Имя ревности - Любовь

      Осень вступила в свои права, затянув небеса свинцовыми тучами и зарядив долгими затяжными дождями. Вода поднимала опавшую на асфальт рыжую листву и несла вдоль тротуара к сливам. Машины, проплывающие по трассе, поднимали брызги, заставляя пешеходов жаться к стенам домов, укрываясь под зонтами. Осень выдалась ранняя и холодная. Покинув унылое серое здание полиции, Андреев со щелчком открыл большой тёмно-синий зонт и отвёл руку в сторону. Поравнявшаяся с ним Ольга кивком поблагодарила его за заботу. — Как всё прошло? — спросил он, глядя на женщину. На допрос их вызвали в один день, но на разное время. Сперва допросили Виктора, потом Ольгу. Андреев остался ждать её, чтобы отвезти домой. Ольга зябко повела плечами. — Те же вопросы и те же ответы. Нас проверяют? — она развернула к нему усталое, бледное лицо. Он и сам хотел бы знать ответ на её вопрос. — Прохоров уверил, что дело до суда не дойдёт. Закроют на стадии следствия. Это была самооборона. Выживи Алексей — и это именно ему пришлось бы отвечать за совершённое им преступление. Ольга слушала его, нервно сминая в пальцах ворот плаща. — И сколько ещё нас будут вызывать на допросы? — Этого я не знаю, — Андреева частые вызовы к следователю беспокоили не меньше, но своей тревогой делиться не стал. — Возможно, это такая следственная тактика. Пытаются подловить нас на несоответствии наших показаний. — Расхождения нет. Андреев хмыкнул. Кто и что должен был рассказать товарищам в погонах, обговорили сразу. Прохоров вытряхнул Андреева из истерики ещё до приезда скорой помощи с полицией, и вкратце жёстко обрисовал, что тому предстоит сделать. Следующим шагом было найти Ольгу и уговорить её подтвердить показания Олега и Виктора. Версия отработана была следующая: Скворцов ревновал Ольгу к Вику, считая их любовниками. И не без оснований. Потому, оскорблённый фактом адюльтера и дальнейшим разводом, Алексей заявился к Лукину и намеревался отомстить за поруганную честь, но этому помешало появление Андреева. Тот пришёл к деловому партнёру на мужские посиделки. Вторым приглашённым был Прохоров — старый друг и сослуживец отца Лукина и его самого. Поднимаясь по лестнице, Олег был застигнут врасплох бежавшим из квартиры Лукина Алексеем и, когда Скворцов попытался убить его, встретил отпор и был застрелен в результате самообороны. На допросе все говорили то, что требовалось, и сбоя быть не могло. Почти всё было правдой. Алексей получил то, на что упорно нарывался. Прохорова не арестовали, а, продержав сутки в отделении полиции, отпустили под личное обязательство, засчитав прежние заслуги перед Родиной и безупречную репутацию. Под последним «расписались» высокие воинские чины, обрывавшие телефоны начальника полиции и прокуратуры. Имена были известные, а количество звезд на погонах внушало уважение. — Возможно, настораживает их как раз то, что поём мы в один голос и слишком слажено, — задумчиво выдал Андреев, прерывая течение собственных мыслей. — Я подвезу тебя, — сказал, сгоняя озабоченность с лица. — Пообещал, что доставлю к самому порогу. Противиться Ольга не стала, попросив об одной услуге. Андреев, выслушав её, нахмурился. Просьба вызвала неприятное брожение эмоций, но не отказал и открыл перед ней дверцу нового Kia Stonic. Ольга заняла соседнее с водительским сиденье. Андреев сел за руль. Он всё ещё испытывал некое онемение в желудке, как только машина совершала первый оборот колеса, но страх с каждым вождением становился всё меньшим. Это была его личная победа и ещё одна ступень к выздоровлению, которую он перешагнул. Автомобиль покинул стоянку. Ольга молчала, глядя в окно: по стеклу бежали дорожки воды. Андреев поддержал молчание. Каждый думал о своём. К кладбищу на окраине добрались по подъездным дорогам, минуя многочисленные светофоры. Остановившись у ворот, оба вышли из машины. Дождь прекратился, но тяжёлые тучи, вкупе с холодным ветром, лишь усиливали мрачную атмосферу места. У