Рассвет истлевшей надежды

Октябрь, 1999 год, Болгария.        Тёплый свет заходившего солнца, похожего на золотой галлеон, нежно целовал дощатый пол комнаты косыми лучами, от которых тянулись узкие и причудливые тени. Слышался тихий перестук барабанящих по столу пальцев. Девушка сидела за обеденным столом в маленькой, но очень уютной комнатке, и лениво перелистывала засаленные страницы научного справочника. Гермиона с шумом захлопнула книгу и отодвинула её на край стола. Девушка стряхнула с ног большие по размеру тапочки, откинулась на спинку стула и убрала под заколку выбившийся локон волос.        Невозможно объяснить того, что происходило с ней всё это время. Казалось, она бесповоротно потеряла себя, оставила там, среди останков разрушенного Хогвартса, когда, поджав хвост, трансгрессировала в безопасное место. В последующие дни она и небольшая группа подростков безвылазно сидели в подвале древнего особняка, окружённого десятками защитных чар тёмной магии, пока на поле битвы догорали искры последних боевых заклинаний.        Когда спустя неделю Гермиона отправилась в город, где жили родители, её встретила обугленная яма, изувеченная недавним пожаром, который поглотил всё на своём пути. Небольшие домики с кривыми крышами разрушены до основания, вместо них — настоящая пустыня из пепла. Девушка долгое время стояла там, впитывая в себя увиденное, запоминая каждый кирпич, который когда-то был частью одного из домов. На удивление, слёз не было; зато девушка испытала настоящий страх от образовавшейся пустоты. Тогда-то она и подвела для себя черту, которая разграничила жизнь на прошлое и настоящее. Грейнджер незамедлительно трансгрессировала и больше туда не возвращалась. От прежней жизни у девушки остался лишь флакон, наполненный пеплом сгоревшего дома.        Затем жизнь её превратилась в настоящий водоворот адреналина и опасности. Она жила в небольшом пристанище на юге Уилтшира всего за пару сиклей в сутки, где каждый вечер спускалась в бар и опустошала запасы гостиного дома. Успела освоить полёт на метле, которую сторонилась все школьные годы; приняла участие в играх за деньги; обокрала лавку с волшебными амулетами (которые на самом деле были всего лишь стеклянными безделушками магглов), и даже завела роман с сыном местного пекаря. Конечно, всё это происходило не с Гермионой, а с девушками, внешность которых она выбирала, принимая оборотное зелье. Сама Гермиона Грейнджер осталась в прошлом, где погибли её товарищи и друзья.        Девушке не нужно было подходить к зеркалу, чтобы увидеть себя — её лица, как рождественская гирлянда, украшали каждый уличный столб. Она была объявлена в розыск за преступления против правительства. Именно поэтому девушка примеряла на себя десятки чужих масок, проживая новый день под новым именем, придумывая историю жизни на каждую личность. Сначала это пугало, но она не раз задавалась вопросом: а кто такая Гермиона Грейнджер? Ответа не было даже у неё самой, и в скором времени тревога сменилась нешуточным азартом. Девушке нравилось жить по-другому, рисковать и делать то, чего раньше не осмеливалась, с осознанием, что после истечения действия оборотного зелья последствия уйдут, как неприятный сон.        