nevermind» в еë текстуре, он утопал в гигантском кислотно-зелëном пуфе, закинув ногу на ногу, в руке держал стакан со льдом, который время от времени наполнял и опустошал. — Нам есть куда торопиться? При условном бессмертии «нашего-дорогого-друга»… — А он был близок… Ведь ещë бы немного и… — Отхлебнув кофе с «зельем» подал свой дрожащий голос, вжавшийся в угол обширного дивана с дорогой обивкой из чëрной кожи, Дэнис Браунтон с лицом поблекшим из-за пережитого этим утром. — Ещё бы немного и мы бы серьëзно попали… — Слушай… — Голос Дэниса окреп. — Вам там совсем что ли эмоции выжигают, на службе этой-вашей?! Человека могло не стать, просто так, ни с хера! — Каждым словом он старательно выражал всё своё негодование. — Да, приятного мало… — На выдохе проговорил Дерек Реджи. — Потому, я всецело согласен с Рупертом… Он… Джеймс… Ему Надо Помочь… Срочно. Это не может так дальше продолжаться… Руперт отсалютовал пустым стаканом, кубики льда звякнули об стекло. На мгновение разговор прервался. Серый галстук тянул свой травяной чай, Дэнис подлил себе ещë кофе, а Дерек потянулся своими сардельками к куску натурального шоколада сделанного из какао-бобов собранных неподалёку. — Как не стараюсь, не могу я их понять… — Виктория Корнуэлл доселе не произнесла и слова, сидела себе на своëм стуле периодически балуя себя микроскопическими глотками светлого из большого бокала на длинной тонкой ножке. — Новообращённых-этих… — Большой глоток, задумчивый голос: — Ведь столько возможностей открывается… Вечная жизнь в вечно здоровом теле… Бесконечный опыт… Возможность увидеть будущее, мир через сотни лет! А они… — Вот оно! — Улыбнувшись своими желтоватыми щербинами, с оглушающим звоном опустив стакан на стол, Руперт взял речь. — Коллеги, вы кажется стали забывать, что для нас само собой разумеется — для других разделит жизнь на ДО и ПОСЛЕ. Когда твою реальность, твой сформировавшийся «правильный» мир рвëт на куски иррациональный бред видений, когда твоë тело претерпевает хорошо нам известные и крайне болезненные метаморфозы, когда под тобой будто бы проваливается земля и всё сущие падает вниз и схлопывается в сингулярность бреда… А потом ты внезапно осознаëшь, что ты больше не человек. Биологически. Начинаешь понимать, чего ты лишился навсегда. Навечно. Вы когда-нибудь пытались осмыслить вечность? — Вопрос был риторическим, никто не отвечал, но все обдумывали сказанное. — Это Переход и далеко не каждый, даже самый здоровый рассудок его выдерживает. А Джеймс… Что ж… Скажем так, в его жизни этот Переход не был первым… — Тем не менее, мы давали ему твои таблетки… Руперт закатил глаза. Дискуссия вернулась к тому с чего началась. — Он вроде даже был стабилен какое-то время… — Дерек Реджи лавировал с грацией линкора. Руперт было собрался что-то сказать, как вдруг над столом нависла всепоглощающая чёрная тень. Дэнис Браунтон и сидя смотрел на всех сверху-вниз, но когда он поднялся могло показаться, что ещё немного и он заденет лысой макушкой одну из сотен лампочек, покачивающихся себе от лëгкого бриза в трёх метрах над полом. — Ты о чëм говоришь вообще, Реджи?! Ты реагентов что ли нанюхался! Иди спустись вниз и посмотри на стены, с них ещё не оттëрли твою «стабильность»! Акститесь! Виктория вздрогнула и нечаянно пролила вино на стол и на подол своего платья, отчего злобно цыкнула и премерзко поморщилась со значением поглядывая на усаживающегося Дэниса. Лицо над галстуком непонятно с чего заулыбалось, а Дерек потупил взгляд, склонив в извинении голову: — Да. Да, Дэн, ты прав. — Про себя он признал, что его комменсализм был тут совсем неуместен. — Возможно… — Его голос после только что отзвучавшего праведного надрыва был почти не слышен, однако, все к нему прислушивались. — Наверное, вы и правы, Господа, но вы либо не осознаëте, либо злонамеренно упускаете всю полноту ситуации… Если бы Уолтерсон был рядовым случаем — никаких проблем, хотите лечить — лечите, хотите — хоть под хвост ебитесь с ним, но он не рядовой случай. Вообще. Ни разу. — Он заговорил вполне обычно, что для него означало надрыв. — У нас нет ещё и половины необходимой статистики, мы ни хрена о нëм не знаем, кроме и так очевидного. Его силовые показатели. Анаэробная активность. Скорость регенерации покровов. Может ли он размножаться… Мы не знаем, что с ним делать потом!.. — Ты не прав. И либо злонамеренно упускаешь, либо не осознаëшь всю полноту ситуации. Ты забываешь, что относительно Джеймса ДАНЫ чëткие распоряжения самим… — Руперт указал соответствующим пальцем на потолок тонущий где-то там, в темноте, из-за пересвета ламп. — Распоряжения могут поменяться при получении полной картины вещей… В ответ Руперт ехидно и заливисто рассмеялся, впадая в контролируемую истерику. — Ты забыл девиз? — Пока Руперт вытирал слëзы из глаз, Дэнис заговорил. — Нет. Я отлично его помню. Знать. Знания стоят на первом месте. — Хуй. Большой. Чëрный. ХУЙ. Вот, что ты знаешь. В голове ветер и насрано поверх! Ни одно слово в этой формуле не главенствует над другим. Обретение знаний невозможно без взаимопомощи, наши знания необходимо охранять от