входа Ольга остановилась. — Дальше я могу пойти сама, — предложила она. Он покачал головой: — Я не хотел бы оставлять тебя одну. Ольга благодарно кивнула с явным облегчением. На дорожках было пусто. Пахло мокрым асфальтом и такой же листвой. Кладбище было старым и утопало в зелени. Порывшись в сумке, Ольга достала клочок бумажки с двумя номерами: сектор, ряд. — Я… узнала данные, — пояснила она на его вопросительный взгляд, — но найти в себе силы прийти не смогла. До сегодня. Андреев не стал комментировать, указав на боковое ответвление. — Нам сюда, — пояснил кратко, — новые захоронения находятся в дальнем секторе. — На кладбище лежали и его родители, потому ориентировался он здесь куда лучше Ольги. До своей цели добрались уже под вновь накрапывающим дождём. Ольга, отказавшись до зонта, шла впереди, будто ведомая неким голосом и остановилась у могилы без памятника, с простым деревянным крестом. Андреев подходить не стал. Остановился неподалеку, наблюдая за Ольгой. Та ненадолго застыла, глядя на табличку с фото. Виктор, и не приближаясь, знал, к чьему месту упокоения они пришли. Дождь припустил сильнее. Волосы Ольги превратились в мокрые сосульки, слезы смешивались с водой, размазывая тёмные круги потёкшей туши под глазами. Андреев свёл брови к переносице. Плащ женщины совершенно намок, она заметно дрожала, сжимая и разжимая кулаки. Решившись, он всё же прервал её одиночество и встал рядом, укрыв их обоих зонтом. — Ольга… — мягко позвал он. — Нужно возвращаться. Дождь становится всё сильнее… — Я не хотела замечать того, каким он стал, — оборвала она натянутым, как струна голосом, — и бежала от понимания того, что продолжала любить память, а не человека. С каждым днём становилось всё хуже, а я не имела сил прервать собственный кошмар. Андреев выслушал её признание со смущением. Случившееся сблизило их, но друзьями не сделало. — Ты ошибалась, — сказал он сдержано. Утешать никогда не умел, да и не понимал, как можно было превратить свою жизнь в театр и жить в нём, играя роль, которая не могла не отвращать. Но он дал себе слово закрыть прошлое на замок раз и навсегда, вместе с обидами и претензиями, и изменять себе не станет. — Люди не совершенны. — Моё несовершенство стоило слишком дорого. И не одной мне. — Тебя никто ни в чём не винит. — Но я виню. Я принесла столько бед своей ложью. И заплатить за обман должна была только я одна! — И кому бы от этого стало легче? — спросил он хмуро. — Приди в себя, Ольга. Алексей был безумцем. Он убил Беккера из-за денег, и убил бы нас троих из мести, а затем вернулся бы за дочерьми. Твоими и Лукина. Во что бы он превратил жизнь девочек? Ольга смотрела на него широко распахнутыми глазами. — Значит… это правда, — прошептала потерянно. — Боже… — Она развернулась к могиле. — Ты хотел забрать моих детей? — выцедила, зажигаясь гневом. — Я бы тебя и с того света достала, если бы ты их хоть пальцем тронул! Андреев вздрогнул, когда она сплюнула под ноги. Хорошо, что не на могилу. Это было бы уже слишком. — Да простит тебя бог, Алексей, — Ольга глубоко втянула воздух в лёгкие, беря себя в руки. — Может и я когда-то смогу, но не сейчас. Отвернувшись, женщина решительно зашагала к выходу. Виктор направился за ней. Доставив Ольгу домой, как и обещал, Андреев вернулся на трассу. Время близилось к вечеру, машин прибавилось и обратная дорога к дому забрала долгие полчаса. У ворот его встретил Джон. Пёс надрывался лаем, заслышав знакомый шум мотора. Открыв ворота с пульта, он со всеми предосторожностями заехал внутрь, следя за любимцем, так и норовившем попасть под колёса. Припарковавшись под навесом, Андреев приласкал собаку и бросил ему подобранный с дорожки мяч. Джон унесся за игрушкой, а Виктор поднялся по ступеням в дом. Внутри его встретило тепло и пряный аромат с кухни. Там готовили ужин и слышались голоса. Андреев нарочито кашлянул в кулак, чтобы быть опознанным — не хотелось, чтобы выглядело так, будто он хотел