Это было давным-давно, я подумывал Скинуть твою ношу И оставить тебя там, где ты стоял. Ты верил, что я смогу, Ты уже видел такое раньше. Я мог читать твои мысли, Рассказать тебе, что ты видел, И при этом не промолвить ни слова. Но теперь всё, что прошло, Закончено и сделано, уже никогда не вернётся.
Теперь Лектер не смог бы двинуться с места, даже если бы захотел. Темная печаль пригвоздила его к месту. Уилл же не мог знать, что он придёт, верно? Эти безысходные и отчаянные слова были адресованы ему, каждое из них. Ганнибал совершенно не сердился за сокрытие такой большой тайны: теперь он просто не мог, да и не имел права.И я могу рассказать тебе, почему Люди умирают в одиночестве. Я могу рассказать тебе, я Тень на Солнце.
Но почему Уилл так… Ганнибал на секунду устало прикрыл глаза, обдумывая. Он оставил Грэма в полном одиночестве, посчитав, что тому потребуется время и некоторая дистанция, чтобы собраться с мыслями и примириться со всем, что произошло во время и после Падения. А в итоге просто смирился с этим и больше не попытался приблизиться, сначала боясь отпугнуть, а потом уже скорее по привычке. Вскоре Ганнибал обзавелся безопасным социальным окружением и стал купаться в лучах восхищения и славы. По просьбе Лектера Уилл составлял ему компанию на первые несколько приемов, но потом тяжело приходил в себя после шума и постоянных ничего не значащих расспросов. После отказа очередной раз посетить оперу Ганнибал невероятно разозлился и предоставил Уиллу полную свободу действий и довольно жестко даже для себя выговорил ему, что тот может сколь угодно долго играть роль отшельника, затворника и так далее, но Лектер не собирается делать тоже самое. При этом не удостоил собеседника взглядом, делая тираду еще более унизительной. И когда он все-таки повернулся, чтобы увидеть реакцию Уилла, то чуть не поперхнулся оставшимися словами: Грэм смотрел на него с неверием и обидой в посеревших глазах, до побеления сжав губы. Будь у Ганнибала сердце, оно раскололось бы на множество осколков, но он всего лишь испытал укол смутной вины, что повел себя слишком грубо и несдержанно. Позже он извинился за свою манеру — так безжизненно Уилл не улыбался, даже когда не мог отличить кошмар от реальности.Смотришь на потери, Ищешь причины И никогда не уверен наверняка. Ничего кроме дыры, Жить без души И нечему научиться.
Уилл стал пропадать в барах, чем снова привел Лектера в ярость, но получил в ответ не менее жесткую отповедь, что Грэм будет вести себя прилично, и Ганнибалу не придется за него краснеть. Тот может и продолжил бы возражать, но каким-то шестым чувством вдруг понял, что вот-вот оттолкнет Уилла и больше не сможет вернуть, поэтому пришлось согласиться. Лектер боролся с приступами собственничества и ревности, но запахов других людей, которые появляются от объятий и прочих разновидностей близости, на нем не ощущал. Не перебарщивал Уилл и с алкоголем. Но Ганнибал почти перестал заставать его дома.Фигуры всевозможных размеров Движутся у меня в голове. Двери в моей голове Заперты изнутри. Каждая капля пламени Зажигает свечу В память о том, кто Живёт под моей кожей.
Горечь и боль в голосе поющего Уилла переплавились в ярость, такую, которая обычно бывает перед истерикой или вместо жгучих слез. Хрипотца в голосе стала заметнее, а затем Лектер услышал вымученное, выстраданное признание. В эту же секунду его мир будто бы рухнул. Уилл любил его, а Ганнибал променял эти чувства на восторги и зависть ничего не стоящих жалких свиней. Лектер поспешно зажал рот ладонью, не позволяя вырваться отчаянному крику. Когда это произошло? В какой момент он начал принимать свое величайшее сокровище как должное? Лектер так долго сражался с судьбой за Уилла, не для того, чтобы теперь держать его в доме как редкую коллекционную вещь или диковинную зверушку. Но самое главное: когда он позабыл собственные чувства? Восхищение уникальным разумом и скрытой темнотой, непредсказуемостью и неповторимостью. Ганнибал готов был убить, когда Уилл отверг его, но сам поступил точно также в момент, когда Грэму требовались его поддержка и уверенность после сильных потрясений. Лектер часто-часто заморгал, упрямо пытаясь согнать набегающие слезы. Уилл наверно проклинает его, Ганнибал не вынесет его ненависти, только не теперь. Не после Падения.И я могу рассказать тебе, почему Люди сходят с ума. Я могу показать тебе, как Ты мог бы сделать то же самое. Я могу рассказать тебе, почему Никогда не наступит конец. Я могу рассказать тебе, я Тень на Солнце.
