Живой

Они сталкиваются у двери на кухню следующим утром. Время – без четверти девять. Пара началась сорок пять минут назад, и Алек, конечно, уже не собирается никуда идти. Принятые ночью решения всегда кажутся безумными на утро, так что… Так что Алек с хмурым выражением лица направляется на кухню за дозой кофеина, когда натыкается на бодрого и весьма довольного жизнью Магнуса. Тот вполне ожидаемо улыбается: – С добрым утром? – Угу. Магнус окидывает его взглядом с ног до головы и, театрально вздохнув, уходит в ванную. Алек (что тоже вполне ожидаемо) с самого момента пробуждения корит себя за ночные откровения. Они подарили надежду, они убедили его в том, что он ещё может сделать со своей жизнью что-то интересное, но… утро показало, что он не может. Не здесь и не сейчас. Магнус говорил о смелости минувшей ночью, но у Алека недостаточно смелости, чтобы отказаться от саморазрушения и заставить себя самого улыбнуться новому дню. У него даже недостаточно смелости чтобы отбросить свою апатию и прийти хотя бы ко второй паре. И о каком счастье вообще может идти речь?.. В следующий раз Магнус заходит на кухню, когда Алек заливает кофе кипятком. – Растворимый? – спрашивает он как бы между прочим. Алек кивает и протягивает гостю чайник. Тот кидает в кружку пакетик чёрного чая и тоже наливает в кружку воду, боковым зрением наблюдая за Лайтвудом. Тот с похоронным выражением лица садится за стол и тянется к сахарнице. – Не понимаю, как вы пьете эту гадость? – вопрошает Магнус и садится напротив Алека, поджав под себя ногу. – Напомни мне подарить тебе на День рождения нормальную кофе-машину. Лайтвуд вскидывает брови, а Магнус лишь улыбается и пожимает плечами: – Я люблю дарить подарки. Алек ничего не отвечает, потому что неиссякаемому оптимизму Магнуса можно только удивляться. К тому же, ему всё ещё неловко из-за ночного разговора. У него едва ли были с кем-то такие откровения, и сейчас ему кажется, что он сказал слишком много лишнего. Магнус, снова будто прочитав его мысли, бросает: – Первый раз всегда такой. Лайтвуд немедленно краснеет и пытается спрятать лицо за кружкой. Совершенно понятно, что под этой фразой Магнус имел в виду первые доверительные разговоры с людьми, но всё же под словами «Первый раз» Алек привык понимать не совсем разговоры, и ему не то что бы очень комфортно от того, что Магнус так легко этими самыми словами разбрасывается. Он вообще хоть когда-нибудь чувствует себя неловко?.. Сам Магнус, кажется, весьма доволен произведённым эффектом. Он неспешно пьёт свой чай и таскает конфеты из плетёной корзинки на подоконнике. Алек в это время старательно изучает столешницу, варится в собственных мыслях и собирается приступать к ежедневному ритуалу ненависти к себе, когда замечает поползновения гостя в сторону конфет. Ритуал ненависти к себе вдруг перестаёт быть таким важным. Алек не может сдержать улыбки, когда замечает взгляд Магнуса, адресованный оставшимся конфетам. Н е в л ю б л я т ь с я. Здраво оценив ситуацию с конфетами, Алек приходит к выводу о том, что Магнус – это, по всей видимости, нечто среднее между маленьким ребёнком и великим философом, и нет смысла врать: Алеку всегда нравились такие люди. В старшей школе он хотел, чтобы именно такой человек вдруг пришёл и спас его. И то, что этот человек пришёл, пусть и несколько лет спустя, покоряет. – Можешь хоть все съесть, я не фанат сладостей, – говорит Алек, сам не зная, зачем. Магнус расплывается в улыбке: – Откуда эти тогда взялись? Лайтвуд пожимает плечами: – Из принесла, она вечно мне что-то таскает... После этой фразы Магнус вдруг смотрит на часы, а потом говорит неспешно, словно пытаясь замедлить ход времени: – Благословите Изабель Лайтвуд, где бы ты был без неё… Алек тоже вспоминает об уходящих минутах этого утра и о том, что они не могут сидеть вот так вечно, вздыхает и гипнотизирует взглядом остатки кофе. Магнус прав. Растворимый – и впрямь гадость. *** После упоминания об Изабель Магнус быстро допивает свой чай и спешно собирается. Уже у порога он говорит: – Мы обязательно поговорим обо всём вечером, Алек. Лайтвуд делает удивлённый вид, но на самом деле прекрасно знает, о чём они будут говорить. О том, что «начинать новую жизнь с понедельника» ещё никогда никому не удавалось, о том, что видение мира не может измениться за несколько часов, проведённых во сне, и о том, что поражения – неотъемлемая часть большой битвы. Алек слышал