Чаще всего она проходила мимо своих изображений на улице, но иной раз внезапно останавливалась и подолгу смотрела на ещё совсем юное лицо, нахмуренные брови, взгляд, злобно сверкавший исподлобья, и тёмные густые косы. На этих плакатах Гермиона выглядела безумной. Она и правда могла сойти за особо опасного преступника, заточённого в Азкабан. Как раз в один из таких дней к ней подошла незнакомка преклонного возраста. Женщина оценивающе взглянула на свирепое лицо Гермионы, которая, казалось, готова броситься на любого прохожего, покачала головой, пробормотала: «Жалкая гадюка...» и покосилась на рядом стоявшую девушку, словно ждала от неё поддержки. Но не получив ожидаемой реакции, поджала сморщенные губы и ушла. Гермиона, случись это года два назад, должно быть, обозлилась бы, но сейчас её преследовало лишь пугающее безразличие. Она постояла ещё некоторое время, пристально осматривая своё лицо на бумаге, затем пошла дальше, будто ничего не произошло.        Период холодной отчуждённости прерывался внезапными проблесками, когда Роуман, её новый друг, знавший о небольшом секрете знакомой, приносил выпивку или закрутки с тентакулой. Гермиона лежала на дурно пахнувшей кровати рядом с Роуманом, пропускала его длинные чёрные волосы через пальцы, вдыхала пряный аромат тлевших трав и дрейфовала на размытой границе между явью и выдуманной иллюзией. В такие моменты сквозь туманную пелену к ней поочерёдно приходили её друзья. Сама она этого не помнила, но Роуман заверил, что она заводила беседы сама с собой, извинялась и, вдоволь поплакав, проваливалась в сон.        Шли недели, за ними — месяцы. В стране происходили разительные перемены, а жизненный уклад Гермионы не менялся. Она вступала в нелегальные дуэли за деньги в качестве приза, курила закрутки с Роуманом и каталась на мотоцикле, заправленном волшебной пыльцой для взлёта. Казалось, ничто не могло нарушить устроенный ритм эйфории и безразличия. Так думала сама Гермиона, пока их с другом не настигли Пожиратели смерти.        Это произошло в конце октября, в разгар Хэллоуина. Дети, счастливые и беззаботные, пружинисто шагали, распихивая по карманам заслуженные гостинцы. В воздухе витало праздничное настроение, улицы сверкали от обилия разноцветных украшений, которые превратили серые и неприметные переулки Уилтшира в чудеснейшее место. Люди одаривали друг друга тёплыми улыбками, махали с порога и сочувственно поглядывали на людей, что, вжав голову в плечи, старались быстрее покинуть этот суетный район города.        По людным дорогам в обнимку, схватив друг друга за плечи, шли два молодых человека, одетые в тёплые мантии, и выкрикивали вразнобой строчки из праздничной песни. Жители, которые ещё не спали, обрадованно засвистели, и кто-то даже взметнул вверх палочку, чтобы устроить фейерверк. Роуман, выронив бутылку, шумно чертыхнулся и остановился, чтобы поднять её. Второй юноша дал слабого пинка и тут же навалился другу на спину. — Вот ведь чертовка! — воскликнул Роуман, откидывая со лба чёрные пряди. — На этот раз в тебе дури побольше будет, чем прежде!        Второй юноша лишь ухмыльнулся, передёрнув плечом. Затем они снова сцепились, но не успели дойти до конца улицы, как с мальчишеским азартом о чём-то заспорили, один толкнул другого, и они ринулись вперёд наперегонки.        Выпив утром оборотное зелье и обнаружив, что перепутала волос какой-то блондинки с волосом её ухажёра, Гермиона сильно расстроилась, на что Роуман махнул рукой, заверив подругу, что так оно даже лучше, ведь прежде она не была в роли парня. Сначала Грейнджер чувствовала невыносимый дискомфорт, посиживая в теле крепкого мужчины, но, выпив два-три стакана эльфийского вина, забыла про свои переживания и уже через час кадрила незнакомку у входа в бар, нашёптывая на ухо пошлые комплименты и накручивая на палец рыжий локон. Дело могло зайти куда дальше, если бы Роуман не перехватил нетрезвую парочку по дороге в комнату, напомнив Гермионе, что она вовсе не парень по имени Фрэнк. Позже они оставили в одиночестве обиженную девушку и покинули бар, глупо посмеиваясь над происходящим.        