Рассвет истлевшей надежды

В своём несчастье одному я рад, Что ты — мой грех, и ты — мой вечный ад…

Октябрь, 1981 год, Бразилия, штат Токантинс.        Жаркая ночь опустилась на окраину маленького города. В черничном небе отражались звёзды, ярко поблёскивая и вспыхивая поочерёдно, словно скачущие ноты композиции. Чёрное полотно нависло зловещим знамением над приземистыми домами. Цветы на подоконниках и аккуратно выстланные дорожки из щербатого камня встретили ночь полной безмятежностью. Лишь из одного такого домика раздавались душераздирающие крики, иногда прерываемые девчачьим щебетом. — Minha senhora, seja paciente até o amanhecer. A noite é o tempo dos pecadores. O feto não pode nascer antes do prescrito. Tenha uma decocção! Isso atrasará o nascimento da criança. (Сеньора, потерпите до рассвета. Ночь — это время грешников. Плод не должен появиться на свет раньше положенного времени. Есть отвар! Он поможет задержать рождение ребёнка до рассвета).        В гостевой комнате царила ужасная суматоха. Жёлтые стены, утратившие свою красоту и яркость в силу времени, подсвечивались ослепляющим белым светом волшебной палочки. На кровати, среди сбитых простыней, лежала девушка. Её чёрные кудри, похожие на переплетение змей, были собраны гребнем, на котором поблёскивали дорогие камни. Кожа блестела от испарины и приобрела цвет фарфора. Тёмные глаза отражали голубые искры, срывавшиеся с конца волшебной палочки. Руки молодой женщины были сцеплены на бортиках кровати так сильно, что костяшки пальцев побелели. Вокруг сновала хозяйка, молодая девушка лет двадцати, и выкрикивала молитвы на португальском. — Убери от меня этот яд! Мой наследник должен появиться этой ночью! Такова воля моего Лорда, — голос девушки был надломлен из-за усталости, однако не утратил жестоких и повелительных ноток.        Женские голоса звучали громко. В соседних домах царила мертвенная тишина, а улицы пустовали. Местные жители страшились вызвать проклятие ночи, поэтому прятались за ставнями своих домов и беззвучно осыпали проклятиями чужеземцев. Они верили, что крики могут подвергнуть целую улицу ночной каре. Лишь отчаянные смельчаки, поддавшись любопытству, отодвигали прозрачные шторки и пытались разглядеть происходящее в том злосчастном особняке. — Você deve beber essa decocção, senora! — быстро проговорила хозяйка на родном языке, из-за чего все слова слились в сплошной непонятный звук. (Вы должны испить этот отвар, сеньора!)        Когда несколькими часами раннее на улице появилась ослепительная вспышка белого света, бразильцы поспешили к окнам. Посреди дороги стояли две незнакомки, разодетые в роскошные наряды из кружев. Брюнетка, опираясь на худую руку спутницы, направилась к особняку местной целительницы, Таис Делано Авелар. — Убери от меня эту дрянь, — зарычала девушка, когда целительница поднесла к её сухим губам небольшую чашу. — Хочешь отравить меня и моего ребёнка?! Где моя сестра? Я хочу видеть её! Я хочу видеть сестру. — Я здесь, Белла, — произнесла Нарцисса Малфой, вошедшая в комнату.        Всё это время девушка сидела в соседней комнате, сложив руки на груди, и просила милостивого Мерлина о помощи. Надрывные крики Беллы по ту сторону стены становились всё чаще, сокращая перерывы, и причиняли боль слуху. По обескровленным щекам миссис Малфой сбегали дорожки слёз, и она быстро утирала их тыльной стороной ладони, чтобы Таис, которая добросовестно помогала ребёнку появиться на этот свет, ничего не заметила. На днях Нарцисса узнала о своей беременности и теперь, сидя в худо-бедно обставленной комнатушке, ощутила неподдельный страх за себя. Через восемь месяцев ей предстоят такие же муки. — Цисси, милая, — Белла, прикрыв глаза, опустила голову на мокрую подушку и прерывисто выдохнула, — подойди ко мне, Цисси. Прошу.        Нарцисса приблизилась к кровати и села на край. Осунувшееся лицо было болезненно бледным, а испуганные глаза чистого, небесного цвета встретились с боевым взглядом сестры. Беллатриса схватила её за хрупкую руку, сжав в своей ладони так сильно, что мелованная щека сестры дрогнула. — Цисси, мне так больно, — протянула девушка сквозь сжатые зубы.        