подслушать чужое общение. Виктор деликатно позволил парням свернуть разговор, в котором, возможно, его участие не предусматривалось. На кухне тут же затихли и послышались шаги. В коридор вышел Кеди, вытирая руки кухонным полотенцем. — Ты задержался, — сказал шатен, глянув на висевшие на стене часы. — Мы уже начали беспокоиться. — Причин для тревоги нет, — успокоил он, вешая куртку на крючок вешалки. — Допрос был коротким, задали лишь несколько новых вопросов. Уточняли, знал ли я, что Олег носит с собой оружие. — И что ты ответил? — То, что Прохоров с ним не расставался. — Андреев кивнул появившемуся следом из кухни Акуме. — С военными так случается нередко. Параноики. Уходят на гражданку, а с оружием не расстаются. — Это может вызвать проблемы? — спросил Акума. — Олег велел отвечать именно так. У него есть разрешение на ношение оружия, пистолет был зарегистрирован. И он имел все основания стрелять в ответ. Первым выстрелил Алексей. А до этого… — Мы помним, что случилось до этого, — прервал его Кеди, не желая напоминать ему о пережитом. — Через пятнадцать минут я позову вас ужинать. Если мне кое-кто поможет, а не будет заниматься пустой болтовнёй, — бросил уже в сторону Акумы. Рыжик покорно поплёлся на кухню. Кеди, подмигнув хозяину дома, исчез в том же направлении. Вытянув ключи от машины из кармана брюк, Андреев аккуратно повесил их на щиток и направился в гостиную. На диване у стены с работавшим телевизором спал Амур, даже во сне не выпустив из рук пульт. Андреев, покосившись на дверь хозяйской спальни, подошёл к дивану и потянул на парня лежавший на подлокотнике шерстяной плед. Амур, почувствовав чужое присутствие, поднял голову. — Это ты… — узнав мужчину, он потёр лицо, сгоняя остатки сна. — А я думал снова мистер Каприз чего-то возжелал. Андреев усмехнулся: — Тяжело в няньках ходить? Окончишь медицинский — и сталкиваться с такими придётся часто. Амур со вздохом закатил глаза к потолку. — Значит, это не моё и лучше бросить учёбу уже сейчас. Его только Кеди выдержать может, — пожаловался, надув губы. — По-моему, он меня недолюбливает. — Просто не любит зависеть от кого-либо.  Дальше я сам управлюсь, — сказал, поворошив его спутанные волосы, — вы и так много для нас сделали. Отдыхайте. Амур спустил ноги с дивана. Андреев исчез за дверью спальни. Укутавшись в плед, Макс поднялся и направился в сторону кухни. У каждого была своя мера ответственности, и те, кого требовалось беречь. Прикрыв дверь, Виктор погрузился в атмосферу мягкого желтоватого света, вырывавшего из темноты широкое ложе с прикроватными тумбочками, стенной шкаф и большую плазму на стене. Постель была смята, одеяло откинуто. Тот, кому полагалось смирно лежать в кровати, отсутствовал. Шум воды привлёк его внимание к двери, ведущей в ванную комнату. Мгновеньем позже наружу выбралась сгорбленная фигура, одетая в полосатый махровый халат и, пошатнувшись, вознамерилась рухнуть на пол. Виктор подоспел вовремя, чтобы подхватить упрямца под локоть. — Зачем ты встал? — упрекнул он, доволакивая тяжело дышавшего Лукина к кровати. Повалившись на подушки, Вик распластался на спине, судорожно глотая воздух открытым ртом. — Мне надоело лежать, — ответил с хрипотцой. — Ты три дня назад покинул больничную койку, где провалялся целый месяц, получив пулю и лишившись части лёгкого. Врач советовал соблюдать строгий постельный режим ещё несколько недель, прежде чем начать процесс реабилитации. — В задницу его советы и постельный режим туда же. — Ну да, ты, конечно лучше знаешь, что тебе надо, — Андреев фыркнул. — Сам себе лекарь… — выругал беззлобно, намереваясь укрыть его одеялом, и замер, когда его перехватили за руку. — Тебя долго не было, — Лукин отловил его взгляд и задержал на себе. — Я волновался. — Думал, я не вернусь в собственный дом? — попытался отшутиться он, не делая попыток освободиться. Лукин на полном серьёзе кивнул: — И оставишь меня на этих… трёх кроликов-энерджайзеров. — Они не