об этом миллион раз, он думал об этом целую кучу часов, но он всё равно хочет услышать это от Магнуса. Просто потому, что иногда, чтобы понять уже известные тебе истины, нужно услышать их от другого. И ещё лучше – от того, кто тебе важен. Какое-то время Лайтвуд тратит на бесцельное лежание на кровати и убеждение самого себя в том, что он нисколько не привязался к Магнусу за те несколько часов, что они провели вместе. Но в глубине души он знает, что лукавит. Он привязался к Магнусу. Ещё как. Алек вдруг представляет, каким было бы это утро, если бы гость ушёл из квартиры хотя бы на час раньше. Что же, в таком случае утро было бы наполнено самоуничтожением, мыслями о том, что «Не надо было ему всё о себе рассказывать», а ещё крайней степенью ненависти к себе и, как следствие, отвратительным настроением. Не то что бы обвинительных мыслей в свой адрес не было этим утром, но, по крайней мере, Магнус смог перебить эти мысли своим позитивом, своей какой-то по-настоящему солнечной энергией. А ещё Алек вдруг понимает, что чертовски благодарен Магнусу за эту энергию, за этот свет. Они нужны были ему как глоток свежего воздуха, пусть он сам порой этого не осознавал. Именно поэтому он не представляет, что будет делать, когда следующим утром поезд увезёт Магнуса из Нью-Йорка. Воспоминаний надолго не хватит, а самостоятельно Алек вряд ли себя вытащит. Ему нужно что-то. Что-то особенное, что поддержит его, что каждый день будет убеждать его в том, что он всё ещё может бороться за счастье. Возможно, этим «чем-то» могло быть само присутствие Магнуса в его жизни. Он просто пришёл к Алеку со всем своим светом и показал, что есть какая-то, по всей видимости, удивительная, фантастическая жизнь за пределами «берлоги отчаяния», за пределами зоны комфорта. Жизнь, которая в сто раз интереснее той, которую проживал сейчас Алек. Жизнь, которая приносит в сто раз больше вдохновения, чем та, которая есть сейчас. И эта жизнь вдруг за один день, проведённый в размышлениях, стала мечтой. Мечтой, от которой Алек наверняка откажется, если Магнус исчезнет. Он большую часть сознательной жизни считал, что спокойствие и уединение – это то, что нужно для творчества. Для творчества – да. Но для вдохновения, для эмоций нужна Жизнь в самых ярких своих проявлениях. Бурлящий поток энергии, людей, событий, историй и приключений. Только в таком случае спокойствие и уединение окажутся раем для того, чтобы сделать что-то по-настоящему стоящее. Без этого они превратятся в скором времени лишь в камеру пыток. А ещё Алек целиком и полностью провалился, потому что понял, что влюбился в этого самого счастливого на свете человека. *** Под вечер Лайтвуд едва ли может сказать, как он пережил этот день. Он маялся, ходил туда-сюда, спал, за неимением лучшего даже навёл в квартире порядок (что ей, в общем-то, только на пользу пошло, если честно) и разобрал свои черновики. Он ждал. Ждал Магнуса, ждал какого-то чуда, которое должно было произойти. В конце концов, он просто ждал поддержки, он ждал продолжения доверительных разговоров, потому что они на самом деле всегда несут помощь. А ещё надеялся на то, что Магнус вернётся, как и вчера, в одиннадцатом часу. Но Магнус возвращается уже за полночь, судя по виду, весьма уставший и жаждущий пары-тройки часов крепкого сна перед поездом. Алек смотрит на него, скидывающего обувь у входной двери, и вдруг понимает, что парень приехал сюда вовсе не для того, чтобы быть для Алека психологом и решать его проблемы. Он приехал провести со своей подругой время в Нью-Йорке, только и всего. А «провести время» вовсе не предполагало вытаскивать склонного к самобичеванию брата этой подруги из ямы апатии. Поэтому, когда Магнус, коротко кивнув Алеку, уходит в душ, тот понимает, почему всегда считал, что кроме самого себя, никто другой его не вытащит. Потому что каким бы замечательным, добрым и светлым этот самый другой ни был, у него есть своя жизнь. У каждого своя жизнь. Жизни пересекаются, некоторые сплетаются, некоторые расходятся, и это нормально. Люди приходят с определённой целью и уходят, когда цель достигнута. Никто не будет рядом вечно, никто не будет двадцать четыре часа в сутки играть роль жилетки, выслушивать жалобы и произносить вдохновляющие речи. Люди делятся друг с другом порциями положительной энергии, чтобы потом самостоятельно продолжать собственные битвы. Вот и всё. Алек, как и прошлой ночью, сидит на