Имя ревности - Любовь

К дому Лукин подъехал уже в сумерках. Двор был пуст. Поставив машину неподалёку от подъезда, Виктор направился к крыльцу. Уже протянув руку к электронному замку входной двери, он увидел что та приоткрыта. Зазор обеспечивал вложенный в щель камень. Лукин шагнул через порог и тяжело поднялся по ступеням на свой этаж. На плечах будто лежало по мешку с песком. Свет на площадке перед дверью не горел. Он вслепую нашарил ключом скважину замка, поминая про себя «незлым-тихим» словом подростков-хулиганьё, из озорства бивших плафоны между этажами. Щелчок ключа сопроводило внезапное давление металла в затылок. Лукин остановил руку, осознавая два неприятнейших факта: из темноты шахты лифта за его спину скользнула тень и ткнула в него дулом пистолета. — Открывай дверь… — с тихой угрозой скомандовал голос того, кого Лукин давно считал надёжно запертым под замок. Он послушно провернул ключ до конца, скользнув ладонью левой руки по карману куртки и c досадой вспомнил, что мобильный так и остался лежать под пассажирским сиденьем в автомобиле. — Да ты прямо непотопляемый, Алексей, — сказал, опустив руку. — Что дальше? — спросил с тщательно выдержанным спокойствием. — Шагай в квартиру. Играть в камикадзе Вик не стал, выполнил требуемое и оба вошли внутрь. В коридоре не задержались и прошли в гостиную. Лукин потянулся к торшеру. Включив свет, он развернулся к стоявшему перед ним Скворцову. Тот был бледен, явно сбросил вес, но глаза горели прежней ненавистью, а тонкогубый рот кривила ухмылка. — Неожиданная встреча, — признал Лукин с равнодушием. — А я вот к ней готовился. Ни на мгновенье о тебе не забывал. — Дерьмо всегда всплывает, ты тому прямое доказательство. Ухмылка Алексея перетекла в оскал. — Ждал, что немчура меня к праотцам отправит? Лукин пожал плечами: — Чего я ждал, уже не важно. Не сбылось. Пришёл закончить начатое? — О долгах не забываю, — подтвердил Скворцов. — Прежний раз мне помешали. Сам виноват, излишне усложнил сценарий, увлёкся сценическими эффектами. Есть за мной такой грешок. — Да ну? Только один? — На этот раз план включает лишь два пункта, — Алексей его не слушал. — Сперва пристрелю тебя, затем отправлюсь к своей неверной жёнушке. — Оставь Ольгу в покое, — Вик сделал осторожный шажок к старому дубовому комоду, в верхнем ящике которого под стопкой белья лежал десантный нож — память о службе. — Хочешь на ком-то отыграться, я перед тобой. — О благородстве вспомнил? Чего же в чужую жену хрен свой всунул? — Это было лишь раз. Одна ночь, Скворцов. От отчаяния она на это пошла, тепла искала. А беременность сохранила, потому что тебя удержать хотела. Потому и про бесплодие твоё лгала, гордость твою берегла. — Ублюдков мне навязав? — Алексей к его доводам был глух. — Хороша хранительница домашнего очага… Замри, — велел грубо — перемещение Лукина не осталось незамеченным, — стань на колени, спиной ко мне. Руки в замок. Лукин остановился, размышляя о том, сумеет ли оказаться быстрее пули и вытащить нож, прежде чем Скворцов разнесёт ему башку. А стоит ли сопротивляться? Может, это и есть выход? Не рыпаться и дать себя застрелить полоумному. Вот только следующим он пойдёт к Ольге и… его детям. Этого допустить было нельзя, потому на колени встал, сцепил пальцы и протянул руки. Скворцов подойти не спешил, настороженно изучал напряжённую спину Лукина. — Чего ждёшь? — Вик поторопил сам, вывернув голову к плечу. — Моментом наслаждаешься? На колени поставил, рога меньше чешутся? — Рот закрой. Алексей шагнул ближе и ткнул его подошвой ботинка между лопаток, заставив согнуться. Лукин поджал губы: Скворец подготовился на славу. Лукин ждал наручники, но тот ловко пропустил его запястья в пластиковую петлю и быстро стянул концы. Теперь