Как же легко забыть, кто ты есть!        Ввалившись в комнату гостиного дома, друзья были слишком пьяны, чтобы заметить несколько чёрных теней, стоявших у дивана. Гермиона, которая всё ещё выглядела, как широкоплечий Фрэнк, закрыла за собой дверь и включила свет.        Тогда произошло всё очень быстро. Немые заклинания стрельнули скопом разноцветных искр, которые в воздухе превратились в тугие верёвки. Они окольцевали двух юношей на уровне груди, которые, опешив, грузно упали на пол. К ним подошла совсем молоденькая девица, облачённая в мантию, застёгнутую под горло на аграф в виде черепа, выпускавшего змею. На свету жёлтых ламп сверкал нагрудный значок стража. Она опустилась перед Роуманом, подняла его подбородок остроконечной палочкой и склонила голову набок, отчего её коса немного легла на пол. Сзади к ним поспешили ещё двое: Маркус Флинт, который был чуть младше Гермионы, и его отец, приближённый Волан-де-Морта. Грубой хваткой они подняли юношей на колени, приставив к горлу острые лезвия. Грязной пятернёй Флинт-старший ухватился за волосы Роумана и оттянул его голову назад, сжимая пряди в ладони. — Ну надо же, — оскалилась девушка, — кто бы мог подумать, что какой-то грязный юродивый наркоман может оказаться таким полезным человеком. Повелитель искал тебя. Ты можешь помочь ему, — она приблизилась к его лицу, сощурив глаза.        Гермиона вилась ужом в руках Пожирателя смерти. Гнев вскипел в её жилах. Она хотела накинуться на эту дрянь, но Флинт-младший сильнее заломил руки за её спиной. Гермиона постаралась опуститься как можно ниже, чтобы достать ногами до блондинки, которая была слишком далеко, и совершила выпад ногой вперёд. Пожирательница привстала, выпрямилась и уверенным шагом направилась к неотёсанному дружку Роумана Сибелла. С её приближением в Гермионе увеличивался давно забытый страх, и она начала изворачиваться в руках Флинта ещё сильнее в попытке освободиться. На ходу страж откинула от бедра мантию, достала из кожаного ремня нож и приставила его к щеке Гермионы, заставив ту застыть в одном положении. — Правильно делаешь, что боишься, — по губам пробежала рябь, женщина хищно улыбнулась. — Назови своё имя. — Фрэнк, — произнёс хриплый голос.        По комнате разнёсся оглушительный хлопок. В одно мгновение худая рука пожирательницы ловко подкинула нож, поймав за лезвие, и ударила Гермиону рукояткой по лицу. На глазах Грейнджер навернулись непрошеные слёзы боли, девушка прижалась подбородком к плечу, смежив веки, чтобы сдержать глупый порыв разрыдаться прямо здесь. — К стражам нужно обращаться по-иному, — сквозь сжатые зубы процедила блондинка. — Назови своё полное имя. — Фрэнк Милдрет, уважаемый страж, — ответила Гермиона, заглянув в глаза, где плескались надменность и презрение. — Тебе должно быть стыдно за своё хамство, Фрэнк Милдрет, — страж очертила линию скулы рукояткой и обернулась к Роуману. — Удивительно, как знание какого-то секрета может сделать из сброда настоящего придворного, — прошептала она, не сводя пристального взгляда с друга Гермионы. — Тебе известно, кого мы ищем, ведь так?! — Я ничего не знаю, отпустите меня, пожалуйста. — Где Грейнджер? — обрушившись на него, страж схватила его за горло. — Отвечай!        