Твою ж мать.

       Утро никак не хотело врезаться в сознание Финна медленно и безболезненно. В горле першило, голова болела, а послевкусие во рту было такое, будто он лизал улитку. — Ебана в рот, — Прохрипел Вулфхард, пытаясь натянуть одеяло побольше на себя, как вдруг шевеление по обе стороны от него заставило глаза распахнуться. Белый потолок. Чистый. Значит, он не у себя в квартире. А где тогда? — Вулфхард? — Это… Джек? Это его голос такой сорванный? Финн медленно поворачивает голову вправо и видит два испуганно-злых омута. — Уебанище? Джек? — А это Джейден? Финн и Джек медленно поворачивают голову влево, встречаясь с шокированным, недовольным и сонным Джеем. — Бля… — И не говори.        Зависло напряжённое молчание. Три пары охуевших глаз смотрели друг на друга, пытаясь хотя бы примерно понять, чё происходит. — Где мы? — Первым подал голос Джей. Он оценивал состояние всех троих, как " я охуею сейчас ещё больше, если узнаю, чё было вчера». Сам он помнил, кстати, не многое…

***

       Уайатт нервно кусал губы, осознавая в какой он жопе. Сзади Джей, спереди злоебучий ноутбук, вокруг пьяные подростки. Что он, умник и красавец, надежда и молитва ректора в университета Лос-Анджелеса, забыл в этом бомжатнике? Какого хуя его пробивает на пот, когда его лапает какой-то пидор?.. Почему его ноги так, сука, дрожат, а сердце вот-вот вырвется из грудной клетки?! — Умоляю, Олефф, прекращай виснуть… — Этот шёпот. Ёб твою мать, да Олефф тут, потому что ебучий Джейден Либерхер из сранной 134 квартиры со своим братцем-засранцем тут! И это беситбеситбеситбесит! — Я не намерен говорить с тобой. — Чётко и без дрожащего голоса. Всё, как и запланировал Уайатт. Он чувствует невесомое прикосновение чужих губ к собственной шее.        Вдох. Выдох.        Олефф готов развернуться и рассказать, как он страдал, как любил и как, вообще-то, скучал по Джейдену. А потом послать нахер. И ударить в эту наглую рожу. Да ударить так, чтобы он на месте скончался. Да, жестоко, но Олеффу сейчас так похер.        Он готов уже раскрыть рот и вывалить всё своё негодование, разворачиваясь на пятках новеньких кроссовок, как из-за угла вываливаются два картофельных мешка. — А я тебе ещё раз говорю, Финляндия, — в одном из этих нестоящих-не_живущих-но-отлично-пьющих, Олефф узнает Джека. — ты лучше бабы! Вот, как пацан говорю! — От души, вот блять… Сука, бля-ять… — Олефф скашивает глаза на повеселевшего Джея, который уже готов чуть ли не прыгнуть на Финна, что шёл в обнимку с Джеком. — Чел, это твоя самая информативная речь, — Джек пьяно икает и смеётся, а потом замечает Уайатта, белого, злющего, с прикушенной губой и бешеными глазами. — Оп, дарова. Мы помешали? — Карие глаза смотрят на Джея, который по-хозяйски положил руки на бёдра кудрявой фурии. — Ни в коем разе. Этот долбоёб уже уходит, — шипит сквозь зубы Олефф, пытаясь скинуть чужие руки. — и своего брата с его дебильником вместо мозга забирает с собой!        Джек непонимающе смотрит то на сожителя, то на Джея, который как-то нагло ухмыльнулся, то на «брата с дебильником». Но всё как-то решилось само собой в тот момент, когда Финн, преисполненный обидой за столь высокоинтеллектуальное унижение, притягивает к себе Олеффа и целует. Вот так. Без лишних слов и под свист брата. — Океей, баран казахстанский, я проебал и в этой схватке, — смеётся Либерхер, хлопая брату, когда тот отстранился.        Униженный ещё больше Олефф не стерпел.        Первым в накаут ушёл Финн с его наглой рожей, а потом и Джей, с его дебильными комментариями. Джек, поймав на себе свирепый и пристыженный взгляд сожителя, резво развернулся и страусиным бегом ринулся в толпу полуголых тел…