Нарцисса подумала, что они с сестрой ещё никогда не были близки, как сейчас. Словно крики и стоны, срывавшиеся с губ Беллатрисы, образовали первородную нить, соединившую навеки двух сестёр. Неожиданно Белла неестественно выгнулась дугой, сминая под собой простыни, с ещё большей силой сжала бледную руку и закричала Нарциссе в лицо. Беллатриса кричала так громко, что хотелось закрыть уши руками, но Нарцисса, стараясь сдержать дрожь тела, нежно провела ладонью по мокрой щеке сестры. — Ela precisa de uma poção! — неожиданно вскрикнула Таис и с мольбой в глазах посмотрела на Нарциссу. — Isso aliviará a dor! (Ей нужно выпить зелье! Это снимет боль!)        Целительница подбежала к Беллатрисе и вновь поднесла к губам отвар, но девушка выбила чашу из рук и истерично захохотала. — Я чувствую, Цисси, — она посмотрела на сестру обезумевшими глазами, — я чувствую, что скоро всё кончится. Скоро мы увидим наследника. Моего и Тёмного Лорда, — она облегчённо улыбнулась. — Потерпи до рассвета, сестра, — робко попросила Нарцисса, — ты же слышала поверье. Ночь — время грешников. Благодаря зелью ты сможешь отложить рождение до утра. — Прекрати, трусиха! — Беллатриса брезгливо отдёрнула руку. — Где мой Лорд? Он должен быть здесь, он должен видеть появление нашего ребёнка. Он ведь будет любить его, правда, Цисси? Меня и ребёнка? — с её губ сорвался громкий протяжный стон боли. — Где Милорд? — в тёмных глазах вспыхнули огоньки злобы. — Он скоро придёт, — пообещала сестра.        Конечно, Нарциссе было известно, где находился Волан-де-Морт. На последнем заседании, которое проводилось в кругу самых приближённых последователей, Тёмный Лорд с гордостью поведал о неком надёжном источнике, проинформировавшем о местонахождении семьи Поттеров, а по его окончании трансгрессировал в Годрикову Впадину, чтобы не позволить пророчеству сбыться…        Вскоре стены вновь сотряслись от крика Беллатрисы. На этот раз схватки длились дольше прежних, и целительница, всплеснув руками, что-то взволнованно прокричала, выпроводив Нарциссу за дверь. Оказавшись на кухне, девушка опустилась на деревянный стул и спрятала лицо в миниатюрных ладонях.        Злость, чистая и вязкая, как кисель, медленно растекалась внутри. Нарцисса по-настоящему злилась. На отсутствие Тёмного Лорда, когда он так нужен Беллатрисе; на трусость Рудольфуса, который должен поддерживать супругу; на Люциуса, у которого нет времени выслушать её саму; на это забытое Мерлином место, где вынуждена рожать Белла; на саму себя, в конце концов.        Сложив руки в цепкий замок на шее, Нарцисса устало повела головой. Платье туго натянулось в спине. Люциус всегда любил корсеты. Она об этом знала. После изнурительного дня в Министерстве Люциус приходил домой, выпивал добрую половину бутылки эльфийского вина и прокрадывался в спальню, где его ублажала жена. В их спальне Люциус напрочь менялся: надменная маска обращалась в пыль, оставив после себя ранние морщинки вокруг глаз; движения, что полны аристократической строгости, источали нежные нотки. Он утешительно гладил шёлковое тело супруги, припадал к нему тонкими сухими губами, выводил целые маршруты из прикосновений и томно вдыхал аромат Нарциссы. В дни, когда на её тонкой талии был затянут корсет, Люциус был особенно добр. Сперва, лаская губами её хрупкую шею, он медленно потягивал за шнурочки, предвкушая обнажённое тело супруги, а затем грубо срывал кружевную ткань. Люциусу нравилось всё держать под своим контролем: Нарциссу, корсет, их ласки. Спальня стала местом, где главным безоговорочно был мужчина. И Нарциссе нравилось это. Она подыгрывала ему, наслаждалась умелыми руками, а на следующий день принимала роскошные подарки от супруга в качестве награды за послушание.        