кролики. — Они постоянно трахаются, — проворчал Лукин, с кряхтением укладываясь набок, лицом к нему. — И даже не пытаются делать это, как цивилизованные люди. — Это как? — Тихо. Ни стыда, ни совести. — Завидуешь? — поддел Андреев. — До скрипежа зубами. Виктор улыбнулся. Смотреть на Лукина ему нравилось. Это расслабляло и умиротворяло. Куда приятнее, чем пытаться безуспешно ненавидеть, уничтожая и его и себя. Он помнил его и другим — с трубкой в горле, бледным, под стать больничным простыням, не краше покойника. Помнил и не отпускавший, вымораживающий страх, что Вик не выкарабкается после полученного ранения и уйдёт, бросив его с грызущей за грудиной тоской. — А силёнки-то вернулись? — спросил, склонив голову на бок. — Или только зубами скрипеть можешь, болезный? Сбросив с лица деланное возмущение, Лукин сощурился. — Блонди, не провоцируй меня. — Я пошутил, — Андреев поспешно дал заднюю. С русака станется, подомнёт под себя и… отправится вновь на больничную койку. Внушительный бугор в паху под пижамными штанами Лукина не увидел бы только слепой, да и собственный «младший брат» Андреева уже давно не давал покоя, но пока о серьёзной близости и речи быть не могло. — Оставим постельные подвиги на потом, когда сумеешь встать на ноги без риска зарыться носом в паркет. К тому же за тобой должок, и я о нём не забыл. — Какой такой должок? — Не увиливай. Сам заявил, что готов осчастливить меня своей сговорчивостью. Одарить, так сказать, по-царски, правом «первой ночи» за все мои страдания. Лукин изогнул бровь, изображая непонимание. Андреев в ответ игриво подмигнул и потянулся к единственному не болевшему у русака месту. Словив ягодицей чужую крепкую пятерню, Вик густо покраснел. — Я обещал? — выдал сдавленно. — Видать, сам не соображал, что ляпнул. — Ну, слово — не воробей, вылетит — береги скворечник. — Андреев разогнулся, наслаждаясь выражением крайней сосредоточенности на физиономии Лукина — видать, тот усиленно размышлял над тем, как отвертеться от обещанного. — Лежи, герой. Я принесу ужин и покормлю тебя с ложечки. — Погоди, — Лукин задержал его, ухватив за рукав. — Побудь со мной. Я почти не вижу тебя. — Да я же всё время рядом. — И никогда один на один. Андреев, поколебавшись, опустился обратно, сминая край постели. Они и вправду всегда были «на чьих то глазах», остаться наедине никак не выходило. — Сам бы я не справился, — объяснил мягко. — Если бы не парни, пришлось бы нанять сиделку. — Не нужна мне сиделка, — Лукин потянулся к его руке, погладил с непривычной для него робостью тонкие пальцы. — Только ты, Виктор, — добавил едва слышно, и в груди Андреева разлилось тепло. — Знаю, — он оттянул ворот свитера и достал цепочку со свисавшим с неё золочёным ключом. — Хоть ты и отменно притворялся величайшим пофигистом, — уколол из мелкой мести. — Я решил, что буду носить его с собой, как напоминание, а для постоянного пользования сделал дубликат попроще. Лукин некоторое время рассматривал ключ, прежде чем взял его в руку. Большой палец прошёлся по филигранной гравировке с завитушками. — «Всегда твой, блонди», — прочёл, не глядя и поднял глаза к его лицу. — Ты не забыл? — Разумеется, — Андреев спрятал ключ обратно. — Ты поклялся никогда не покидать меня, быть всегда моим, а на следующий день оставил стоять одного на опустевшем перроне. — Лучше поздно, чем никогда, — оправдался Лукин. — Блонди… я люблю тебя так, что готов умереть за тебя. Виктор нагнулся к его лицу. — А на кой ляд мне твоё самопожертвование? — выдохнул он в его губы. — Так просто ты от меня не отделаешься. Ты задолжал мне года, Лукин. Унылые и одинокие. Потому будешь жить — долго и насыщенно. Со мной, на мне, и… подо мной. Если мне того захочется. Вик протестующе застонал, услышав концовку, но возразить ему Андреев не дал — заткнул поцелуем, и Лукин, сдаваясь, позволил ему вести, млея от ощущения полнейшего счастья, охватившего его от макушки до пяток. Иногда и сильному не грех побыть слабым…