связан был Лукин надежно, как каплун для вертела. Но рот закрывать Алексей не стал, несмотря на «простой план», желал пообщаться перед тем, как оборвёт его существование. — У меня было время подумать, — сказал он, сев на край кресла и свесив руки между разведённых колен. Лукина не боялся, успеет вскинуть оружие и выпустить пулю. — И решить, как отплатить тебе и Ольге куда эффективнее, чем просто убив вас обоих. Хозяин квартиры покивал головой, старательно делая вид, что ему жутко интересен ход мыслей безумца. — Сперва я убью тебя, — буднично сообщил Алексей. — Обставив всё, как самоубийство. — К суициду я не склонен, — поделился Лукин. — В это не поверят, а красноречивые следы трения на моих запястьях, создадут ещё больше подозрений. Не поверят и в случайность гибели Ольги. — Плевать, — небрежно отмёл Скворцов. — Подозрения на меня не падут, для всех я по-прежнему пребываю за границей. Ты решил, что я намерен убить свою жену? — Он усмехнулся. — Ну нет, на эту шлюху у меня иные планы. Да и повторяться я не люблю. Лукин болезненно прокатил кадык по горлу. — И… что ты намерен сделать с ней и детьми? — Воссоединить счастливое семейство, — Скворцов развёл руки с совершенно сумасшедшей улыбкой. — Должен тебя огорчить… — Хочешь рассказать мне о разводе? — опередил Алексей. — Я его не признаю. Ольга принадлежит мне. Как и её отродья. — Алексей, ты любил детей… — Пока думал, что они мои! — проорал Скворцов, стремительно теряя самообладание. — А ты забрал у меня всё, что я считал своим! Сорвавшись с места, он подскочил к нему и наотмашь ударил пистолетом в лицо. Вик беззвучно повалился на бок, заливая ковер кровью из носа. Пинок ногой в рёбра вырвал из его горла глухой стон. — Как же ты… мне надоел, — прокаркал он, пытаясь оторвать голову от пола. Затылок вспыхнул болью — Алексей снова ударил его, но вызвал реакцию обратную ожидаемой — Лукин не заткнулся, а затрясся в смешке. — Без кровопускания никак, да? — Он провёл языком по верхнему небу, отлавливая вкус меди. — Встает на это, Скворушка? Кайф ловишь? — Может быть. — Ты не в моём вкусе. — Я вас, пидоров, на дух не переношу, — выцедил Скворцов с ненавистью. — А зарабатывать на нас не гнушался. — Деньги не пахнут, Лукин. Смотреть на вас было противно, как ты вокруг Андреева танцы с бубнами плясал. Задницу его взглядом облизывал. А ведь Ольга знала, что вас, гомосеков, весь двор подозревал и всё равно к тебе в койку запрыгнула. — Видать, после тебя, Скворец, и гомосек в постели — в радость. Новый удар под рёбра отбросил Лукина, куда и требовалось. Вик скрутился в куколку, преувеличивая последствия чувствительного пинка и общупывая круглое основание торшера за спиной. Тот был настоящим произведением искусства, привезён отцом из Сирии: громоздкий, тяжёлый, с фигурной ковкой в виде листьев виноградной лозы, что поднимались от основания по тонкой «ножке» до искусно сработанной виноградной кисти из стекла. Но самым важным было то, что у творения восточного мастера был один минус, что сейчас становился плюсом — некоторое время назад Лукин, прибирая, уронил раритет, и один из листьев откололся, обнажив достаточно острый край. Это не раз в дальнейшем приводило к бытовому травматизму, но времени на ремонт он всё никак не находил, а теперь скол мог помочь справиться с путами. Сдаваться было не в обычаях мужчин семьи Лукиных. Нащупав острую грань, он подцепил им пластик, попутно вспарывая и ладонь. Резкая боль обожгла, но прорваться эмоциям на лицо Лукин не позволил. — Хочешь знать, почему она выбрала меня? — сказал, наблюдая за бегавшим из угла в угол Алексеем. — Всё из-за выпускного. Скворцов, остановившись, бросил на него мрачный взгляд. — Говори, — бросил скупо. — Мы с тобой подрались, помнишь? — Склерозом