Будучи школьницей, Нарцисса привыкла к обществу Люциуса Малфоя. Узнав имя будущего супруга уже в семнадцатилетнем возрасте, Нарцисса облегчённо выдохнула. Она привыкла к тому, что Люциус всегда был где-то поблизости: утром они занимали соседние места в Большом зале Хогвартса, затем отправлялись на занятия, а вечером коротали время в общей гостиной среди однокурсников. Но по окончании последнего курса в груди Нарциссы зародился животный страх перед юношей. Мысль о том, что в скором времени ей придётся делить с ним ложе и кров, вселяла в неё неподдельный ужас.        В первые годы их брака Нарцисса сильно дичилась Люциуса. Она закрывалась в библиотеке, старалась не сталкиваться с ним в Малфой-Мэноре, а ночи зачастую проводила в гостевых комнатах. Любой мужчина, как заведено в чистокровных семьях, должен был приучить супругу к строгим нравам его семьи, однако Люциус был снисходителен, дав девушке возможность самой освоиться в новом доме. И вскоре осторожность и мнительность Нарциссы уступили место пониманию и доверию. Шли годы, и она увидела в Люциусе надёжного супруга, готового её оберегать.        Сейчас она остро ощущала его отсутствие: низ живота сводило, к горлу подступала тошнота. Хотелось скорее покинуть этот дом. С Люциусом было спокойнее. Пленившее чувство безопасности и тепла, что со временем вжилось в вены.        Неожиданно входная дверь распахнулась, запустив в дом отрезвляющий запах ночной Бразилии. Нарцисса взволнованно привстала со стульчика, ожидая увидеть милорда. Мимо неё пробежал загорелый юнец, едва не сбив с ног, из-за чего Нарцисса ухватилась за край длинной юбки и припала бёдрами к низкому столу. — Tia, trouxe tudo o que pediu! — пролепетал мальчишка. (Тётушка, я принёс всё, что вы просили!)        Он был совсем не похож на Таис, хрупкую блондинку с пухлым лицом. У него была смуглая, с бронзовым отливом, кожа и чёрные длинные волосы, схваченные верёвкой у шеи. Как только он прошёл в спальню, где были хозяйка и Беллатриса, за ним захлопнулась дверь. — Você pode andar, Bruci. Esconda na casa de Caim. Noite em auto-florescimento. (Можешь ступать, Бруси. Спрячься в доме у Кайма. Ночь в самом разгаре)        Раздались гневные протесты Беллатрисы. Она злобно вскрикнула, но от боли или же злобы — Нарцисса не знала. Внезапно она ощутила всю усталость, свалившуюся на неё, как обрушенное небо. Ей предстояло провести в этом доме ещё несколько суток, пока Беллатриса и наследник милорда не окрепнут для трансгрессии в Ирландию. — Tia, você realmente quer isso? — раздался шёпот. — Todos no distrito estão assustados por causa da aparência de estranhos. (Тётушка, вы точно хотите этого? Все в округе встревожены из-за появления чужаков) — Такова цена за появление новой жизни, bebê, — на плохом английском произнесла Таис.        Дверь вновь открылась, и Нарцисса встретилась с печальными глазами серого цвета. Они были такими пустыми, цвета тумана, что ей отчего-то стало его жаль. Юнец быстро опустил взгляд и выбежал из дома. На кухне остался резкий запах пота.        Неожиданно за окном раздался хлопок. Сердце ускорило темп. Нарцисса приблизилась к окну и увидела перед домом знакомый силуэт. Прямая, словно к спине прибиты доски, осанка; надменно вздёрнутый подбородок; строгий костюм; водопад волос цвета белого золота. Люциус.        Нарцисса поспешила выйти навстречу мужу. Она была искренне рада видеть его, однако где-то внутри, там, под рёбрами, завихрилось нехорошее предчувствие, словно непроглядный туман воздвигся над океаном. Люциус постоял у дороги, и, презрительно осмотрев ветхие дома, нервно запустил пятерню в белоснежные волосы. Нарциссу всегда влекло к ним. Чистый шёлк, струившийся сквозь пальцы.  — Люциус, — тихо позвала она. — Здравствуй, — он поприветствовал её холодно, мужчина был чем-то обеспокоен. — Ты в порядке? — он заключил Нарциссу в кольцо, осторожно приобняв её за локотки. Неожиданно раздался надрывный крик Беллатрисы. — Как наследник?! С ним всё хорошо? — Всё в порядке, — Нарцисса положила свои руки поверх мужских. — Что происходит? Где Милорд? И почему ты здесь?        