распространения, а без помощи нуждающимся — некого будет охранять и некому будет помогать нам получать новые знания! Невзирая на свою многолетнюю практику, хладнокровие, опыт и выдержку Галстук не стерпел, что его поучают словно юнца и после короткой паузы ëмко ответил: — Пошëл на хуй. Покуда учëными мужами овладевал тестостерон, Виктория предпочитала делать вид, что разговор её совсем не касается или, что её тут и вовсе нет. — Господа, давайте не будем забывать, что с нами Дама! — Посредничество Дерека пришлось весьма кстати для охлаждения накалившейся обстановки. — Хе-хе-хе-хе… — Руперт же продолжал посмеиваться во время их перепалки. — Давайте будем исходить из того, что вы не сможете продолжать. Как бы вам не хотелось и какими бы благими намерениями вы не руководствовались — у вас ничего не выйдет. Или выйдет, что-то подобное утреннему происшествию… В лучшем случае… — Проясни. — Так я же уже целый час!.. — Руперт провëл рукой по своим коротким полу-седым волосам, он на секунду потерял контроль, его чуть было не понесло, но он вовремя спохватился. — Ладно, объясню для дошколят… Дерек, скажи мне на милость, стал бы ты продолжать операцию, скажем, на желудке при фибрилляции? Дерек задумчиво почесал щетинистую щëку. — Скорее всего нет. — Он понял к чему клонил Руперт и не стал сильно вдаваться в подробности. — Сначала нужно дефибрилировать пациента, а потом смотреть по его положению… — Так вот, Джеймс сейчас и есть то самое фибрилирующее сердце и его надо дефибрилировать, чтобы продолжить операцию. Иначе нельзя. Помолчали. Разговор слишком затянулся, а все за день и без этого изрядно устали. Руперт чувствовал это и всё ещё видел вызов в глазах того, кого никогда не называют по имени. Нужно было сыграть финальный аккорд. — Помнится мне, несколько минут и ещё час назад прозвучал упрëк в мой адрес, мол, мои таблетки не работают… Что ж… возможно, некоторые из вас ещё с учебной скамьи помнят такие базальные психологические термины, как аффект и депривация. Аффект — это то, что произошло и чего не должно было произойти и скорее всего не произошло бы, последуй вы изначальному приказу. А депривация — это то… кхм… из-за чего. — Как ОКР? — Спросил Дерек. — Вроде того. Да. То, что Джеймс творил эти полгода… это последствия его депривации. Социальной. Семейной. Личностной. То, от чего он «отделился» недавно… Не стоит забывать и про Синдром Обращённого. — Да… — Протянул Галстук. — Спорю, в таком состоянии из него бы вышел отличный смертник… — Собственно, в его глазах, наверное, он мёртв уже давно. Читал про берсерков? — Слышал. — Этого достаточно. — Руперт ополоснул горло и с усмешкой продолжил. — Его манией были «братья-наши-серые», отними ты алкоголь у глубоко запойного? Наркоту у наркомана? После этого я не советуют оставаться тебе в одной комнате ни с кем из перечисленных. Конечно, если тебе не терпится узнать силовые показатели Уолтерсона на собственной шкуре… Дерек посмеялся. Галстук криво улыбнулся. А Дэнису и Корнуэлл было не до смеха. — А за свою шкуру ты не боишься? — Всё с той же откровенно жуткой улыбкой заговорил он. — В одном с тобой я совершенно согласен — этот Уолтерсон реальная зверюга… Уверен, что справишься в случае чего? — За меня можешь не переживать… Но… — Команда с транквилизаторами и шокерами будет на подстраховке. — Надеюсь до них не дойдёт… — Совсем уж устало проговорил Дэнис. — Не дойдёт. — Заверил его Руперт. — А что до таблеток? — Спросил Дерек. — Аааа… — Вспомнил Руперт. — Вы же в курсе, что Уолтерсон и так уже сидел на литии и диазепаме пять лет, а толку-то?! Как же я обожаю эту Американскую школу… на таблетки принудительно посадить-посадят, подержат в учреждении пару месяцев, подыщут специалиста за кругленькую сумму… Уф… Лучше уж электрошок — он дешевле. Таблетки — это асфальт, его просто так не накидывают в кучу, чтобы его правильно положить — нужно сначала разровнять поверхность, да хоть другими таблетками, а что самое главное в любой дороге? — Направление. — Дерек припомнил, что слышал на первом курсе меда подобную речь, только относилась она не к психологии. — Именно. — Понятно. — Руперт вознамерился было продолжать и Галстук готов был продолжать, но что толку, если и без очередной докторовской тирады очевидно, что он его сделал. Была бы воля галстука, Уолтерсона разобрали бы на на элементарные частицы и на каждый нанометр его тела был бы написан стостраничный отчёт, но к сожалению ли или к счастью, такие «Галстуки» мало где стоят у руля. Им и не надо. Они детали единого механизма. Шестерни. Они отлично это понимают и гордятся своим статусом. Одна шестерня крутит другие, износившиеся части заменяются новыми и машина, конечно, состоящая не из одних лишь шестерней, их стараниями продолжает свой неумолимый ход. — Никаких возражений нет? Возражений не было. — Отлично. С этого момента Уолтерсон передаётся в чуткие руки Рупертуса Вульфа, эксперимент временно приостанавливается, до того момента пока не сможет быть продолжен. Документально оформим завтра и предоставим отчёт. Всё, народ, давайте уже закругляться. И снова никто не возражал.