Роуман тяжело задышал, от страха глаза его увеличились в размерах, губы заметно дрожали. Пока одна рука твёрдо охватывала шею юноши, неотрывно изучая его позеленевшее лицо, свободной рукой страж спрятала нож в ножны. Резкость и чёткость, которые выражались в малейшем движении молодой женщины, внушали страх. Струнная осанка, стянутые на затылке волосы, грубый и надменный голос — всё говорило о натренированности бойца, которая не могла не восхищать других. Гермиона по-настоящему боялась её. — Я не знаю! Честно! — Роуман вскрикнул, когда острый конец лезвия в руках Флинта коснулся его кожи рядом с ключицей и оставил тонкий порез. Рана зашипела. — Это что, яд?! — Где Грейнджер? — по лицу девушки было видно, что он испытывает её терпение. — Или отвечай на вопрос, или умри, как ничтожный предатель, — она взметнула палочку в воздух и, придерживая её лишь двумя пальцами, ткнула острием в лоб Роумана. — Вы не можете меня убить, я нужен вам! Я нужен Волан-де-Морту! Вы сами сказали! — У меня свои методы добывать информацию.        Гермиона взбрыкнула так, что Флинт младший со своими крепкими руками не смог удержать её. Он нелепо осел на пол, когда она обрушилась на стража, ухватившись за косу. Пожиратель смерти полоснула по ней заклинанием, Гермиона отлетела к столу, который отъехал под её весом в сторону, и с грохотом упала на пол. Роуман завертелся, попытавшись освободиться от верёвок, но оружие Флинта резануло по груди. Раздался крик боли. — Петрификус Тоталус! — прошипела страж, направив палочку на Гермиону. — Идиот, — как яд, Флинт старший выплюнул оскорбление в лицо сыну, — ты чуть не сорвал всю операцию. — Вернёмся к делу, — с явным раздражением в голосе продолжила девушка, упершись руками в колени, — где грязнокровка Грейнджер? Нам известно, что ты покрываешь её. Воруете в баре волосы и прочую дребедень, а потом незаконно варите оборотное зелье, которое, к тому же, имеет долгосрочное действие.        Раскосые глаза неестественно золотого цвета пристально изучали осунувшееся лицо парня. Роуман устало покачал головой. Его грудь жгло огнём. Он лишь взывал про себя к Мерлину, чтобы тот уберёг Грейнджер. Эта одержимая риском истеричка стала близким другом, и почему-то её судьба волновала Роумана больше, чем его собственная. — Я не скажу, где Грейнджер, — шепнул он на ухо стражу, когда та наклонилась к нему. Он даже изловчился кусануть её за мочку с серьгой, напоровшись горлом на лезвие, отчего на шее появилась розовая линия.        Пожиратель смерти вцепилась ладонью в его лицо, сжав пальцами щёки, чтобы Роуман не смог увернуться, поднесла ко лбу волшебную палочку, и с губ стража слетело заклинание, которое, как ток, пронзило тело юноши. Волна боли заставила захлебнуться собственной слюной. Парень зашёлся сухим кашлем. Роуман упал на пол, а верёвки, что до этого стягивали грудь, испарились, превратившись в жёлтую пыль. Его тело выгибалось дугой, руки хватались за воздух, словно хотели что-то поймать; пламя проникло под кожу, изо рта пошла обильная пена серого цвета, глаза закатились, и вскоре тело содрогнулось в последний раз. На лбу, там, где прежде касалась палочка, появилась метка «казнён». — Тёмный Лорд будет недоволен, страж, — опустив взгляд, проговорил Флинт-старший. — У меня чёткие указания, которым я следую, Флинт, — страж скинула тяжёлую косу с плеча за спину. — И если я казнила его, значит так было нужно, — девушка дала знак своим помощникам, и все трое исчезли.        А Гермиона всё так же лежала у стены. Она неотрывно смотрела на бездыханное тело Роумана, не имея возможности приблизиться к нему или заговорить. Слёзы застилали глаза, отчего его фигура расплывалась в бесформенное тёмное пятно.        Он умер. Умер. Умер из-за неё!        Давно забытая злоба дурманила голову. Гермиона ненавидела Волан-де-Морта, его приближённых, новоявленных стражей. Но больше всего она ненавидела себя за то, что побоялась выдать себя, позволив другу умереть.        