не страдаю. — А потом я встретил Ольгу, она брела домой вся в слезах из-за вашей ссоры. — Сама виновата, — выплюнул Скворцов. — Нечего было так расфуфыриваться. Накрасилась, как на панель. И улыбалась какому-то хлыщу так, как никогда мне не улыбалась. — Праздник был, чего бы ей не улыбаться? — Лукин продолжал двигать связанными запястьями по сколу. — Ты отошёл от темы, — напомнил Алексей, — ты повёл её домой и что потом? — Я поцеловал Ольгу. — Вик соврал, это Ольга поцеловала его и вполне благоразумно, в щеку, поблагодарив за участие, но было необходимо удержать внимание Скворцова и протянуть время. Глаза Алексея вспыхнули мрачным огнём. — Я так и знал! Эта дрянь уже тогда мне изменяла! — Ты уничтожал ваши отношения ревностью. — Я требовал должного уважения! — проорал Скворцов, вскидывая пистолет. — Она должна была помнить, кому принадлежит! Вставай! — он, нагнувшись, вздёрнул его на колени. Вик зашипел сквозь зубы: напоследок его полоснуло по ладоням, разрезая мышцы едва не до кости. Дуло пистолета впечаталось в висок и в этот момент со стороны коридора послышался звонкий щелчок проворачиваемого в замке ключа. Оба замерли, обратив лица ко входу. Мягкий хлопок сопроводил сухое покашливание. Кто-то вошёл в коридор и остановился, не спеша войти в гостиную. Лукин поднял брови — ключей от квартиры он никому не давал. И гостей не ждал. Кроме… Додумать мысль не успел. В проёме возник силуэт и в пятно света вступил Андреев. Лукин некрасиво открыл рот, отвесив челюсть. Скворцов вдавил дуло в его височную кость. — Подойдёшь, выстрелю, — предупредил он Андреева с угрозой. Виктор медленно поднял руки. — Не надо, Алексей. Я не двигаюсь. — Он перевёл взгляд на Лукина, тот смотрел на него, подрагивая губами. — Здравствуй, Вик. — Уж не думал, что свидимся, — ответил тот. — И лучше бы так и было. Андреев, вспыхнув щеками, вскинул голову, но тут же понял, что растолковал окончание его фразы неверно и покачал головой. — И в радости, и в беде, кореш, — бросил твёрдо. Вик потеплел чертами, растягивая губы в улыбке. — Ты нашёл ключ… Он кивнул, подтверждая: — Мне помогли его вернуть и… я прочёл надпись. — Я вам не мешаю? — ядовито встрял в разговор Скворцов. — Мешаешь, — энергично согласился Лукин, не отрываясь от Виктора. — Где выход — сам знаешь. — Мы можем прекратить это здесь и сейчас, — Андреев перевёл взгляд на Скворцова. — Ты опустишь оружие и уйдёшь. Сообщать никуда мы не станем. Каждый перелистнёт страницу и продолжить писать свою жизнь с новой строки. Никаких обвинений, никаких долгов. Всё будет предано забвению. Алексей сощурился: — И ты будешь готов забыть ему то, что стал уродом по его вине? Андреев на его провокацию не поддался, смотрел в глаза Алексея, старательно уводя внимание того от Лукина. А русак, освободив руки, медленно потянулся к ножке торшера. — Вина не на нём, Алексей, — продолжил спокойно, — но я готов простить тебя, если сейчас ты найдёшь в себе мужество сделать то же самое. И уйти, не наделав беды, что породит новый виток ненависти. — Это я переживу, — холодно уверил Скворцов. — И всепрощенцем — никогда не был. Тем более, когда сама судьба подбрасывает мне все козыри. Это ли не знак свыше? Вы оба снова в моих руках. Единственной милостью, Андреев, будет то, что я оборву и твою жизнь, вслед за жизнью твоего полюбовничка. Оплакивать и страдать тебе будет не по ком. Да и что за жизнь с такой рожей? Кому ты такой нужен будешь? — Да уж, представь себе, одному позарез как нужен, — поделился Лукин, ухватив наконец ножку торшера. — Ложись, блонди! — проорал в следующее мгновение и рванулся в сторону, одновременно нанося удар зазевавшемуся Алексею в бедро. Андреев упал на пол под звон стекла и серию мата. Комната погрузилась