Гнев и отчаяние в самом конце песни сменились на тихое смирение, и это нанесло последний удар по избирательной слепоте и крайнему эгоизму Лектера. Он был готов забыть о гордости и упасть перед Уиллом на колени среди всех этих опустившихся и недостойных свиней и умолять единственный проблеск света в своей жизни простить его за всю причиненную боль. Ганнибал решил не рубить с плеча — он уже и так достаточно сделал — а дождаться, когда Уилл появится в зале, поэтому занял место в одном из самых неприметных уголков. Грэм и другие музыканты сыграли еще несколько песен, но все, что мог делать Лектер — завороженно ловить каждое движение своего самого дорогого сокровища. Уилл был великолепен: он казался слегка отстраненным по сравнению с предыдущим исполнением, но пение все равно было насыщено эмоциями. Ганнибал огляделся: никто особо не глазел на исполняющих музыку, но они создавали комфорт и атмосферу, которую присутствующие слушали и воспринимали. Это косвенное внимание и искал Уилл. Лектера накрыла волна стыда за то, что он на приемах всегда делал Грэма своего рода мишенью и не всегда помогал разбираться. Когда Уилл наконец появился у барной стойки, он попросил себе виски и, сидя в одиночестве, стал понемногу потягивать напиток. Ганнибал решил, что этот момент самый подходящий. — Прекрасное выступление, Уилл, — негромко произнес он, привлекая к себе внимание. Грэм резко обернулся, и его лицо приняло уже знакомое невозмутимое выражение. — Что привело тебя сюда, Кристофер? Что-то случилось? — у Лектера екнуло в груди. Уилл отказался называть его настоящим именем, хотя угрозы разоблачения не было. — Мы можем поговорить в более тихом месте? — не стал сдаваться Ганнибал. Во взгляде Уилла полыхнуло раздражение, но он перебросился парой слов с барменом, а потом не оглядываясь последовал к выходу. Отойдя от бара на некоторое расстояние, он остановился и облокотился на ограду, скрестив руки на груди и демонстрируя, что требует объяснений. Лектер замер, сквозь его обычную маску проступила нерешительность. Это немного смягчило взгляд Уилла, но намерение не изменилось. — Я… — Ганнибал никогда не испытывал проблем с использованием слов, но в самую необходимую минуту эта способность внезапно изменила ему. — Ты наконец решился сказать, что больше не хочешь видеть меня? — Уилл по-своему истолковал его неуверенность, и судорога на секунду мучительно исказила черты его прекрасного лица. — Нет! — поспешно воскликнул Лектер, — Что натолкнуло тебя на этот вывод? — не удержался он от вопроса. — Ну, знаешь, последнее время мы не особо близки, — с сарказмом обрисовал ситуацию Грэм, — вот я и подумал, что, видимо, окончательно наскучил тебе, и ты решил от меня избавиться. Ганнибал впервые оказался не в состоянии соблюдать видимость светского разговора. Поэтому он сделал, что собирался: опустился на колени и заговорил: — Уилл, я никогда не смог бы от тебя избавиться. Я… мне… очень жаль, что тебе пришлось прийти к этому заключению. Я превратил твою жизнь в непрекращающуся пытку одиночеством, я променял фокус внимания твоего потрясающего разума на восхищение ничего не стоящих людей. Променял тебя на них и, и, — Лектер захлебывался словами, по его щекам побежали неконтролируемые холодные капли, — мне хватило наглости упрекнуть тебя. Я был так слеп. Я пойму, если это ты захочешь покинуть меня, но я не смогу смириться и буду следовать за тобой тенью снова и снова. Я стану тенью своего Солнца, своего самого главного сияющего сокровища, — он продолжил бы говорить, но прохладные пальцы приподняли его подбородок. Глаза Уилла были широко распахнуты от шока и неверия, а на длинных ресницах заблестели еще не пролитые сверкающие капли. — Ты слышал эту песню? — сконфуженно прошептал Грэм, и щеки его приобрели очаровательный розоватый оттенок. — Каждое слово, — с готовностью подтвердил Ганнибал, — и именно она позволила мне увидеть тебя по-настоящему. — Значит, ты знаешь о… — Я люблю