Хотелось выброситься в окно от чрезмерного отвращения к самой себе, но девушка продолжала лежать там, на деревянном полу. Минуты растянулись в вечность — эта хэллоуинская ночь была самой длинной в жизни Гермионы.        Утром их нашёл хозяин гостиного дома. Он помог Гермионе (а точнее всё ещё Фрэнку) избавиться от обездвиживания. Увидев надпись на лице Роумана, он презрительно сплюнул рядом с телом и тут же отправил письмо в департамент, чтобы забрали мертвеца. Когда владелец ушёл, Гермиона подползла к Роуману, лёгким прикосновением поцеловала потрескавшиеся губы, попросила прощения, дала клятву отомстить и трансгрессировала, пока действие оборотного зелья не кончилось.        В тот день Гермиона Грейнджер умерла во второй раз.        Так она оказалась здесь, в обжитой квартирке старого знакомого. Жители городка София ещё нежились в нагретых постелях и улыбались предстоящему дню, когда Гермиона оказалась на пороге. Какое-то время она, стоя перед дверью, не могла понять, почему на подсознательном уровне выбрала именно это место. Ответ был прост: ей некуда больше пойти. Тогда, тряхнув головой, она кинулась к двери. Ладони, сжатые в кулаки, настойчиво колотили по ней, словно Гермиона пыталась вытеснить обиду изнутри при помощи ударов. Дверь никто не открывал, и, по всей видимости, хозяин отсутствовал. Обессилев, она прижалась спиной к холодной стене, сползла по ней на пол, небрежно рухнув и немного завалившись в сторону, и вцепилась руками в спутанные волосы.        Она просидела там больше часа, пока мимо сновали люди и с недоумением бросали на грязную девчонку вороватые взгляды. Каждый раз, когда раздавались шаги, Гермиона опускала голову к прижатым коленям, прячась за копной волос, похожих на патлы. Единожды к ней подошёл какой-то старичок, любезно поинтересовавшийся, что произошло, и ухватился за острый локоток, отчего у Грейнджер началась паника, но, проглотив её, девушка притворилась пьяной. Она отмахнулась от мужчины резким движением руки, чудом не задев его очки, и промычала что-то невразумительное. Неизвестный неодобрительно покачал головой и ушёл.        Громкий мужской бас внезапно обрушился на неё, заставив подскочить на месте. Оказалось, Гермиона, выбившаяся из сил, уснула прямо на пороге, опустив голову на колени. Болгарская ругань грохотала прямо над ухом. Опешив, Гермиона подумала: «Откуда Роуман знает болгарский? Вот же номер!» И когда подняла голову, чтобы посмотреть на друга, перед глазами в одно мгновение пронеслись кадры прошедшей ночи, пронзив голову подобно стреле. Но внезапный всплеск горечи сменился облегчением. Гермиона поспешила подняться на ноги и обвила руками хозяина дома. — Махни се от мен, пияница! — юноша грубо пихнул сумасшедшую в грудь. (Да отцепись же от меня, пьяница!)        Гермиона слегка ухватилась за его руки чуть выше локтя и сжала свои пальцы, заглянув в тёмные, почти чёрные глаза. — Гермиона? — шёпотом позвал он, округлив глаза.        Он положил свои большие ладони на её перепачканные щёки и приподнял заплаканное, истощённое лицо. Обескураженным взглядом он изучал её долю секунды, затем стянул с себя рабочую мантию, опустил на хрупкие плечи Гермионы и, обернувшись, чтобы удостовериться, что нет лишних глаз, завёл в дом. Послышался звук запираемой двери, а затем тихое бормотание защитного заклинания. Юноша провёл гостью в свою спальню и, напоив умиротворяющим бальзамом, дождался её равномерного дыхания.        