во тьму. Прикрыв голову руками, он вслушивался в грохот сшибаемой телами мебели, глухие удары кулаков и резкие выдохи. Лукин боролся со Скворцовым, пытаясь отобрать у того оружие. Звук выстрела — простой хлопок, показавшийся ненастоящим, слишком тихим, заставил Андреева передёрнуться от макушки до пяток. Последовавший за этим низкий стон не позволил определить, кто же был ранен. Рядом кто-то пробежал, выскочил в коридор и громыхнул дверью. Покинуть квартиру мог только Скворцов. Виктор, холодея конечностями, поднялся на ноги, нашаривая на стене выключатель. Комнату залил свет. Лукин сидел у кресла, зажимая рану в правом боку. По светлой рубашке стремительно расползалось багровое пятно. Вик дышал урывками, с ощутимым присвистом. — Блонди… — позвал слабо. Андреев бросился к нему, срывая и комкая на ходу свитер, и, уложив его на колени, прижал моток к ране. — Почему ты всегда влипаешь во всякое дерьмо, Лукин?!.. — зачастил он в истерике, лихорадочно набирая свободной рукой вызов скорой на мобильном. — И меня с собой в это втягиваешь! Лукин попытался улыбнуться и закашлял кровью. — Виктор… — Молчи! — прикрикнул он, ожидая ответа от оператора. Вик, перехватив его за запястье, сжал с неожиданной силой, заставив опустить на себя взгляд. — Прости меня… за всё. Андреев смотрел на него, не понимая, что плачет совершенно беззвучно. — Не надо, — оборвал взвинчено — слишком похоже это было на прощание. — Не прощу, если вздумаешь умереть и оставить меня одного. Слышал же? Меня никто другой таким не полюбит! Лукин издал булькающий смешок. — Никто… — выдохнул с сипением, — никто так как я… не полюбит. Оператор скорой отозвалась, прервав его на вдохе. Андреев, сморгнув, прижал мобильный к уху, и заговорил, сообщая о случившемся. Когда он закончил, то осознал, что больше не слышит клокотавших в груди Лукина хрипов. Опустив глаза вниз, он, взвыв, сгрёб Вика в кольцо рук и закричал. *** Прохоров почти успел.  Почти… Гнал так быстро, как мог, и всё же прибыл с опозданием. В подъезд вошёл без проблем: кто-то подпёр дверь камнем, не позволяя закрыться электронному замку. Поднявшись по ступеням, он направился к лифту. Подниматься к Лукину было невысоко, второй этаж, но хронический артрит бил по коленкам. Уже выжав кнопку и терпеливо ожидая лифт, застрявший где-то на верхних этажах, Олег услышал громкий стук двери и поднял голову, чувствуя резкое обострение беспокойства. Звук донёсся с этажа, где размещалась квартира Лукина. Он отступил от створок лифта и, шагнув на лестницу, потянул пистолет из кобуры. Выскочившего на площадку между вторым и первым этажом взъерошенного Скворцова в разорванной рубашке с пятнами крови, он увидел через несколько секунд и оба на мгновение застыли, прежде чем синхронно вскинули оружие. Два выстрела слились в один. Скворцов упал, ударившись головой и спиной о стену. Ухватившись за верхнюю часть левой руки, Прохоров сполз следом. Где-то сверху открылась дверь, женский голос прокричал, что сейчас вызовет полицию. Возражений против этого Прохоров не имел. Морщась от боли, и чувствуя подступающую дурноту, он стянул куртку и осмотрел полученное повреждение. Видать он и вправду был счастливчиком, так как зацепило его по касательной. Обзаведётся новым шрамом, но жить будет. Кое-как обвязав рану курткой, он, не опуская оружия, поднялся по ступеням к лежавшему на площадке Скворцову. Тот не шевелился. Почему — понял, встав над ним. В груди Алексея в аккурат напротив сердца зияло небольшое отверстие, вокруг которого расплывался кровавый круг. По стрельбе у Олега всегда было «отлично». Скворец «отпел свою последнюю песню». Полный отчаяния призыв о помощи оторвал Прохорова от разглядывания тела. Олег поднял голову и заковылял вверх по лестнице.