тебя, Уилл, — Лектер заменил его признание своим, борясь с желанием прижаться к Грэму, ища у него принятие и прощение. Уилл издал надрывный нервный смешок, и все внутри у Ганнибала скрутило от страха и страдания. Сейчас тот оттолкнет Лектера в последний раз, и он уже не сможет удержаться от дикого нечеловеческого воя. — Мы безнадежны, Ганнибал, как же мы безнадежны, — вместо ожидаемой кары Уилл бережно взял его лицо в ладони, поглаживая скулы большими пальцами и стирая подсыхающие дорожки слез. Тот ошеломленно выдохнул и слегка повернул голову, нежно целуя одну из рук. Они приятно пахли металлом и деревом, и Лектер никак не мог надышаться новой незнакомой стороной Грэма, — не проще ли нам было объясниться, чем столько времени истязать друг друга? Ты ревновал меня к барам, но ты не представляешь, что происходило со мной, когда ты уходил на светские рауты. Я был готов перерезать всех чертовых напыщенных индюков, чтобы ты хотя бы взглянул на меня. Глупый мой доктор Лектер, как же я уйду от тебя. Мы соединены, пропадем друг без друга. — Ты простишь меня, Уилл? — выдохнул Ганнибал. От слов своего сокровища у него перехватило дыхание, а сердце забилось в груди как птица в силках. — Я люблю тебя, — просто сказал Грэм и потянул Лектера вверх. Когда тот поднялся, Уилл сомкнул руки у него на шее и прижался к груди, пряча лицо. Ганнибал охотно обнял его за талию и притянул ближе, с наслаждением зарывшись лицом в мягкие шелковистые завитки на макушке. Как бы сильно ему не хотелось поцеловать Уилла, это объятие было необходимо. Они почти разошлись, поэтому сейчас вновь искали друг у друга поддержку и опору, обновляли и укрепляли опасно истончившуюся связь. Они простояли так достаточно долго, когда Грэм слегка отстранился, Ганнибал не выдержал и прильнул к его губам. Поцелуй на вкус оказался соленым, с примесью прошлой горечи, но таким живым и теплым, что Лектер едва слышно всхлипнул, а лавина облегчения накрыла его с головой. Ганнибал больше никогда не отпустит Уилла, но не посмеет запретить ему петь и играть в этом баре, а будет наслаждаться этим. Наконец-то они обрели целостность. Бонус Утро встретило Уилла непривычным комфортом и спокойствием. Он лишь лениво приоткрыл глаза и наткнулся взглядом на светлую макушку, которую расцвечивали золотом лучи раннего солнца. Грэм довольно хмыкнул, вот почему ему было так тепло: Ганнибал подкатился к его боку и уютно посапывал, почему-то напоминая большого кота. Без своих обычных слоев защиты он казался Уиллу невероятно милым. Он не удержался и слегка взъерошил светлые пряди. Лектер спал чутко как настоящий хищник: тут же проснулся, поднял голову и обнаружил, как Грэм улыбается и с любопытством наблюдает за ним. Ганнибал приподнялся чуть выше, обнял Уилла и прижал к себе. — Позднее утро, а вы ещё спите? Возмутительно, доктор Лектер, — скорее по инерции бросил шпильку Грэм. — С тобой так хорошо, что я не смог найти в себе силы уйти, — вполне серьезно произнес Ганнибал и подкрепил слова легким прикосновением губ к его шее. Уилл счастливо выдохнул и устроился поудобнее. — Это значит, что я прощен? — задал Лектер терзающий его вопрос. — Я все еще злюсь на тебя, но не могу отказать нам в возможности пообниматься утром, — объяснил Уилл, но через некоторое время смирился, — Ганнибал, мы со всем разберемся. Просто поверь в нас, — тот неуверенно кивнул. — Что ты хочешь на завтрак, Уилл? — Лектер решил не злоупотреблять терпением своего сокровища, хотя ему и ужасно не хотелось покидать постель. — Апельсиновый сок, — через пару мгновений отозвался Грэм. — И все? — с улыбкой уточнил Ганнибал. — Остальное на твое усмотрение. — Замечательно, тогда я пойду на кухню, — Лектер собрался вставать, но Уилл не разжимал рук. — Даже не думай от меня убегать, — шутливо пригрозил Грэм, — прошу, останься, — Ганнибал накрыл их сползшим одеялом и снова притянул Уилла к себе, блаженно прикрыв глаза. — Поспи еще, если хочешь, mylimasis, я буду с тобой.