Люциус втянул прохладный воздух сквозь сжатые зубы. Кожа, глаза, волосы — всё это сливалось в единый белый цвет. На слегка небритой щеке играли желваки. И Нарцисса увидела в его прозрачном взгляде то, чего не встречала уже долгие годы. Чувство, такое живое и хищное, словно зверь, готовое разорвать внутренности. Чувство, из-за которого грудь будто сдавливало невидимым заклинанием, не позволявшим дышать. Чувство, из-за которого всегда соглашались с Волан-де-Мортом.        Страх.        В своём истинном облике он плескался в прекрасных дымчатых глазах, раскрыв в радужках все секреты Люциуса. Подходи и бери. — Люциус, — едва разлепив губы, прошептала она. — Я пришёл за тобой. Нужно уходить, сейчас же, — последние слова он выделил интонацией. — Нам нужно трансгрессировать. — Белла не может, — она слегка качнула головой, всё ещё недоумённо рассматривая напряжённое лицо мужа, — она ещё не родила малыша, — словно в доказательство вновь раздался женский вскрик. — Мы не можем ждать, Нарцисса, — на лице Люциуса, всегда таком хладнокровном и отрешённом, красными пятнами проступала паника. Он с силой дёрнул Нарциссу на себя, словно пытался вразумить. — Да что произошло?! — женский голос дрогнул. — Несчастье в Годриковой Впадине. Милорд мёртв. Всё кончено, Цисси. Все чары пали, — он отпустил её и оголил предплечье. Метка Тёмного лорда тускнела, словно бледная кожа впитывала в себя чёрную краску заклинания. — Нам сейчас же нужно выбираться отсюда! Мракоборцы уже в пути. Цисси, прошу. — Я не могу! Там моя сестра, Люциус. Сестра! — Цисси… Нас убьют… Я пришёл за тобой, — в его обжигающих глазах читалась мольба.        Казалось, голова была готова разлететься на отдельные осколки. Мысли путались. Вопросы, как спицы в колесе, следовали один за другим, сливаясь друг с другом. Но самый волновавший вопрос: что ей делать? Сердце, словно пленённая птица, билось в грудной клетке, ускоряя ритм. Нарцисса с пеленой на глазах ещё раз посмотрела на Люциуса. На его высокие скулы, строгие черты лица и этот шёлк… Мерлин, как же она любила пробовать его на ощупь. Мысли сами по себе метнулись к их ночам, а затем — к ребёнку.        Внутренности перевернулись. Невидимая рука сомкнулась на горле Нарциссы, перекрыв кислород.        Прости меня, сестра… — Идём, — сказала она, плотно сжав губы и вздёрнув подбородок. В голосе читалась разрушительно спокойная сталь. Так говорили Блэки.        «Я вернусь за тобой, сестра… Но вначале спасу своего ребёнка».        Супружеская пара исчезла посреди улицы, а мальчишка, наблюдавший за ними из соседского дома, обескураженно зашторил окно. Что-то происходило…        Неожиданно крики чужачки стихли и на смену им пришёл детский плач. Бруси радостно улыбнулся. Ему всегда нравились дети, в особенности новорождённые. Незапятнанные и непорочные человеческие души, которые только что появились на свет и которым предстоит пройти долгий, сложный, но не менее чудеснейший путь. Бруси видел многих младенцев. Его тётя, чистокровная колдунья, частенько принимала у себя пациенток из других стран и помогала плоду появиться на свет. За это он восхищался ею.        Сегодняшний приём был особенным. Две девушки, что прибыли в небольшой городок Палмас, были из ряда потомственных аристократов. Это проявлялось во всём: грации, речи, вздёрнутых подбородках, холодных взглядах и дорогом одеянии. Бруси не нравились чужеземки так же, как и тот факт, что они ступили на порог их дома ночью.        Ночь для нынешних жителей — мучительные часы. На улицах становилось пустынно, люди прятались под своим кровом, запирая двери и окна. Из дома в дом ласковый ветер разносил страшную молву о ночной каре. Солнце, что целовало землю согревающими лучами, скрывалось за горизонт, освобождая ночь от надёжных пут. В это время небосвод становился донельзя мрачным, затягивая в свой омут остатки светлого дня. И спустя некоторое время ночь величественно возвышалась над Бразилией, чтобы свершить заслуженную кару.        