Девушка, окунувшись с головой в горячий закат, прогуливалась у окраины Запретного леса. Прохлада и туман сковали новенькие зелёные ковры высоких холмов. Из хижины Хагрида столбом валил дым, а громкий треск горящих поленьев в камине был слышен даже снаружи. Гермиона с улыбкой на лице поёжилась от порыва ветра, укутавшись в мантию, и подумала о том, как сильно будет скучать по Хогвартсу после экзаменов. Внезапно раздался шелест листьев, сквозь который на едва заметной слышимости прозвучало её имя. Волшебница остановилась, осмотревшись вокруг. Неужели Гарри опять решил напугать её? Развернувшись на носках, она хотела было вернуться в замок, однако до неё вновь донёсся знакомый голос. Надтреснутый, он приблизился к Гермионе, ударив по слуху, и эхом распространился по лесу, отскакивая от одного дерева к другому.        Сжав в руке волшебную палочку, девушка спустилась по крутому спуску, осветив дорогу к Запретному лесу. Она медленно пробиралась через непроходимые кустарники, следуя за голосом Роумана. Когда она вышла на округлую поляну, опоясанную могучими, ветвистыми деревьями, то увидела друга и, сорвавшись с места, заключила его в объятия. Отстранившись, Роуман прошептал: «Тебя ждут удивительные перемены, Грейнджер. Воспользуйся этим. Живи!», а затем он нацелил на неё палочку и произнёс непростительное заклинание.        Когда Гермиона проснулась, солнце уже опускалось за горизонт. Помассировав ладонью щёки и почесав заспанные глаза, она увидела одежду, оставленную хозяином дома у подножия кровати. Натянув на себя чистый хлопок, стало отчего-то легче. Она подошла к двери, пригладила руками непослушные волосы и вошла в кухню.        В последний раз, когда Гермиона гостила здесь, дом показался ей, как минимум, необжитым. Не было роскоши и ухоженности, что пронизывают воздух счастьем и спокойствием. Сейчас же на стенах висели большие награды, на которых играли золотые блики, на подоконнике стояли декоративные растения, на диване были разбросаны причудливые игрушки. В каждой мелочи чувствовалось прикосновение женской руки.        Из соседней комнаты доносились тихие всплески воды, и Гермиона ощутила, как по коже распространился неприятный зуд. Смертельно хотелось погрузиться в объятия горячей ванны и смыть с себя остатки уходившего дня. Она опустилась на стул, обвела взглядом комнату и приняла твёрдое решение.        Она останется здесь лишь на ночь. Будет нечестно, если Гермиона станет упрашивать укрыть в доме преступницу.        Девушка придвинула к себе толстую, трухлявую книгу, что лежала на середине стола, и раскрыла её на том месте, где отогнут уголок страницы. Девушка лениво осматривала справочник, перескакивая с одной строчки на другую, даже не дочитывая слова до конца. Кривые и узкие письмена на древнем языке описывали возможное использование жидкого адуляра для пыток. Гермиона, выпятив губу, с шумом захлопнула книгу и с отвращением отодвинула её на край стола. Нагружать себя чем-либо (а тем более тёмной магией) не хотелось вовсе, и она откинулась на спинку стула.        В последнее время с девушкой происходили странные перемены. Ощущение, что Гермиона Грейнджер потерялась в пучине смертей и войны подкреплялось утратой любви к чтению. Научная это или художественная литература — разницы нет: Гермиона тотчас небрежно отбрасывала книгу в сторону. Остывшие от прикосновений страницы так и оставались недочитанными. Её интерес всегда зарождался за малую толику времени, но теперь он остывал с ещё большей скоростью.        Будь это целый отрывок, строчка или отдельное слово, оно непременно посчитает должным вернуть Гермиону к плохим событиям её жизни, а иногда — к тёплым воспоминаниям о школе, друзьях и семье, но тогда её одолевает переполняющий гнев от осознания, что она потеряла. — Ты проснулась, — безразличным тоном произнёс юноша, что зашёл на кухню. — Виктор… — опустив веки, прошептала она.        