полу, прислонившись спиной к дивану, когда Магнус заходит в гостиную. По нему видно, что он устал, но это приятная усталость. Это усталость после интересного, насыщенного, весёлого дня. Он выключает свет, садится рядом с Алеком. Тот сразу же говорит: – Тебе бы поспать перед дорогой. Магнус в ответ устало улыбается. – Я обещал тебе, что мы поговорим. Сердце Алека замирает на секунду. Лишь на секунду. Потом он тоже улыбается, но как-то грустно. – Перестань, тебе отдохнуть нужно, а я… справлюсь как-нибудь. Магнус отрицательно мотает головой и пытается не зевать: – Не такой уж и насыщенный день, бывали и похуже… В смысле, получше. Нет, не получше, ну короче… Алек улыбается. – Я понял. Серьезно, Магнус, всё нормально, мы можем утром поговорить, перед поездом… Они смотрят друг на друга несколько секунд, а потом Магнус всё же соглашается на несколько часов отдыха. Уже в полусне, когда Алек выходит из гостиной, Магнус повторяет своё «Карамельных снов, Александр», и Лайтвуд улыбается. Вряд ли он уснёт этой ночью. *** Будильник трещит на всю квартиру ровно в пять часов утра. Город за окном просыпается, готовится к новому дню. На небе, как и двое суток назад, светит солнце. Они не договаривались о том, что Алек проводит Магнуса на поезд, но всё же Лайтвуд встаёт с кровати и, зевая, шатается по квартире в поисках зарядника и каких-то дорогих сердцу гостя наушников, которые он непонятно куда закинул, когда вытаскивал вафли первой ночью. Это утро совсем не такое, как предыдущее. В нём нет ни злости на себя со стороны Алека, ни улыбок со стороны Магнуса. Они оба хотят спать и не хотят ехать на вокзал, навстречу поезду и неизвестности. А ещё они не хотят покидать друг друга, и, хотя явно они об этом, конечно, не говорят, понимание этого буквально висит в воздухе и не даёт дышать свободно. Где-то на краю сознания Алека сидит мысль о том, что невыспавшийся Магнус – это чертовски милое зрелище, особенно когда он соглашается выпить с Алеком «растворимую гадость, которую все называют кофе» и морщится при каждом глотке. Но Лайтвуд практически не обращает на эту мысль внимания. Она была бы вполне уместна, если бы Магнус никуда не уезжал. Но сейчас… Сейчас она только расстраивает. Когда Магнус более-менее просыпается, то пытается шутить и ещё долго прощается с Шерлоком. Алеку кажется, что он просто-напросто не хочет уезжать. В итоге они выходят из дома на полчаса позже запланированного, потом такси стоит в утренней пробке, и, когда они наконец оказываются на вокзале, до отбытия поезда остаётся десять минут. Магнус щурится на солнце и всё ещё подавляет желание зевнуть. Алек мнётся и не знает, что сказать. – Слушай, Магнус, я… – он переступает с ноги на ногу и смотрит на парня, совершенно не представляя, что собирается говорить дальше. Магнус отрицательно мотает головой. – Это ты меня послушай. Я знаю, мы так и не успели ни о чём поговорить, и мне жаль, но… У меня есть всего две вещи, которые я хочу сказать тебе. Слушаешь? Алек кивает. Он практически уверен в том, что сейчас Магнус скажет что-то невероятно важное, что поможет найти ответы на все вопросы, что всё вдруг встанет на свои места. Чёрт, его уверенность больше похожа на мечты тринадцатилетней школьницы, но… Ладно. – Во-первых, – говорит Магнус, отчего-то довольно улыбаясь. – Ты невероятно прекрасный, Александр, и будь у меня побольше времени, ты был бы моим парнем уже через неделю, это точно. Алек отчаянно краснеет. Он не совсем уверен в том, что хочет знать, что будет во-вторых. – Во-вторых, – Магнус бросает короткий взгляд на вокзальные часы, а потом на свой поезд. – Когда Шерлок вырастет, ты сможешь пересечь на нём океан и приплыть ко мне. Алек молча хлопает глазами несколько секунд, видимо, из-за недосыпа не до конца понимая суть сказанного, а потом улыбается: – Это сухопутная черепаха, Магнус, он не умеет плавать. Парень улыбается в ответ. – Ну и ладно. Проводник, стоящий у дверей поезда, поглядывает на них со странным выражением лица. Алек старается не смотреть в его сторону. Магнус перестаёт улыбаться. – Мы не знаем друг друга толком, Александр, но я уверен, что у нас есть шанс узнать. Он берет Алека за руку и шепчет ему на ухо, одновременно передавая скомканный лист бумаги: – Напиши мне, когда захочешь стать живым. Через четыре минуты поезд отходит с платформы, и в этот момент Алек готов поклясться, что чувствует себя уже чуточку более живым, чем раньше.