Мать нечестивцев ссылала на ещё неостывшие улицы своих гонцов, облачённых в чёрные мантии. С их появлением воздух становился настолько плотным, что было трудно дышать. Порождались тревога и хаос, проникающие в каждую щёлочку домашних половиц. Безжалостные посланцы убивали народ, применяя к ним магию, и любили смотреть на то, как извиваются хрупкие тела в надежде найти положение, при котором будет не так больно. Ночная кара снисходила до жителей Бразилии лишь несколько раз в месяц, однако этого хватило сполна, чтобы население каждую ночь дышало испугом и паникой.        Когда Бруси возвратился домой, то увидел, что чужеземка по-прежнему была в постели, только теперь на качелях из её рук лежала малышка, завёрнутая в простыню. В груди мальчика что-то слегка кольнуло, и он неосознанно шагнул к гостевой комнате, чтобы поближе рассмотреть ребёнка. Его остановил тихий и властный голос тётушки, что стояла у окна кухни: — Não me aproxime, Bruci, — она бросила взволнованный взгляд в сторону спальни. — Esta não é a mãe que dará seu filho a um estranho. É Bellatrix Black, ela é uma feiticeira de raça pura. (Не подходи, Бруси. Это не та мать, что отдаст своё дитя незнакомцу. Это Беллатриса Блэк, она чистокровная волшебница).        Разочарованно вздохнув, Бруси принялся помогать Таис на кухне: подавал склянки и пробирки, подписанные на неизвестном ему языке; наливал воду в чаши и относил гостье. Когда он заходил в спальню, то жадно рассматривал малыша. Ребёнок кряхтел и часто моргал, морща миниатюрные кукольные губки. — Esta é uma menina, — произнесла Таис, заметив открытую заинтересованность племянника. (Это девочка). — Что? — с недоумением на лице спросила Беллатриса. После того, как она выпила лечебные отвары, её кожа приобрела здоровый оттенок. — Ты же знаешь, Таис, что я не говорю на португальском, — в голосе слышалось раздражение. Пока она говорила, Бруси заметил в углублении над её верхней губой маленькую бисеринку пота. — Где моя сестра? Почему она не приходит посмотреть на свою племянницу, на наследницу Милорда? Неужели она не слышала плач?        Сейчас Беллатриса Лестрейндж, облачённая в хлопковую рубашку, широкую ей в плечах, с новорождённой дочерью на руках выглядела очень хрупкой и молодой. Чёрные кудри хулиганисто выскочили из гребешка и обрамляли лицо. При тусклом свете карие глаза светились чернотой, присваивая девушке неестественно-тёмную красоту. — Как ты назовёшь свою дочь, senora? — проигнорировав её вопрос, поинтересовалась Таис.        Беллатриса улыбнулась. Это был не хищный оскал, а любящая улыбка, обращённая к дочери. Она мягко погладила тонким пальцем лобик ребёнка и сказала: — Кассиопея Таис Блэк. «Мудрейшая, чьи глаза похожи на звёзды» — Это честь для меня… Но думаешь, милорд одобрит твой выбор? — Разве ты видишь его здесь? — в женском голосе звенела обида. — Я знала, я чувствовала, что у меня будет малышка, — произнесла Белла. — Вы утверждали, что это не так, но я была уверена тогда, и теперь вот…        Тётушка не ответила. Она стояла спиной к кровати, перебирая чистое бельё. Хрупкие, но умелые руки подхватывали с поверхности тяжелую ткань и складывали, приглаживая сверху. Неожиданно женщина замерла, увидев что-то за окном. — Bruci! Bruci! — закричала Таис, оттолкнувшись от окна. — Pegue o bebê! Urgente! (Бруси! Бруси! Забери ребёнка! Скорее!)        Таис мгновенно пересекла комнату, схватила волшебную палочку и дрожащими руками взмахнула ею. Свет потух. Она отправилась на кухню, и Бруси услышал тихое бормотание, похожее на затяжную песнь. Мальчишка бросился к кровати, протянув к ребёнку руки, но Беллатриса грубо пихнула его ногой в бок. — Отошёл от меня, щенок! — прошипела она на манер ядовитой змеи. Теперь при свете звёзд её лицо выглядело устрашающим, а глаза буквально полыхали огнём. — Таис, что, чёрт возьми, происходит?! — Белла, готовься к трансгрессии, — когда хозяйка вернулась, её лицо было пепельно-белым, — тебе нужно бежать. Мракоборцы.        Мракоборцы. Одно слово, и Лестрейндж почувствовала прилив страха. Её лицо оставалось безмятежным, однако молодая женщина с силой прижимала к груди сверток, из-за чего малышка расплакалась. — Я не могу трансгрессировать! Моих сил не хватит даже на «Люмос»! — Беллатриса начала подниматься с кровати.        