Внутренности внезапно сжались, девушка еле удержалась от того, чтобы прижать руку к животу. Если днём, встретив Виктора, она чувствовала облегчение, то теперь — тревогу и стыд. Она пожалела, что пришла к нему в такое тяжёлое для всех время.        Гермиона обернулась к нему и резко умолкла. Виктор приближался к столу. С первого взгляда можно сказать, что Виктор Крам, звезда квиддича, совсем не изменился. Однако черты лица его заострились, глаза стали темнее и светились чернотой, а во взгляде появилось выражение, которое даёт понять сразу: перед вами мужчина, не мальчик. Исчезла сутулость, и, несмотря на лёгкую косолапость, движения наполнены несдержанностью и быстротой. — Я… Прости меня за неудобства, — начала она, — просто мне некуда больше пойти… Мой дом, он сгорел, — Гермиона умолкла и прокляла себя за то, что начала оправдываться. Она заметно стушевалась под мрачным взглядом Виктора, что уже уселся напротив неё и неотрывно следил за девушкой. — Я завтра же утром уеду. — Должен признаться, я совершенно не рад твоему появлению в моём доме, — сначала Грейнджер изумилась его «чистому» английскому, а затем её руки мгновенно похолодели и девушка пугливо посмотрела на его губы, не осмелившись встретиться с мужчиной взглядом. — Более того, я очень зол на тебя, Гермиона. Ты ставишь не только свою жизнь под угрозу. — Ты Пожиратель смерти? — внезапно выпалила Гермиона. — Да, — холодно ответил он. — Я знаю, что о многом прошу тебя, но мог бы ты… — Не выдавать тебя? Гермиона, я служу Повелителю, — та небрежность, с которой были произнесены слова, заставила Грейнджер насторожиться, — но это не означает, что я смогу запросто предать друга. Некоторое время ты можешь пожить здесь, пока Агостина находится в Лондоне. Но это с условием, что ты не станешь покидать дом. И не пользуйся магией, это тоже очень важно. — Спасибо, — на выдохе произнесла Гермиона, из-за чего голос перешёл в шёпот. Она опустила голову на сцепленные перед собой руки и закрыла глаза. — Что произошло с тобой?        Наконец-то у Грейнджер появилась возможность выговориться. Гнев, обида, страх — всё смешалось внутри, готовое в любое мгновение вырваться наружу с огромной истерикой и ещё, Мерлин его знает, с чем. Невыносимо держать эмоции и мысли на коротком поводке, хотелось выплеснуть их полностью, без остатка. Гермиона так и поступила. Она рассказала Виктору всё: начав с битвы за Хогвартс и закончив их разговором. Местами она тихо всхлипывала и шмыгала носом, но сдерживала слёзы. При виде Виктора, такого твёрдого, но не каменного, Гермионе хотелось ему соответствовать. Весь рассказ он молча прожигал в ней дыру, и от этого взгляда в Грейнджер взбурлила кровь. — Многие обожествляют тебя, Гермиона Грейнджер, — сухо произнёс он после недолгого молчания, — другие же считают предателем Ордена. — А кем считал меня ты? — Трупом. Тебя не могли найти, и я решил, что ты погибла. — Возможно, оно так и есть, — ответила Гермиона, опустив взгляд. — Ты удивительная, — произнёс Виктор. Губы слегка дрогнули и преобразились в кривую линию. — На твою долю столько всего выпало, но ты продолжаешь бороться. Ты говоришь, что, возможно, уже умерла, но я думаю, это не так. — Я не борюсь, а убегаю. — Бегство — это тоже своего рода борьба, — заявил он.        Гермиона долго изучала лицо Виктора, перебираясь от одной точки к другой, и никак не могла понять, того ли она человека повстречала на четвёртом курсе обучения. — Ты очень изменился. Больше, чем я. — Война меняет всех, а тех, кто служит ей — вдвойне, — отчеканил бесцветный голос. — Гермиона, скажи, что ты теперь собираешься делать?        Немного подумав, она ответила: — Мстить.