Каждое движение обдавало внутренности болью, словно ловкий смычок проходился по струнам скрипки, затрагивая каждый нерв в теле. Белла исказилась в лице и поджала губы, и когда Бруси решил помочь ей, чтобы подержать младенца, Беллатриса бросила в его сторону ядовитый взгляд, которого хватило, чтобы малец отпрянул. — Поставь же заглушку, деревенщина! — прикрикнула она, опираясь на прикроватный стол. — Пойдет дом не может выдержать этого из-за пересечения рек! Тебе нужно бежать, senora! — Я не в силах! — Тогда спаси bebê! — Нет!        На улице послышался шум. В дом ломился отряд мракоборцев. Таис вскинула палочку, разрезав ею воздух, и прошептала: «Империо». В то же мгновение лицо Беллатрисы стало безмятежным, а взгляд — пустым. В дом пытались пробраться неизвестные. Раздавались громкие выкрики на английском языке. Бруси было страшно. Каждый толчок совпадал со стуком его сердца.        Бух-бух-бух.        Таис, не опуская палочку, аккуратно забрала ребёнка из рук матери. Её движения были точны, а действия — незамедлительны. По щекам струились слёзы, и она, беззвучно глотая их, передала малышку Бруси, поцеловала его в лоб и прошептала: «Corra, Bruci». (Беги, Бруси).        Через его тело прошёл ток. Мальчик схватил девочку, обёрнутую в одеяло, и вылез через окно на крышу. Содрав часть черепицы босыми ногами, мальчишка перебрался на край, спрыгнул на землю, угодив в кусачий кустарник. Младенец на руках Бруси чудом не пострадал и от перенесенной тряски начал недовольно кряхтеть. Но у него не было времени успокаивать новорождённое дитя, мальчику необходимо было бежать. Оборачиваться и думать было некогда.        Оставалось только бежать-бежать-бежать.        Он слышал, как кричали эти ужасные люди. Сердце выло, как волк на луну. Он ускорил темп, прижав младенца к груди. Девочка, словно почуяв опасность, перестала плакать и теперь удивлённо рассматривала новое лицо. Ветки трещали под весом Бруси и больно впивались в стопы. Дыхание сбилось, грудь нещадно сдавливало, горло саднило, с губ срывался глухой кашель. Он остановился лишь на небольшой полянке, окольцованной редкими шоколадными деревьями, когда перестал слышать голоса чужеземцев. Бруси присел в корнях дерева и заплакал.        И что он будет делать с младенцем, когда сам всего лишь мальчишка, лишённый магических сил?        Бруси ослабил хватку и встретился с пронзительными глазами, отражавшими его лицо.        Кассиопея.        Её глаза были такими тёплыми, словно в них был растоплен шоколад. Бруси представил, какой красивой будет эта девочка. Выразительные глаза, пышные кудри и острая, как стилет, улыбка. Копия матери.        Что теперь станет с его тётушкой? Бруси всё ещё видел её прямую спину и вытянутую руку, держащую палочку. Её руки, всегда такие хрупкие и бледные, словно Таис всю жизнь проживала в дождливом городке, с уверенностью направляли острие древка на чужеземку. Губы женщины были поджаты, глаза налились решительным блеском, несмотря на слёзы. Племянник боялся, что больше не увидит Таис.        Всю ночь Бруси просидел у подножия дерева. Когда небо озарилось яркими красками малинового и оранжевого, он вернулся домой. Комнаты были разрушены, словно в помещение ворвался настоящий ураган и устроил шумные танцы, поиграв с разбросанными скопами одежды и сорванными занавесками. Бруси бесшумно ходил из комнаты в комнату, осматривая хаос, творившийся в доме. Он присел на кровать, где несколько часов назад лежала Беллатриса, и молча наблюдал за рассветом, покачивая на руках ребёнка.        Через несколько дней Бруси узнал: Беллатриса Лестрейндж и Таис Делано Авелар приговорены к пожизненному заключению в Азкабане за содействие волшебнику, именовавшему себя Лордом Волан-де-Мортом. Члены Ордена Феникса, миссис и мистер Поттер, были найдены мёртвыми в своём доме в Годриковой Впадине. Первая магическая война была окончена. Ночная кара пала. Теперь у него появилась надежда на лучший день. И в этом страшном мире он остался один с новорождённым младенцем на руках…